Читать книгу "Глобальные шахматы. Русская партия - Алексей Пушков"

Над Путиным не довлел фактор Ельцина. Новый лидер страны мог выстраивать свою внешнюю политику в соответствии со своей системой координат и имевшимися у него возможностями. Это сыграло большую роль в его утверждении в качестве национального лидера. Ведь экономические и социальные успехи в начале 2000-х были еще не очевидны, они обозначились позже. В то время страна только начинала выбираться из постдефолтного состояния. Но на внешней сцене смена стиля была заметна сразу. Путин сумел быстро побудить — не заставить, а именно побудить — лидеров современного мира (к ним я отношу не только западных политиков, но и руководителей Китая, Индии, Бразилии, других крупных держав) начать уважительно относиться и к нему лично, и к России.

Новое восприятие внешней политики России на Западе возникло еще до того, как Путин был избран президентом. Слушая предновогоднее выступление Ельцина от 31 декабря 1999 года, в котором он заявил о своей отставке, заместитель госсекретаря США С. Талботт пришел к следующему выводу: «Миру придется иметь дело с новой фазой внешней политики — менее податливой, хотя и не более воинственной. Мы уже достаточно услышали от Путина и увидели его в действии, чтобы понять: его стиль был совершенно другим, чем стиль Ельцина».

Талботт был прав, но он даже не ожидал, насколько верной оказалась его оценка. Это стало окончательно ясно, когда Путин выступил 11 февраля 2007 года в Германии со своей знаменитой Мюнхенской речью. За эти 6 лет многое изменилось. Качественно укрепилась экономика страны, национальное самосознание стало выходить из кризиса, появилось чувство гордости за страну, которая успешно развивалась во главе с энергичным руководителем. Рос интерес к России и за ее пределами, она уже не выглядела как немощный остров поверженной сверхдержавы. Когда в 2006 году Владимир Путин выступил в роли хозяина G8 в Санкт-Петербурге, было ясно, что Россия участвует в «Большой восьмерке» уже в качестве полноценного и весомого члена этого клуба мировых лидеров.

Противоречия между Россией и Западом накапливались и проявлялись, но на том этапе еще не выражались в конфронтации. Взаимное недовольство усиливалось, но еще не набрало критической массы. В годы второго президентства Владимира Путина столкнулись два феномена. С одной стороны — феномен возрождающейся России (то, что англосаксы назвали «Resurgent Russia»). А с другой стороны, это был период пика глобальной экспансии Запада — с оккупацией Ирака, войной в Афганистане и стратегией втягивания в НАТО Украины, Грузии, Молдавии.

Однополюсный мир или «новый мировой порядок», как назвал его президент США Джордж Буш — старший, прошел через несколько фаз. Когда в 1990–1991 годах распался Варшавский договор, а затем и СССР, первые два-три года элита США наслаждалась ощущением полного торжества и безальтернативности американских ценностей, идеологии, глобального господства. Затем США перешли к окончательной перестройке мира под себя, под свою гегемонию. В мире еще остались «неосвоенные зоны». Это было наследие периода биполярного противостояния. Еще далеко не все страны вписывались в американскую глобальную систему.

В Европе был запущен процесс ее консолидации как на атлантических началах, прежде всего через экспансию НАТО, так и через расширение Евросоюза. Однако из этого процесса выпала такая крупная страна, как Югославия. И Запад сделал все возможное, чтобы расчленить Югославию. Закончилось это весной 1999 года, первой коллективной военной операцией НАТО по «смене режима» в европейской стране. Сначала через военные действия Сербия была поставлена в униженное положение, когда она потеряла часть своей территории — Косово. А затем — через организацию активного гражданского процесса, прежде всего со стороны молодежи (движение напрямую финансировалось из США) была проведена «оранжевая революция», Слободан Милошевич был свергнут, а затем выдан международному суду в Гааге. Это должно было продемонстрировать полное господство западного альянса на европейском континенте.

После югославской войны степень триумфализма в западной альянсе еще больше возросла. Следствием острого желания США перекроить мир под себя стали еще две войны. Первой стала война в Афганистане, которая была не столько ответом на события 11 сентября 2001 года в США, сколько выполнением давнего плана по укоренению военной машины США в этом стратегически важном регионе — у западных границ Китая и у южных границ России. Одной из главных задач военного присутствия США в Афганистане было создание на территории этой страны постоянных американских военных баз. Такие базы там были созданы. США прочно обосновались в этой стране.

Но еще в большей степени логика неограниченной экспансии проявила себя в Ираке. Сразу после событий 11 сентября 2001 года президент Буш попытался «повесить» их на Саддама Хусейна. Уже 12 сентября он дал задание одному из ответственных за контртеррористические операции: «Подумайте, мог ли это сделать Саддам. Он должен быть с этим связан», а министр обороны Рамсфельд приказал военным начать разработку плана удара по Ираку: «Удар должен быть массированным. Уничтожьте их, независимо от того, причастны они или нет».

Доказать связи Саддама Хусейна с террористическими организациями администрации Буша так и не удалось, хотя шума в «свободных» американских СМИ по этому поводу было немало. Главная причина проста: таких связей не было. Саддам Хусейн ненавидел Аль-Каиду как организацию, способную бросить ему вызов на его территории. При Хусейне террористов в Ираке не было: они появились позже, когда США разрушили эту страну.

Если исходить из чисто рациональных соображений, то одного рационального объяснения вторжению американцев и их союзников в Ирак в 2003 году фактически нет. Саддам Хусейн не представлял для США никакой военной угрозы. У него не было оружия массового поражения, и в США это знали. Вся система доказательств его наличия была основана на лжи, то есть на «высказываниях» так называемой «Группы Б», созданной в аппарате администрации Буша. Эта группа отсеивала разведывательную информацию по Ираку, отбрасывая все, что противоречило задаче — найти обоснования для начала войны, доказать вопреки фактам наличие у Саддама Хусейна оружия массового поражения. Возглавлял группу замминистра обороны Пол Вулфовиц, известный американский неоконсерватор. Эта группы клала на стол Бушу, по сути, подложные, «фейковые» данные, отлично зная, что именно этого и ждали президент Буш — младший и вице-президент Чейни. Это была откровенная подгонка фактов или псевдофактов под запрос, и именно она легла в основу политики администрации Буша, была подхвачена СМИ и сыграла ключевую роль в принятии решения о вторжении в Ирак.

Позже, когда эту тактику разоблачили, разразился большой скандал. Но американская система отличается тем, что, как правило, информационные атаки, включающие непроверенную или заведомо ложную информацию, активно используются для подготовки страны к принятию решений, нужных правящей элите. А когда спустя годы поставщиков фейковых новостей разоблачат, это уже не имеет особого значения — очередное преступное решение уже было принято, дело сделано. Так было в случае с началом военных действий во Вьетнаме, с обвинениями в адрес Милошевича и т. д. Эта практика составляет важную часть американской «демократии».