Читать книгу "Как разбудить в себе Шекспира. Драмтренировка для первой пьесы - Юлия Тупикина"

АЛЕКСАНДР. Зина, перед родителями, слышишь, перед родителями стыдно? Господи, Зина…

НАТАЛЬЯ. Все, успокоились.

АЛЕКСАНДР. Что успокоились? Наташка, ты посмотри, что с ней творится.

ЗИНА. Со мной все в порядке. За собой следи. Пенсия военная не учительская зарплата, так что не надо. Живешь, вон, в родительском доме. И что мне, выпить нельзя? Фуф, все чистоплюи такие стали, я не могу.

Музыка

Звучание вашего диалога – немаловажная примета вашего авторского стиля. Давид Бурлюк ассоциировал звуки с их визуальной частью и написал об этом стихи:

Звуки на а широки и просторны,

Звуки на и высоки и проворны.

Звуки на у, как пустая труба,

Звуки на о, как округлость горба,

Звуки на е, как приплюснутость мель,

Гласных семейство смеясь просмотрел.

Подумайте о том, как разговаривают ваши персонажи: какая у них интонация, ритм. Предпочитают ли они фразы с гласными или любят шипящие звуки? Может быть, говоря ритмично, с повторами, напевно, ваш персонаж хочет убаюкать, загипнотизировать, очаровать собеседника? Может быть, все говорят в каком-то одном стиле и тогда ваша пьеса целиком движется в сторону поэзии, приобретает дионисийские черты?

В романе Набокова «Лолита» мы встречаем диалог, построенный на косноязычии героя, вызванном его волнением и страстью, произнесенный интимно, почти шепотом.

«Чем поцелуй пыл блох?» – пробормотал я, дыша ей в волосы (власть над словами ушла).

«Если уж хочешь знать», – сказала она, – «ты делаешь не так, как надо».

«Накажи, как».

«Все в свое время», – ответила виновница моего косноязычия.

В пьесе Евгении Некрасовой «Сестромам» героиня говорит о себе в третьем лице, и текст ее имеет сложный ритм, созданный длинными и короткими предложениями, особым порядком слов, паузой долгого «ииииии», связками уменьшительно-ласкательных суффиксов. В него заложены повторы, игра слов, созвучия: мяту-мяу, сестромам – страта, богемщина-бог, заманалась-мама.

АНЕЧКА. Анечка – всюду ладненькая, маечки под курточкой, кеды, бритые височки, острые крылышки-лопатки. Расправила, полетела. Ровный хипстер без истерик, но с щепоткой богемщины. Бог любит таких, как Анечка, средненьких, ладненьких повсюду. Все во мне хорошо, кроме Сестромама. Да и не в самом Сестромаме дело, а в долге к Сестромаму мотания. Долге говорения. Долге выслушивания. Долге делания вида. Сестромам хворал всеми заболеваниями, которые могут только влезть в живот. Овощи ел вареные, пил кисель и заварную мяту. Мяу – орала кошка. Аня, ты почему в таких низких брюках – холодно! Дно твое женское перемерзнет. Рожать не будешь (будто Сестромам весь изрожался). Хохлилась, строила рожицы, заманалась уже. Не сестра – мама. Сестромам какой-то. Такая страта любви. Видите-видите, сейчас начнется, юбку расправит на коленках – ииииии: когда-замуж-выйдешь?!

В пьесе Маши Все-таки «Салют» музыкально построены даже ремарки. Впрочем, границы ремарок и реплик в этом тексте размыты, таковы его художественные особенности. «Салют» несет в себе дионисийские черты, и музыкальность – одна из примет дионисийства. Но как раз с помощью музыкальности мы можем добавлять Диониса в наши аполлонические тексты.

«Кaк-то с ответaми у нaс сложно.

Это время тaкое.

С утверждениями не очень.

это время капает

кап-кап

на голову

время проходит

время идет

вперед

но

вперед?

Мы не знаем

никто не знает

это вопрос

огромный вопрос

сотня вопросов

ко времени и.

эпоха такая.

эхо войны.

одной и другой

и третьей.

Чтобы задать тебе

Чтобы задать себе

Главный вопрос.

и время

так

кап-кап-кап

нам на голову

пока мы спим.

и время проходит

назад.

каждое утро

эта вода

делает

кап

кап

кап

кап

кап

кап

кап».

В пьесе Оли Мухиной «Таня-Таня» сближение персонажей происходит даже на уровне выстраивания ритма диалога, и ответы постепенно становятся эхом, подчеркивая слияние.

ТАНЯ. Ты очень красивая.

ДЕВУШКА. Ты мне очень нравишься.

ТАНЯ. Ты мне очень нравишься.

ДЕВУШКА. Мое лицо.

ТАНЯ. Мое.

ДЕВУШКА. Моя рука.

ТАНЯ. Моя.

ДЕВУШКА. Мое тело.

ТАНЯ. Мое.

ДЕВУШКА. Как же ты.

ТАНЯ. Ты.

ДЕВУШКА. Как же я.

ТАНЯ. Я.

Доверие

Категория доверия – важная для искусства в целом. Добавить доверия в диалог – это создать ощущение документальности, подслушанного разговора. Помните, у Довлатова:

«Мы снова выпили. Кузин бегло закусил и начал: – А как у нас все было – это чистый театр. Я на судомехе работал, жил один. Ну, познакомился с бабой, тоже одинокая. Чтоб уродливая, не скажу – задумчивая. Стала она заходить, типа выстирать, погладить… Сошлись мы на Пасху… Вру, на Покрова… А то после работы – вакуум… Сколько можно нажираться?.. Жили с год примерно… А чего она забеременела, я не понимаю… Лежит, бывало, как треска. Я говорю: “Ты, часом, не уснула?” – “Нет, – говорит, – все слышу”. – “Не много же, – говорю, – в тебе пыла”. А она: “Вроде бы свет на кухне горит…” – “С чего это ты взяла?” – “А счетчик-то вон как работает…” – “Тебе бы, – говорю, – у него поучиться…” Так и жили с год…»

Рассказ Кузина написан так, что кажется документальным, и даже диалог внутри его рассказа тоже вызывает полное доверие.

В пьесе Маши Конторович «Мама, мне оторвало руку» описана сцена первого секса подростков. Начинается она таким диалогом:

ВЛАДИК. Ты красивая.

МАШКА. Ну да…

ВЛАДИК. Будешь? (Предлагает ей бокал какой-то жижи.)