Читать книгу "Американец - Массимилиано Вирджилио"

– Так почему же ты его не принял? – перебил он меня.

– Жена не захотела жить так далеко.

– Ну вот, видишь? Ты жертва. И всегда ею был.

– Нет, я не жертва.

– Ты жертва. Ты был способен на большие свершения, но тебе помешали.

– Вероятно, у судьбы были на меня другие планы.

– Если бы все решала эта гребаная судьба, таким, как мы, даже не дали бы родиться. Мы родом с улицы. Все, чего мы добились, досталось нам потом и кровью. Судьба на стороне господ, а не на нашей.

– Но мы с вами не с одной улицы родом.

– А вот и нет.

– И пот, и кровь у нас разные.

– Одни и те же. И теперь ты можешь получить все, о чем мечтал.

– Уже поздно, я слишком стар.

– У тебя полно времени, Эдуа.

– Мое время ушло.

– Ты познакомился со мной, и я говорю, что время есть.

Он улыбнулся. И на пороге шестидесятилетия я понял, что только что встретил своего первого друга.

Да, да, я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что я согласился из-за денег. Ты думаешь, что у такого, как я, с моим-то прошлым, разыгрался аппетит. Конечно, разыгрался. У любого умного человека сердце колотится быстрее при виде пачки хрустящих банкнот с портретом Караваджо.

Нет, Американец, я так поступил по другой причине.

Я так поступил потому, что мне это нравилось. Потому что я никогда в жизни не чувствовал себя таким живым. Есть лишь одна истина, в которую я слепо верю: деньги – величайшее изобретение человечества после Бога, но с ними куда веселее, и их можно потрогать.

Никто и чентезимо бы на меня не поставил, в том числе я сам. Однако я справился. Съехал из желтых малоэтажек и избавился от одежды, пропахшей отсыревшим туфом, из которого построен этот город. Я служил банку верой и правдой до тех пор, пока меня не выбросили на улицу, как пса, а зализав раны, я учуял приближение нового хозяина.

В начале 2002 года Кирпич предположил, что наша разведка еще много лет будет занята одной лишь террористической угрозой, а значит, он пока может заняться превращением своей огромной кучи дурно пахнущих денег в солидный капитал честного магната.

Так я и занял должность налогового консультанта в «Каламаро 3000», крупнейшей на юге Италии компании по оптовому производству полуфабрикатов. В своем крошечном офисе, спрятанном за холодильными витринами с осьминогами и креветками, я боролся со временем. Каждый день я по распоряжению Кирпича разыскивал выгодные возможности для инвестиций, и надо было поторапливаться, пока Усама бен Ладен не вернулся в горы Пакистана или Афганистана.

Чем старательнее Усама прятался от правосудия, тем вольготнее мы себя чувствовали, тем беспрепятственнее продвигали свои схемы капиталовложения по всему миру, создавали фиктивные компании с привлечением иностранных аферистов, получали гарантированные подряды на строительство дорог и аэропортов в Казахстане, установку видеокамер в Сахаре, поставку комплектующих деталей эмирам Катара, покупали и продавали недвижимость в Южной Америке. Если бы не миллионы людей, ежедневно использующих слово «глобализация» и вкладывающих в него вполне определенный смысл, никто и не сомневался бы, что глобализация – это процесс, в ходе которого устанавливается связь между наркоторговцем из Тираны и компанией, строящей стадионы в Омане, при посредничестве неаполитанского каморриста и заядлого игрока в бильярд, не по дням, а по часам осваивающего географию.

Вскоре на месте сточной канавы со стекающим с наркорынка дерьмом раскинулась благоухающая экономическая империя – я превратил прошлое в будущее. Вдобавок я зарабатывал огромные деньги.

Как-то раз, много лет назад, мой сын вернулся домой гораздо позже условленного часа. Я тогда частенько просыпался среди ночи и потом не мог уснуть. В банке в те времена только-только начали поговаривать о кризисе.

Я услышал, что он пришел, и решил устроить ему нагоняй. Или же мне просто хотелось хоть с кем-то поговорить.

Я прислушался к происходящему в ванной и заподозрил неладное. Я не знал, что с ним происходит. На самом деле я вообще ничего о нем не знал. Может, он страдал из-за девушки или поругался с тобой. Я решил вернуться в спальню и разбудить жену, сказать ей: «Сходи проверь, что там с твоим сыном, он уже час как заперся в ванной». Но я этого не сделал.

Я тысячу раз слышал, как он плакал в младенчестве, видел, как он падал с велосипеда и разбивался в кровь, помню, как он чуть не задохнулся, случайно проглотив игрушечного солдатика. Бывали у него и жар, и рези в желудке, и свинка, и ветрянка. Пару раз приходилось вызывать скорую помощь, а однажды он мучился от странной боли в животе, и Нана всю ночь провела, не понимая, на каком она свете. Однако никогда до той ночи я не испытывал по отношению к нему чувство, которое можно назвать отеческой любовью.

Я был уверен, что у этого пятнадцатилетнего паренька есть некий секрет. На нагоняй я махнул рукой.

На следующее утро я узнал, что кто-то поджег столовую для бездомных.

Вернувшись домой, я подождал, пока жена выйдет в магазин. Зашел в комнату Марчелло, поднял жалюзи и распахнул окно. Он тотчас проснулся и спросил, протирая глаза:

– Что случилось?

– Сегодня суббота, – ответил я. – Побрейся. Поедешь со мной на кладбище к дедушке с бабушкой.

Он раскололся меньше чем через час. Мы как раз успели поменять воду и поставить два букета хризантем в вазы на могилах Джеппино и Амалии.

Он все мне рассказал. Коктейль Молотова, пожар, бегство на «калиффоне». И разрыдался под конец.

– Папа, ты меня простишь? – повторял он. – Ты простишь меня?

Я решил его выгородить. Это был правильный ход.

За следующие несколько месяцев он вышел из вашей компании и с головой окунулся в учебу. В награду за примерное поведение я отправил его на две недели в лондонский колледж. Я надеялся, что там он обзаведется новыми знакомыми. Знакомыми, которые в семь лет не разгуливают по улицам с ножом в кармане, не живут в этих переулках, не цедят сквозь зубы одни и те же фразочки на местном наречии. Не успел я и глазом моргнуть, как он стал тем сыном, о котором я всегда мечтал, а я – тем отцом, которым всегда мечтал быть. С каждым днем я любил его все сильнее.

В университет он поступил образованным, независимым юношей, обожающим виндсерфинг. Он не получил чемпионский титул, но соревновался наряду с лучшими. Летом ездил по Европе в поисках идеального ветра. Более надежного средства, чтобы удержать его подальше от здешней клоаки, и представить было нельзя. Мать оплакивала каждый его отъезд, я же, наоборот, лучился от радости. Я знаю лишь два способа, как не угодить в клоаку: или очистить ее, или уйти. Я не из тех жалких мечтателей, которые верят, что могут сделать мир лучше, поэтому сосредоточился на втором способе.