Читать книгу "Императрица Елизавета Петровна - Нина Соротокина"

Она не любила подписывать государственные бумаги, но при этом была хорошим дипломатом. Шуткой, улыбками, приятным обхождением она умела добиться того, что нужно было в данный момент и ей самой, и государству. Иллюстрацией этого являются ее отношения с Шетарди. Екатерина пишет: «Довольно часто случалось, что когда ее императорское величество сердилась на кого-то, она не бранила за дело, за которое бы следовало побранить, а брала предлогом что-нибудь такое, за что никто и не мог бы думать, что она могла рассердиться». Этот опыт переняла и Екатерина II. Валишевский пишет, что Елизавета отличалась большой скрытностью. «Никогда она не была так любезна с людьми, как в ту минуту, когда готовила им погибель. Но это опять-таки принадлежит к области вечно женского». Здесь хочется вспомнить Лестока: она его обнадежила, а потом арестовала.

Когда умерла Анна Леопольдовна, Елизавета плакала долго и искренне. Конечно, ее мучила совесть. И еще она боялась, что с ней самой может случиться та же история, что с несчастным Иваном Антоновичем. Причем страх этот не уходил, а со временем только ужесточился. Во второй половине своего царствования распорядок ее дня, и раньше весьма прихотливый, и вовсе разладился. Она боялась ночи, боялась одиночества, а потому создала вокруг себя некую команду, узкий круг женщин, который насмешливо называли «чесальщицами пяток». Не знаю, чесали ли ей пятки или это только выдумка острословов, но каждую ночь эти женщины сидели рядом с императрицей, разговаривали вполголоса и не давали ей уснуть. Засыпала она только на рассвете. В круг «чесальщиц» входили самые главные дамы государства: Воронцова (в девичестве Скавронская), две Шуваловых (семья эта очень входила в силу) – Елизавета Ивановна, сестра фаворита, и Мавра Егоровна, жена Петра Шувалова; близким человеком была также вдова адмирала Головина по имени Мария Богдановна. Последнюю Елизавета прозвала «хлоп-бабой», можно представить, какой у той был характер. Все эти дамы не только пересказывали императрице последние события и сплетни, но пеклись и о собственном благе. Близость к императрице позволяла им выгодно решать дела собственные и своих мужей.

Про Екатерину I пишут: не то чтобы она была пьяницей, но выпить очень любила. Некоторые обвиняют в наследственной привычке и Елизавету. Это неправда. Любила она легкое пиво и венгерское вино, не чуждалась, если этого требовалось по случаю, и рюмки водки, но не более. Мардефельд написал в донесении к Фридриху: «Она ни в чем себе не отказывает, как и мать ее Екатерина, только Вакх не принимает в том никакого участия».

О любовных делах императрицы я уже писала, но запамятовала сообщить о дальнейшей судьбе Алексея Шубина. Видно, сильно Анна Иоанновна не любила Елизавету, и очень горячо в ней было желание досадить цесаревне, если она сослала ее возлюбленного аж на Камчатку. Думаю, что сама императрица не знала, насколько это далеко от Петербурга. Туда ссылали только самых опасных преступников.

О возвращении Шубина Елизавета стала хлопотать сразу, как только Анна Иоанновна умерла. Регентша Анна Леопольдовна готова была исполнить просьбу Елизаветы, но это было трудно сделать. В прошлое царствование Тайная канцелярия трудилась на совесть, а так как было много политических дел, то людей часто ссылали, не указывая в бумагах место ссылки, так что их и сыскать было нельзя. Придумана была еще и другая хитрость: подследственным меняли имена или в документах вовсе не указывали имени: мол, сослан туда-то, а кто – неизвестно.

Место ссылки Шубина было известно, но путь на Камчатку мог занять год, а то и больше. Тем не менее его там разыскали. Выяснилось, что он был принудительно женат на камчадалке. Когда Алексей Шубин в 1743 году добрался наконец до Петербурга, Елизавета была уже императрицей. Перед ней предстал не прежний веселый и удалой красавец, а измученный, обиженный, потерявший себя человек. О возобновлении прежних отношений не было и речи, сердце государыни было занято Алексеем Разумовским.

Но Алексей Яковлевич Шубин был вознагражден за свои страдания не только богатством – ему были пожалованы богатые вотчины во Владимирской губернии, – но и чинами. Он стал майором лейб-гвардии Семеновского полка, был также произведен в генерал-майоры и награжден высшим орденом России – Св. Александра Невского. Как он жил по возвращении из ссылки, мы не знаем, известно только, что умер он в 1765 году.

К нашему рассказу следует добавить сведения, которые невозможно проверить. В 1743 году д’Альон писал в письме: «Мне удалось узнать, что императрица воспитывает с большой заботливостью девочку. Ей от девяти до десяти лет, и ее выдают за близкую родственницу императрицы». Посланник стал наводить справки и в дипломатической переписке сообщил уже с уверенность, что это дочь Елизаветы и Разумовского. Позднее д’Альон с той же уверенностью стал утверждать, что отцом девочки был не Разумовский, а Шубин. Рассказ о дальнейшей судьбе девочки неким отзвуком перекликается с судьбой княжны Таракановой. Валишевский пишет про девочку: «Доверенная вначале мадемуазель Шмит, потом, после ее ссылки, греческому купцу, девочка была этим последним, получившим от Елизаветы 6000 рублей, привезена в Москву. В то же время д’Альон узнал, что она была включена в число почетных дам императрицы. Но вот и разъяснение: в1740 году дворцовый журнал упоминает мадемуазель Шмит как гувернантку племянницы Разумовского, а мы знаем, что одна из племянниц фаворита, Авдотья, была почетной дамой, начиная с 1743 года». Господину Валишевскому все ясно, а мне так нет. И вообще: «Был ли мальчик», то бишь, девочка? Племянница Разумовского Авдотья стала супругой Андрея Бестужева (сына канцлера), а Алексей Петрович похвалялся кому-то из иностранных послов, кажется Мардефельду, что невестка у него дочь императрицы. Словом, все это смахивает на пустые домыслы.

Калинкинский дом

Елизавета заботилась о нравственности населения. Примером того служит создание так называемого Калинкинского дома. Заведение это, наводившее ужас на прекрасную, но слабую половину человечества, возникло в Петербурге после того, когда императрица именным приказом закрыла скандальное заведение знаменитой Дрезденши, прописанное под названием «Модная лавка». Все на законных основаниях, шьют и продают одежду, а также парики, драгоценности, мушки, туалетную воду и румяна. Заведение процветало, пока не выяснилось, что под прикрытием торговли предприимчивая немка организовала дом свиданий, который посещали представители лучших семей города, причем не только мужья, но и жены. В девицах, и разумеется, там тоже недостатка не было.

Но соглядатаи не дремали, донесли. До слуха государыни стали доходить пикантные подробности, а потом и скандальные дела. Немку выслали в родной Дрезден, а ее осиное гнездо вытравили в одночасье. Протоирей Дубянский, духовник Елизаветы, очень этому способствовал. По его настоянию учинили комиссию, чтобы найти средство для разыскания гулящих девиц и также «потворных баб», которые «молодых жен с чужими мужьями сваживают». Тайная канцелярия по замыслу комиссии тоже должна была принимать в этом участие, и глава этого органа, Александр Иванович Шувалов, был обеими руками «за», хотя в результате закрытия «Модной лавки» Дрезденши потерял значительную часть своих осведомительниц.