Читать книгу "Лесной бродяга - Габриэль Ферри"

Если мы припомним теперь разговор, происходивший между испанцем и доном Августином, в котором гасиендеро передал признания покойной вдовы Арельяно относительно Тибурсио, то нам станет понятно, каким образом дон Эстебан убедился в том, что перед ним его родной племянник.

Затем, обстоятельства гибели Маркоса, в связи с тайной Вальдорадо, известной Кучильо, открыли испанцу, что убийцей Арельяно являлся все тот же Кучильо. Это обстоятельство могло принести выгоду, так как ставило бандита в полную зависимость от дона Эстебана, но зато любовь Тибурсио к Розарите представлялась ему весьма серьезным препятствием.

Таким образом, грозовые тучи все более и более сгущались над головой Тибурсио.

К зародившимся в голове Кучильо замыслам мести теперь еще прибавлялось обманутое честолюбие испанца, если бы подслушанное свидание убедило его в любви доньи Розарии к Тибурсио.

Несмотря на сильный лунный свет, испанцу и бандиту удалось прокрасться вдоль ограды и притаиться в небольшой рощице из апельсиновых и лимонных деревьев, откуда они могли спокойно подслушивать разговор молодых людей. Однако большинство слов доносилось до них невнятно, а потому они решили осторожно подойти поближе, и благодаря царившей тишине теперь от них не ускользало ни одно слово.

— Что бы вы ни услышали, — прошептал дон Эстебан, обращаясь к Кучильо, — оставайтесь неподвижны!

«Это уж мое дело, голубчик! — подумал Кучильо. — Мне до тебя дела нет, а свою обиду я вымещу на проклятом мальчишке, и, черт побери, мне интересно знать, неужели я действительно остался в дураках и эта глупая красавица влюблена в Тибурсио?»

Оба сообщника расположились поудобнее и так близко от разговаривавших, что их разделяла только прозрачная стена кустарников.

В продолжение некоторого времени, которое им показалось очень скучным, до них доносились только сетования и упреки, которыми влюбленные порой осыпают предмет своего обожания; девушка отражала эти нападения с легкой насмешкой, ничуть не тронутая жалобами своего поклонника. Таким образом, все, казалось, убеждало, что страсть Тибурсио не находила ответа, ибо женщина остается глуха к обращенным к ней мольбам, только когда ее сердце холодно. Мы убедимся впоследствии, насколько справедливо подобное предположение.

Из окна доньи Розарии падал слабый свет на посыпанную песком дорожку сада. Красавица стояла за железной решеткой окна в позе, полной грации и неги. Одетая в белое, она выглядела несравненно прелестнее, чем в гостиной, и производила впечатление какого-то неземного видения. Известно, что очарование испанских женщин действует сильнее всего, когда они появляются за железными решетками окон или балконов.

Шелковое ребозо, окутывавшее прелестную головку Розариты, спускалось мягкими складками на шею и плечи, ее стройная фигура четко вырисовывалась в освещенном окне, так что даже была видна миниатюрная ножка, обутая в изящную туфельку.

Тибурсио стоял прислонившись лицом к ажурной железной решетке, и вся его фигура выражала глубокое отчаяние, как будто ему пришлось выслушать свой смертный приговор.

— Розарита, — говорил он, — я не забыл, подобно вам, того дня, когда увидел вас первый раз в лесу. В сумерках я не смог разглядеть вашего лица, но вы произвели на меня впечатление лесной феи, ваш голос очаровал меня сразу, как только вы заговорили, еще никогда я не испытывал ничего подобного!

— Я вовсе не забыла, Тибурсио, о той услуге, которую вы нам оказали, но зачем вспоминать о том, что давно прошло?

— Разве я смогу забыть то время, когда, уверен, — жизнь моя началась только с той встречей? Я помню ту первую встречу так ясно, как будто она случилась вчера!

Тибурсио замолчал на мгновение, будто под влиянием воспоминаний, затем продолжал тихим, полным страсти голосом:

— Когда пламя костра осветило постепенно ваше лицо и я в первый раз увидел его, то меня не поразила ваша красота только потому, что я заранее предугадал ее по звуку вашего голоса, от которого меня охватила какая-то странная дрожь!

Если бы в ту минуту Тибурсио поднял глаза на девушку, он заметил бы на лице ее то впечатление, которое всегда производит на женщину восторженный голос, поющий гимн ее красоте. Всецело погруженный в дорогие, бережно хранимые воспоминания, в которых он пил какую-то сладкую отраву, Тибурсио продолжал еще тише:

— Я помню, как я срывал для вас цветы лиан, которые мне казались в тысячу раз прекраснее и душистее, пока украшали вашу очаровательную головку. Их аромат проник в мою кровь и зажег в ней навеки пламя любви. Безумец, я говорил себе: «Упивайся этим ядом и надейся!» Но надежды обманули меня! Возможно ли, Розарита, чтобы из вашей памяти совершенно изгладились воспоминания, которые составляют сущность моей жизни?

Зачастую случается, что женщины упорно не желают вспоминать каких-нибудь фактов, как бы другие не старались оживить их в памяти. В ответ на вопрос Тибурсио Розарита сперва молчала, а затем проговорила совсем тихо, для того чтобы скрыть легкую дрожь голоса:

— Нет, я почти ничего не помню, что произошло два года назад, да кроме того, мы были тогда детьми, а теперь…

— А теперь все это забыто, потому что какой-то франт из Ариспы удостоил вас своим вниманием ради осуществления своих честолюбивых замыслов.

Тибурсио допустил непростительный промах, затронув таким образом самолюбие гордой красавицы; недавнее волнение исчезло в ней без следа, и голос ее, когда она снова заговорила, звучал холодно и презрительно:

— Вы думаете, что я вхожу в его честолюбивые замыслы? А откуда вам это известно? Может быть, я удостаиваю его вниманием ради осуществления своих замыслов?

— Этот испанец, — снова начал Тибурсио, — дон Эстебан, которого я ненавижу еще более, чем сенатора, соблазнял вас картинами жизни в Мадриде, удовольствиями и поклонением, которые ожидают вас в Европе, а вы попались на его удочку и захотели убедиться во всем собственными глазами!

— Что ж, в этом нет ничего постыдного! Хотя я и родилась в этой глуши, но жизнь здесь мне кажется невыносимой. Я чувствую, что рождена не для такой печальной участи, и хочу получить свою долю радостей от жизни. Что вы могли бы представить мне взамен, Тибурсио?

— О, я знаю, что бедняк не может рассчитывать на любовь! — с горечью возразил молодой человек.

— Вы несправедливы, Тибурсио; любовь обыкновенно влечет женщин именно к тем, кто несчастен, но отцы, к сожалению, не всегда разделяют чувства своих дочерей!..

В этих последних словах заключался намек, но Тибурсио, видимо, не понял его или не принял на свой счет, потому что продолжал осыпать девушку упреками. У Розариты вырвался невольный вздох сожаления о том, что ее не понимают: женщины в таких случаях гораздо догадливее мужчин.

На несколько секунд между молодыми людьми воцарилось молчание.

— Что вы говорите о насилии над вами, когда вы сами любите этого сенатора! — проговорил Тибурсио, которого неопытность увлекла на совершенно ложный путь.