Читать книгу "Потерянная принцесса - Алина Немирова"

– Так вы и на охоту ездите упражнения ради? – догадался Лютгер. – Стрельба по серым и длинноухим движущимся целям?

– Да они быстрее двуногих бегают! – широко улыбнулся эн Альберик. – Хоть дамы мои и полагают, что я крупную дичь взять не способен, зато польза воинская – налицо! К тому же и рагу недурное выходит. Ну а теперь я готов выслушать вас! Давайте в зале побеседуем, дамы отсутствуют, никто нам не помешает.

В зале действительно стояла прохладная тишина. За камином, в самом тенистом уголке, дремали собаки.

– Где же все? – удивился Лютгер. – Гуляют – в этакую жару?

– От жары и спасаются, – капитан взял с каминной полки кувшин, наполнил два кубка, стоявших на столе, вином, разведенным водой. – Милях в двух отсюда, на северной стороне, есть источник и роща вокруг него. Супруга моя со всей женской компанией туда и отправились. Заодно и трав целебных соберут. Эна Лоба хорошо травы знает… Будут к вечеру. А я себе такого позволить не могу.

Эн Альберик присел к столу и пригласительно махнул рукой.

– Там безопасно? – садясь рядом, поинтересовался Лютгер.

– Так близко к крепости ни один тать не подойдет, – усмехнулся капитан. – Худые люди ходят иными путями, и там их встречают не женщины, а мы.

Он долгим глотком осушил половину кубка, отер усы и вернулся к делу:

– Итак, что же поведал вам наш добрый пастырь?

Лютгер коротко пересказал все, что услышал от отца Теобальда, опустив лишь имена Имберта и Сюрлетты.

– Теперь я вполне понимаю, в сколь сложном положении находитесь и вы, и кюре, – подытожил он. – Однако вы наверняка помните, что неисполнение долга – это грех. В Монталье точно имеются еретики. Более того, здесь, по-видимому, обосновался альбигойский проповедник, а с этим мириться добрым сыновьям нашей матери-Церкви и вовсе не пристало.

– Полностью с вами согласен, – сухо произнес капитан. – Но выхода из сего тупика не вижу. А вы?

– Прямого – нет. Ведь главную задачу – правильно определить, кто в селении заслуживает кары, – ни отец Теобальд, ни тем паче мы с вами выполнить не в состоянии. У нас нет ни достаточных знаний, ни полномочий. Но именно в этом можно усмотреть решение…

– Поясните вашу мысль! – сдвинув брови, потребовал капитан.

– Всем, чего нам недостает, в полной мере наделен монсеньор епископ, – промочив горло освежающим напитком из кубка, начал Лютгер. – С другой стороны, что бы мы ни надумали сами, без его благословения предпринимать ничего нельзя. Посему я составлю донесение, опишу обстановку, а вы отрядите гонца из своих людей, чтобы это письмо доставил в Памье. Затем, получив ответ, поступим по его указаниям.

– Звучит неплохо… – Альберик в задумчивости потер двумя пальцами переносицу. – Да только что он укажет, вот вопрос. Откровенно говоря, не хотел бы я увидеть черно-белую братию во вверенных мне пределах. Они хоть белое и носят, такие мастаки всех черным мазать… Наслышан об их сноровке.

– От вашего священника?

– Этот юноша в сутане при мирянах слова лишнего не молвит, – хмыкнул капитан. – И без него обходимся – слухом земля полнится. Не думаю, чтобы блаженной памяти Доминик де Гусман порадовался, глядя на то, как исполняются его заветы…

– Но без строгости невозможно воспитание ни в семье, ни в мире!

– Разумеется! – кивнул головою капитан. – Однако есть разница между строгостью и жестокостью, между справедливым судом и произволом, не так ли? Если я вдруг объявлю самого себя средоточием всех достоинств, а солдат своих начну подозревать во всяких гнусностях, обзывать их трусами, развратниками и пьяницами, следить за каждым их шагом – как вы думаете, хороших воинов я воспитаю?

– Боюсь, что плохих… – согласился Лютгер.

– Вот так оно и выходит: любя Господа и почитая Церковь, я не хотел бы принимать у себя стаю этого лицемерного воронья!

Фон Варен подумал, что инквизиторам в Лангедоке, пожалуй, и впрямь проще осуждать всех подряд, чем различать, где подлинный еретик, а где просто вольнодумец, не боящийся называть вещи своими именами. И если сейчас деревенский кюре и старательный служака способны вести такие речи, что же представлял собою этот народ, пока крестоносцы не проредили его мечами? И каково было вообще всем благоверным католикам в здешних краях, когда во славу Господа… а вернее, во имя Церкви, от них требовали изгонять, разорять очаги, отправлять на смерть своих соседей, родичей, слуг, подданных…

– Не могу судить, насколько верны суждения о братьях-доминиканцах, слышанные мною за последнее время, – дипломатично сказал он, – однако смею твердо вас заверить, что монсеньор Фурнье не таков. Он человек не только умный, но и милосердный, жители Памье отзываются о нем похвально. Он не станет осуждать невинных лишь для того, чтобы прославиться своим усердием.

– В таком случае он явится сюда самолично? – скептически прищурился капитан.

– Это было бы лучше всего. Но он не может надолго оставлять свою резиденцию, сами понимаете. Так что нам остается только ждать указаний.

– Быть по сему, – постановил эн Альберик, хлопнув по столу ладонью. – А вы останетесь пока у нас?

– Я должен собрать как можно больше сведений для господина епископа. Если мое присутствие вам в тягость, могу переселиться к отцу Теобальду.

– Это ваше намерение крайне немилосердно по отношению к нашему кюре, – хмыкнул капитан. – Ибо он беден, как церковная мышь, хотя скорее умрет с голоду, чем признается… Впрочем, в нашем храме и мыши не живут.

– Меня он угостил отменно… Отчего же так получилось?

– Да что же тут удивительного? Личных средств он не имеет, родни нет, хозяйства тоже, если козы не считать, а прихожане щедростью не отличаются, даже искренне верующие. И вынужден наш пастырь соблюдать поневоле все посты.

– И вы его не поддерживаете?

– Он не позволяет себя поддерживать. Дары для церкви – пожалуйста. Но не для него самого.

– Мало похоже на смирение клирика, – заметил Лютгер. – По-моему, в этом больше рыцарской гордости!

– Да, – со странным выражением лица сказал эн Альберик. – На клирика мало похоже… В общем, вы остаетесь моим гостем, а что поселил я вас на дворе, не обессудьте: здесь-то у нас тесновато, отдельного покоя для гостей нету.

Разумеется, ни о каком переселении Лютгер со священником не договаривался, просто хотел испытать искренность радушия капитана, и вот – пришлось в который раз устыдиться своей подозрительности.

– Не стоит беспокойства, мессен, я всем доволен, право!

– Вот и славно, – удовлетворенно кивнул капитан, допил свой кубок и встал из-за стола. – А теперь, с вашего позволения, я вас покину. Полдневный зной клонит ко сну… Советую и вам отдохнуть.

– Благодарю, но я предпочел бы сразу взяться за донесение. Где я могу взять…