Читать книгу "После Путина - Константин Долгов"

Вместе с тем с этнокультурной точки зрения сознание крымчан — русско-советское. Украинский морок не затронул его никоим образом: никаких объективных оснований для этого не было (южнорусские культурные особенности, из которых в XIX и XX веках усиленно конструировали «украинскость», Крым никак не зацепили, а уж западной, австро-польской версии украинства и вовсе не на что было опереться), и проникновение материкового пропагандистского тумана тоже было заметно затруднено, хотя и не заблокировано вовсе. Огромную роль играл, без условно, русский язык: Крым оставался русскоязычным все постсоветские годы, и даже гиперактивная крымскотатарская диаспора никак не меняла этого состояния, напротив: крымские татары (за исключением меджлиса, влияние которого ограничивалось сугубым меньшинством крымскотатарского населения) регулярно демонстрировали очевидную близость к русскоязычному и русскокультурному общественному пространству Крыма, в то время как материковое украиноязычное пространство оставалось для них непонятным и посторонним.

Кстати, вопреки стереотипному восприятию взаимоотношения русско-советского населения Крыма и крымскотатарского не были априори конфликтными. Да и с чего конфликтовать? Знаменитые «земельные самозахваты», во-первых, чаще всего совершались меджлисовцами, во-вторых, противоречили интересам «крымско-киевских» жиртрестов-олигархов, которые претендовали на эту землицу сами. Поэтому конфликтными были скорее взаимоотношения крымских татар с Киевом. Объяснялось очень просто: Киев не только не препятствовал Турции активно поддерживать меджлис, но и сам заигрывал с экстремистами и всячески их улещивал, видя в них удобное «антимоскальское» орудие. Так было всегда: и в первый «пророссийский» срок Кучмы (когда Крым лишился своей конституции), и при «пророссийском» Януковиче, не говоря уже обо всех остальных периодах. Но при этом меджлис никогда не объединял всех татар полуострова. Он не был «меджлисом крымскотатарского народа», он всегда функционировал как сектантская организация. И поскольку эта сектантская организация всеми силами обостряла (а то и создавала на пустом месте) межнациональные и прочие конфликты, то те крымские татары, которые к меджлису не принадлежали, относились к нему крайне враждебно, ведь своими провокациями и инсинуациями чубаровы-джемилёвы усложняли жизнь всех крымских татар, а не только своих сторонников. При этом для самих меджлисовцев, особенно для руководства, создаваемые ими проблемы и конфликты проходили совершенно безболезненно: элита есть элита, проблемы она создаёт для плебса, а себе оставляет плюшки и ништяки. Так и получилось, что «неомеджлисенные» крымские татары воспринимали меджлис как источник проблем и точно так же — всех внешних спонсоров меджлиса. Между прочим, решающим образом позицию крымских татар определил фальстарт междлиса, который незамедлительно признал свершившийся в Киеве переворот и заявил о полной и безоговорочной поддержке новой «власти». Учитывая, что даже тогдашние крымские власти ещё в декабре 2013-го официально осудили Евромайдан и руливших там экстремистов; учитывая, что игравшие на Евромайдане одну из главных скрипок ультранационалисты не скрывали намерения лишить Крым автономного статуса и ни в коем случае не отдавать его крымским татарам (которых они вместе с русскими прямо именовали врагами); учитывая, что «требование» меджлиса снести памятник Ленину в Симферополе, озвученное 23 февраля, вкупе с попыткой блокировать Верховный Совет Крыма тремя днями позже фактически противопоставляло всех крымских татар (помимо их воли) русскому большинству населения полуострова.

В общем и целом Крым был русским в силу того, что русских было большинство, а советским — потому что межнациональные отношения оставались вполне советскими, то есть нормальными (если не считать невменяемых из меджлиса) и, главное, восприятие «своей страны» большинством населения подразумевало отсылку скорее к Советскому Союзу, чем к Украине. Столицей была Москва — так же, как у всех нас, кто был вынужден пребывать в состоянии «украинского», «молдавского», «литовского» или ещё какого-нибудь там гражданства, но сохранял в памяти советский статус-кво как единственно верный. Поэтому при всей своей курортности идеологические угрозы Крым распознавал и осознавал очень хорошо и достаточно быстро. Когда Киев в очередной раз «перевернулся» и стал готовиться к отправке в Крым «поездов дружбы» во главе с «Правым сектором»[16], сомнений у крымчан в дальнейшем развёртывании событий не было никаких. Надо отметить, что ультраправые приложили максимум усилий, чтобы эти сомнения не возникли; не нужна была никакая «пропаганда» для того, чтобы удостовериться: националисты декларируют ровно то, что собираются сделать, без каких-либо преувеличений. И стоит пустить их на полуостров, на нём начнётся резня.

Знаю, что многие любят кривить нос и ворчать: да что за ерунда, какая резня, нигде ж не началась до того, как Крым отобрали, и там бы не началась… Так вот, простите, но началась. Масштабы, может быть, кому-то показались «незначительными», но это не аргумент. Уже то, что происходило на «Эуромайдане» в отношении беркутовцев и солдат внутренних войск; растерзанный ни за что ни про что инженер офиса Партии регионов; избитые до полусмерти дураковатые леваки, вышедшие на «революцию» со своими «антиукраинскими» лозунгами о неравенстве и транснациональном капитале — свидетельствовало о страстной потребности как ультранационалистов, так и рядовых эуромайдановцев уничтожить хоть какого-нибудь врага. В Крыму этих «врагов» был целый полуостров. Резня была бы несомненно, даже с учётом возможного сопротивления крымчан: если бы это сопротивление не выходило на уровень отделения, то пришедший в себя за пару-тройку дней Киев отправил бы на полуостров подмогу для «правосеков». Благо в нацистах там недостатка не было, уж поверьте мне: их хватало уже в середине нулевых что в Киеве, что в Харькове, что во Львове. Уж как-нибудь на Крым набралось бы достаточное количество, способное справиться с мирными жителями. Это я по Харькову знаю. Готовность к резне «евромайдановцы» открыто продемонстрировали 19 февраля в Корсунь-Шевченковском Черкасской области. Тамошний инцидент получил неофициальное название Корсунь-Шевченковский погром: вооружённое «евромайданное» зверьё заблокировало с десяток автобусов, которые возвращали в Крым тамошних «антимайдановцев». Людей вытащили из автобусов, автобусы сожгли, а крымчан избили до полусмерти. Ещё раз повторю: резня на тот момент уже начиналась, и провокации крымских татар и «правосеков» 26 февраля перед зданием крымского парламента лишь засвидетельствовали твёрдость намерений материковых «чистильщиков».

В чём же тогда заключаются «неоднозначности», с которых я начал эту главу? Ведь пока всё вырисовывается однозначно: Крым ожидал резни и готовился сопротивляться. Однозначно. Однако нет, этот рефрен имени Владимира Вольфовича Жириновского здесь вовсе не уместен, как могло показаться по последним двум абзацам. О некоторой «курортности» сознания крымчан я уже написал: это делало ситуацию неоднозначной. Почему? Да потому что сопротивление могло захлебнуться в надежде, что «как-нибудь перемелется» — перемалывалось же в 1995-м и в 2005-м, значит и сейчас перемелется. В курортных широтах вообще возникает безосновательное ощущение безмятежности, ведь проблемы — они там, на материке, а тут сплошной и бесконечный отпуск.