Читать книгу "Иероглиф «Измена» - Надежда Первухина"

Наконец паланкин остановился у входа в павильон Благоговения. Этот павильон назывался так не случайно, ибо стены его были испещрены строками из священных книг, легенд и преданий. Над входом в павильон висели золоченые молитвенные колокольчики – считалось, что тот, кто позвонит в них, все равно что вознесет молитву всем небожителям.

Фэйянь, входя, легонько коснулась рукой колокольчиков, и они нежно прозвенели в ответ. Этот звон словно поддержал принцессу в ее намерении.

Ют-Карахон-Отэ встречала принцессу у входа, склонив стан в изысканном поклоне. Принцесса поклонилась в ответ, отметив про себя, что императрица Чхунхян как-то сегодня особенно церемонна. Впрочем, церемонность – это отличительная черта жителей Жемчужного Завета…

– Ваше величество, я приветствую вас и поздравляю с новым прекрасным днем, – сказала принцесса Фэйянь. – Сердечно благодарю вас за то, что вы согласились принять меня, вашу смиренную гостью.

Императрица Чхунхян удовлетворенно улыбнулась. Видимо, этакая церемонность была ей весьма по сердцу.

– Небеса знают, как я счастлива снова лицезреть вас, моя дорогая принцесса, – сказала она в ответ, взяла принцессу под руку и повела к столу, на котором все было уже приготовлено для чайной церемонии. Чайную церемонию в павильоне Благоговения императрица Чхунхян всегда проводила сама.

Высокородные дамы сели друг напротив друга. Императрица Чхунхян поставила на огонь маленький закопченный чайник, по виду весьма старинный и, верно, оттого весьма ценный. Затем из фарфоровой чайницы насыпала в круглую чашу сухих, особым образом собранных чайных листьев и принялась растирать их в мелкий порошок деревянной лопаточкой. Вода к тому времени закипела, и императрица, сняв чайник с огня, залила кипятком чайные листья. Комната сразу наполнилась удивительным ароматом: не только ароматом чайных листьев, но и чего-то удивительно нежного, терпкого и одновременно сладкого.

– Этот сорт чая называется «Сердце лучшего друга», – сказала императрица Чхунхян. – Его собирают только в особые дни и только невинные девушки, оттого у чая такой нежный аромат и богатый вкус. Этот чай полагается пить лишь лучшим друзьям, а мы ведь с вами друзья, принцесса, не правда ли?

– Верю, что это так, ваше величество, – поклонилась Фэйянь. – И благодарю вас за оказанные мне честь и доверие.

– Это я должна благодарить вас, принцесса, за то, что вы развеяли мое долгое одиночество и скуку. Государственные дела, несомненно, важны, но ведь иногда хочется почувствовать себя просто… женщиной.

Принцесса постаралась скрыть недоумение, которое охватило ее при этих словах императрицы. Пренебрегать государственными делами? Быть просто женщиной? Слов нет, однажды эти чувства завладели Фэйянь – именно тогда она и отреклась от престола в пользу брата и отправилась с мужем на Лунтан. Но Фэйянь молода, а императрице Чхунхян, несмотря на молодость ее лица, явно больше лет, значит, больше должно быть и мудрости в словах…

– Вы удивлены моими речами, принцесса? – проницательно заметила Ют-Карахон-Отэ. – Не думайте, что я пренебрегаю государственными делами и подвергаю страну опасности остаться без управления и законов. Нет, нет! Я знаю свой долг, как, впрочем, и вы. Но здесь, в павильоне Благоговения, долг перед государством и даже целым миром должен отступить перед красотой чайной церемонии, умиротворения и поэзии. Мы будем пить чай и читать друг другу стихи, разве это не прекрасно?

– Прекрасно, – кивнула Фэйянь.

– В таком случае позвольте мне наполнить вашу чашку…

– Ваше величество…

– В павильоне Благоговения друг служит другу, а я счастлива тем, что заслужила вашу дружбу, принцесса, – с этими словами Ют-Карахон-Отэ наполнила чашечку принцессы чаем. Затем налила чаю и себе.

– Прежде чем мы сделаем первый глоток, принцесса, я хочу прочесть вам стихи нашей великой поэтессы Тао Сэ:

Роскоши нет.

Ни к чему мне свирель из нефрита.

Ни к чему яшмовые подвески.

Я пью чай, встретив дорогого человека.

И мне не нужно другой чести.

– Прекрасные стихи! – искренне похвалила принцесса. После чего они с императрицей некоторое время в благоговейном молчании пили чай и слушали, как за стенами павильона поют многочисленные птицы. Фэйянь размышляла о том, как деликатнее сообщить императрице о своем решении немедленно вернуться на Лунтан.

«Она должна меня понять, ведь причина, по которой я хочу покинуть Жемчужный Завет, весьма уважительна. Да и сколько можно гостить? Не навсегда же мне здесь оставаться!»

– Принцесса. – Ют-Карахон-Отэ вновь наполнила чашки чаем. – Теперь ваш черед порадовать меня стихами…

– О, я не знаток стихотворства, но попытаюсь…

Я стану иероглифом «Любовь».

Ты станешь иероглифом «Измена».

И умерев, сойдутся души вновь,

Как будто возвращенные из плена.

Взмах кисти – на бумаге появлюсь

И о тебе поведаю без лести.

Любовь моя, тоска моя и грусть,

Мы и по смерти пребываем вместе.

– Это великолепные стихи! – Императрица Чхунхян в знак восторга сломала свой веер и бросила его та пол. – Они бесподобны! Вы должны мне пообещать, принцесса, что напишете их на стене этого павильона.

– Как будет угодно вашему величеству, – поклонилась Фэйянь.

– Но вы забыли упомянуть, кто автор этих чудесных стихов, – сказала Ют-Карахон-Отэ. – Уж не вы ли?!

– Нет, я не блещу дарами стихотворца, хотя меня и обучали тому в Незримой Обители, – улыбнулась принцесса. – Эти стихи написал господин Лу Синь, первый императорский каллиграф Яшмовой Империи. Он – прекрасный… поэт.

– Я пошлю дары господину Лу Синю, – пообещала императрица.

– Это очень милостиво с вашей стороны, государыня… – сказала Фэйянь.

Императрица остро глянула на нее:

– Моя дорогая подруга, вы чего-то недоговариваете. Я наблюдаю за вами в течение всей церемонии и понимаю, что вы озабочены и отягощены чем-то…

– Ваше величество так проницательны, – смутилась Фэйянь. – Я действительно должна поговорить с вами о важном деле.

– Так я слушаю! Какие могут быть тайны у подруг!

– Ваше величество очень милостивы ко мне, называя меня своей подругой, и я постараюсь оправдать столь высокое доверие, – заговорила Фэйянь, нервно покручивая коралловую подвеску на своем веере. – Но я бы никогда не осмелилась тревожить вас, если бы не обстоятельства…

– Вы ничем меня не потревожите, – улыбнулась Ют-Карахон-Отэ. – Ради вас я готова на все.

– Благодарю вас. Значит, вы поймете меня, государыня.

– В чем именно?

– В том, что я прошу вас как можно скорее отпустить меня домой, на Лунтан.