Читать книгу "История церкви, рассказанная просто и понятно - Брюс Шелли"

–. Early Christian Doctrine. New York: Harper, 1978.

*Leithart, Peter. Athanasius. Grand Rapids: Baker, 2011.

McGrath, Alister E. “I Believe”: Exploring the Apostles’ Creed. Downers Grove, IL: InterVarsity, 1998.

Van Harn, Roger E., ed. Exploring and Proclaiming the Apostles’ Creed. Grand Rapids: Eerdmans, 2004.

Young, Frances M. The Making of the Creeds. London: SCM Press, 1991.

11. Иммануил!

Христос в символах веры

На склонах горы Хермон Иисус однажды спросил учеников: «За кого люди почитают Меня?» Те сказали, что большинство связывает его с пророками Израиля. Тогда он спросил их снова: «А вы за кого почитаете Меня?» Петр ответил: «Ты – Христос, Сын Бога живого».

Люди давали тысячи ответов на вопрос Иисуса. Иные говорят: «Он необычный иудейский раввин, проповедующий царство любви». Другие отвечают: «Нет, он революционер, чья главная цель – сбросить тираническое иго Рима». Третьи все еще уверяют: «Он – обманутый мечтатель, стремившийся к тому, чтобы Бог вошел в историю и установил на земле справедливость».

Какими бы ни были взгляды людей, Церковь на протяжении столетий вместе с Петром исповедовала Иисуса Христа Мессией, Сыном Бога живого. Он – не просто предмет для христианского изучения; он – нечто большее, он – объект богослужения христиан. Теологи называют эту тайну воплощением Бога. Гимнографы восхваляют достоинства «Иммануила»: это имя означает «С нами Бог».

В эру имперской Церкви, когда императоры торопили пастырей сформулировать Символ, точно выражавший христианскую веру, Церковь начала говорить о Богочеловеке. В 451 году общий Собор в Халкидоне, бывшем недалеко от Константинополя, утвердил, что Иисус Христос был «совершенный по Божеству и совершенный по человечеству, истинный Бог и истинный Человек… познаваемый в двух природах неслиянно, неизменно, нераздельно, неразлучно… свойства каждой из двух природ соединяются в одном лице…»

Большинство христиан в Римско-Католической Церкви, Восточной Православной Церкви и протестантских церквях по сей день считает эту формулировку ортодоксальной христианской верой. К сожалению, так не считают некоторые христиане в Египте, Сирии и Индии. Причины их несогласия лежат в попытках V века ясно говорить о явлении Христа и обо всем, что с ним свершилось. Но как возникли формулировки классической доктрины о воплощении? Что оно означает?

И Слово стало плотью

Эту область богословия мы называем христологией, ведь в ней поставлен вопрос: «Кем был Иисус Христос?» Как были связаны божественная и человеческая жизни в этой уникальной личности, Спасителе христиан?

Само существование этого вопроса неимоверно важно для жизни Церкви. Насколько мне известно, в исламе нет мухаммедологии, а в буддизме нет буддологии. Спор в истории христианства – это памятник, и причина его появления – уникальность того Единого, кого христиане называют Сыном Божьим.

Имперская эра не создала вопрос о воплощении – в ней просто велись о нем споры. Тайна Богочеловека была главной в христианском богослужении еще до того, как заняла центральное место в христианском мышлении. «Глубинный инстинкт, – однажды сказал выпускникам Кембриджа Джон Уэйл, – всегда говорил Церкви о том, что в нашем ораторском искусстве самое безопасное в касательстве тайны Христа – это восхваление. Живая Церковь – это поющая Церковь, это Церковь, совершающая служение, а не школа, в которой все как один держатся правильных доктрин».

Уэйл имел в виду то, что в самых драгоценных гимнах Церкви Христос всегда представал как объект почитания. Бьющийся пульс христианской жизни мы найдем не в церковном вероучении, но в церковной музыке.

Впрочем, религиозному познанию еще предстоит немалая задача, поскольку Бог во плоти – это не просто христианское чувство, это реальность христиан. Апостолы говорили об «образе Бога невидимого», о «Слове, ставшем плотью», и об «Агнце, закланном от создания мира». Во II и III веках верующие отвергли учение эбионитов и гностицизм, ибо те были слишком сильным искажением этой истины.

В IV и V веках споры о смысле воплощения не были нацелены на объяснение Христа. Эти христиане знали, что к Иисусу Христу неприменимы любые объяснения, поскольку он не вмещается ни в одну категорию. Он уникален. Великое достоинство символов веры в том, что они оставили тайну в неприкосновенности.

Впрочем, неудивительно, что человеческий разум восстает против символов веры из Никеи и Халкидона. Подобную реакцию видел любой профессор, пытавшийся устроить христологические споры на лекции для семинаристов-первокурсников. Но, как некогда указал Чарльз Уильямс, это восстание «несозревшей впечатлительности». Оно естественно.

А церковные Соборы, как кажется, выходят за грань того, что можно почувствовать. И в итоге мы получаем незрелую и романтическую приверженность – да, нам близок «простой Иисус; духовный гений; иудейский рабочий-интернационалист широких взглядов; Иисус “полевых лилий” и “малых птиц, не падающих на землю без воли Божьей”». Но, как сказал Уильямс, подобное не служит вере. А христианская идея изначально строилась на вере в то, что в Иисусе Христе встретились небо и земля, человек и Бог.

Христиане прежних эпох глубоко чувствовали эту реальность. Они знали, что обязательство быть разумным – нравственное по сути. И им требовалась формулировка, способная соотнести человеческую жизнь с божественной жизнью Иисуса Христа.

В ранней Церкви две знаменитых богословских школы предложили совершенно разные акценты при толковании того, что значит «И Слово стало плотью» (Ин 1:14). Одна из них была в Александрии, другая – в Антиохии. Александрийцы делали акцент на том, как божественное Слово приняло человеческую плоть (человеческую природу в общем). Антиохийцы – на том, как божественное Слово соединилось с человеком по имени Иисус. Риск для александрийцев состоял в том, что они слишком сильно заостряли внимание на союзе божественного и человеческого, и при этом человеческая природа Иисуса затмевалась его божественностью. Антиохийцы рисковали тем, что могли недооценить союз божественного и человеческого в Иисусе и оставить его божественность в тени его человеческой природы.

В ранние эпохи главным глашатаем Александрии был Ориген, который, говоря об Иисусе Христе, создал термин Богочеловек. На основе идей Платона, знаменитого греческого философа, Ориген развил глубокий, страстный мистицизм, в центре которого было божественное Слово (Логос). Средоточием его идей была мысль о том, что во Христе состоялась идеальная встреча Бога и человечества и что христиане должны стремиться ей подражать.

Христиане развили эту мистическую идею. Один из отцов-каппадокийцев, Григорий Нисский, учил, что во Христе Логос – единая божественная личность, – соединил в себе божественную и человеческую природу. Обе природы существовали сами по себе, отличные друг от друга, и все же они не были разделены, и при этом их атрибуты могли взаимно заменять друг друга.