Читать книгу "Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем - Фил Найт"

В то время как я постепенно перевозил товар из своей прежней квартиры в мой новый офис, мне в голову то и дело возвращалась мысль о том, что, возможно, имеет смысл вообще отказаться от этой квартиры и переехать в офис, поскольку в принципе я и так уже жил там. Когда меня не было в «Прайс Уотерхаусе», где я зарабатывал на арендную плату, я проводил время в «Блю Риббон» и наоборот. Я мог бы принимать душ в тренажерном зале.

Но я сказал себе, что жить в собственном офисе, — это поступок сумасшедшего. А затем я получил письмо от Джонсона, в котором он писал, что поселился в своем новом офисе.

Он остановил свой выбор на Уэлсли, фешенебельном пригороде Бостона, чтобы разместить там наш филиал на Восточном побережье. Разумеется, он приложил к письму нарисованную от руки карту и эскиз, а еще добавил больше информации, чем мне было необходимо, по истории и топографии, а также погодных условиях в Уэлсли. А еще он рассказал мне, как случилось, что он выбрал такое место.

Первоначально он подумывал о Лонг-Айленде, Нью-Йорк. Прибыв туда, он провел встречу с учеником средней школы, который предупредил его о тайных махинациях «ковбоя Мальборо». Парень провез Джонсона по всему району, и Джонсон увидел достаточно для того, чтобы прийти к заключению, что Лонг-Айленд ему не подходит. Он распрощался со школьником, направился по магистрали I-95 на север, и когда добрался до Уэлсли, то городок сразу расположил его к себе. Он увидел бегающих по причудливым загородным дорогам жителей, многие из которых были женщинами, а многие из них, в свою очередь, выглядели точными копиями актрисы Эли Макгроу. Эли Макгроу была любимым женским типом Джонсона. Он помнил, что Эли Макгроу посещала колледж Уэлсли.

Затем он узнал или же вспомнил, что маршрут Бостонского марафона пролегал как раз через этот городок. Все, выбор был сделан.

Он порылся в своей картотеке и нашел адрес местного клиента, еще одного чемпиона по бегу среди школьников. Он подъехал к дому этой спортивной звезды, постучал в дверь, не потрудившись заранее предупредить о визите. Подростка дома не было, однако его родители с большой готовностью пригласили Джонсона войти и подождать. Когда мальчишка пришел домой, он увидел продавца его кроссовок сидящим за обеденным столом и утолявшим голод вместе со всей семьей. На следующий день, после того как они совершили совместную пробежку, Джонсон получил от парня список имен — местных тренеров, потенциальных клиентов, вероятных контактов, а также список ближайших районов, которые могут ему понравиться. В течение нескольких дней он нашел и арендовал небольшой дом, стоявший за похоронным бюро. Оформив дом под вывеской «Блю Риббон», он одновременно превратил его в свое жилище. Он хотел, чтобы я покрыл половину из двухсот долларов арендной платы за него.

Как постскриптум, он добавил, что я еще должен приобрести для него мебель.

Я ничего не ответил.

Моя Пенелопа

Я отдавал компании «Прайс Уотерхаус» шесть дней в неделю, проводя все ранние утренние часы и поздние вечера, а также все выходные и отпуска в «Блю Риббон». Никаких друзей, никаких спортивных занятий, никакой общественной жизни — и чувство полного удовлетворения. Жизнь моя была лишена равновесия, это точно, но для меня это было неважно. На самом деле я хотел еще большего дисбаланса. Или иного дисбаланса.

Я хотел бы посвятить каждую минуту каждого дня компании «Блю Риббон». Я никогда не был человеком, выполнявшим одновременно множество задач, и я не видел причин для того, чтобы начинать такое сейчас. Я хотел присутствовать при деле, всегда и постоянно. Я хотел постоянно сосредотачивать свое внимание на одной задаче, которая действительно была важной. Если моя жизнь должна была означать только работу и никакой игры, я хотел, чтобы моя работа стала игрой. Я хотел уйти из «Прайс Уотерхаус». Не потому, что я ненавидел их; просто это было не по мне.

Я хотел того, чего хочет каждый. Быть самим собой, все время без исключения. Но это было невозможно. Содержать себя за счет «Блю Риббон» я бы просто не смог. Несмотря на то что компания в пятый год своего существования была на пути к удвоению объема продаж, она все еще была не в состоянии обосновать заработную плату своего соучредителя. Так что я решил пойти на компромисс: найти другую работу, которая позволила бы мне оплачивать счета, но отнимала бы у меня меньше времени, оставляя мне больше простора для моей страсти.

Единственной работой, которая, как я полагал, отвечала этому критерию, было преподавание. Я подал заявку в Портлендский государственный университет и получил место преподавателя-ассистента с окладом в семьсот долларов в месяц.

Я должен был бы радоваться, что ушел из «Прайс Уотерхаус», но я там многому научился, и мне было грустно покидать Хэйеса. Больше никаких коктейлей после работы, сказал я ему. Никаких больше Уолла-Уолла. «Я собираюсь сконцентрироваться на своем обувном предприятии», — сказал я. Хэйес нахмурился, пробурчал что-то — то ли о том, что будет скучать без меня, то ли восхищаясь мною.

Я спросил его, что он собирается делать. Он ответил, что думает переждать в «Прайс Уотерхаус». Сбросить фунтов пятьдесят, стать партнером — таков был его план. Я пожелал ему удачи.

В рамках официального оформления моего ухода я должен был пойти и переговорить с боссом, старшим партнером с диккенсовскими именем и фамилией Кёрли Леклерк. Он был вежливым, беспристрастным, уравновешенным, исполняющим одноактную драму, которую он играл сотни раз, — интервью с сотрудником перед его увольнением. Он спросил, чем я собираюсь заняться вместо того, чтобы работать в одной из лучших в мире бухгалтерских фирм. Я ответил, что начал собственный бизнес и что я надеюсь, что он пойдет, а пока собираюсь преподавать бухгалтерское дело. Он уставился на меня. Я отошел от принятого сценария. И далеко. «На какой рожон ты такое устроил?»

И наконец, действительно трудное интервью на предмет ухода с работы. Я сообщил отцу. Он тоже уставился на меня. Мало того, что я все еще продолжаю свою дурацкую беготню с кроссовками, сказал он, но теперь еще… это. Преподавательская работа не была респектабельной. Преподавание в Портлендском государственном университете вообще не заслуживало никакого уважения. «Что мне теперь говорить своим друзьям?» — спросил он.

В университете мне поручили четыре бухгалтерских класса, включая базовый курс бухучета 101. Я потратил несколько часов на подготовку, повторяя основные концепции, а с приходом осени сбалансированность моей жизни сместилась именно так, как я планировал. Я все еще не располагал всем тем временем, которое я хотел бы иметь или которое было мне нужно для «Блю Риббон», но еще стало больше. Я продвигался по пути, который я ощущал как свой путь, и хотя я не был уверен, куда он меня приведет, я был готов к тому, чтобы выяснить это.

Поэтому в тот первый день семестра, в начале сентября 1967 года, надежда меня буквально переполняла. Мои студенты, однако, этого не ощущали. Они медленно вваливались в класс, и каждый из них излучал лишь скуку и враждебность. Предстоящий час им предстояло провести как в заточении в этой душной клетке, где их будут насильно пичкать самыми зачерствелыми концепциями из когда-либо созданных человеком, и винить в этом надо было меня, что делало меня предметом их неприятия. Они смотрели на меня неодобрительно. А некоторые — насупившись.