Читать книгу "Человек, который видел сквозь лица - Эрик-Эмманюэль Шмитт"

Расспрашиваю местных жителей. На мой вопрос, не здесь ли живет писатель Эрик-Эмманюэль Шмитт, они скупо отвечают: «Может быть», «Не знаю», «Вот как?» – и отходят, явно не желая меня информировать. Эта бельгийская деревня соблюдает закон омерты не хуже сицилийской, оберегающей свою мафию.

Я уже собираюсь звонить в двери частных домов, предполагаемых жилищ писателя, как вдруг вижу человека, идущего через главную улицу в сторону леса. Высокий, дюжий мужчина выгуливает трех собак, вернее, это собаки выгуливают своего хозяина, так властно они натягивают поводки, таща его за собой.

Я боюсь, что издали мне его не разглядеть, и незаметно иду за ним следом.

Выйдя за околицу, человек приседает на корточки и, расстегнув поводки, отпускает псов на свободу. Они благодарно лижут ему руки, потом встряхиваются и, насторожив уши, смотрят по сторонам.

Похоже, это он. Из газет и телепередач я узнал, что он обожает собак и даже книги свои сочиняет во время многочасовых прогулок с ними.

Дорога, по которой я шел за ними, внезапно расширяется и впадает в светлую, открытую равнину. Небосвод и земля, распахнувшись, слились в один гигантский, безграничный простор, не разделенный никаким горизонтом.

Я не решаюсь подойти ближе. Человек то и дело нагибается, подбирает и швыряет собакам ветки, которые они приносят хозяину, вырывая друг у друга из пасти. Они носятся взад-вперед, роют землю, принюхиваются, готовясь поднять лай из-за любого шороха, запаха, намека на чье-то присутствие; псы то мчатся куда-то со всех ног, распушив хвосты, то замирают на месте, вслушиваясь, то бегут мелкой трусцой, не глядя по сторонам, – чуткие, настороженные, гибкие, беззаботные и хищные, грациозные и необузданные существа.

Человек сворачивает на тропинку, которая петляет по склону холма; разглядев ее, я понимаю, что нужно пойти по другой дороге, обогнать его и как бы случайно встретиться лицом к лицу.

И вот мы уже идем навстречу друг другу; нас разделяют какие-нибудь полсотни метров, и теперь я уверенно опознаю его. Судорожно подыскиваю нужные слова для обращения, не нахожу и начинаю паниковать. А он, напротив, излучает олимпийское спокойствие, даже команды своим псам отдает либо взглядом, либо шепотом, но уж никак не криком. Осталось пройти всего метров десять, и нам придется поздороваться, но у него вдруг звонит мобильник. Он вынимает его и начинает с кем-то оживленно говорить.

Тем временем собаки обнюхивают меня, дают себя погладить и разбегаются, чтобы обследовать заросшие травой рытвины на обочинах.

Поравнявшись со мной, Шмитт на ходу улыбается и кивает, не прерывая своей телефонной беседы.

Облом! Провалилась моя встреча! Мне, как всегда, не повезло. Что теперь делать? Догнать его? На секунду у меня возникает такое намерение, но, увидев, как он прикипел к трубке, как увлеченно разговаривает, сопровождая слова неловкой жестикуляцией, я понимаю, что, если сейчас помешаю ему, он меня просто-напросто пошлет подальше. И я уныло бреду прочь.

Честно говоря, мне даже непонятно, куда идти. Тропинки скрещиваются и расходятся, то выбегая в поле, то углубляясь в лесную чащу. Мои кроссовки тонут в жидкой грязи и промокли насквозь, да и сам я порядком замерз.

Проблуждав какое-то время, я все-таки обнаруживаю более или менее прямую просеку, выбираюсь из леса и на повороте дороги сталкиваюсь лицом к лицу со Шмиттом.

Стою и не верю своим глазам. Собаки весело скачут вокруг него, а он что-то мурлычет на ходу. Увидев меня, он замолкает и кивком дает понять, что помнит нашу встречу. Я, не раздумывая, восклицаю:

– Ну вот, теперь вы убедились, что земля круглая?

Он отвечает смешком – мое остроумие явно пришлось ему по душе.

А я спешу продолжить, понимая, что такой случай упустить нельзя:

– Я обожаю ваши книги, месье Шмитт.

Смех замолкает. Может, ему хочется сохранять инкогнито, выходя на прогулку? Может, ему не нравится, когда его узнают? Он пристально смотрит на меня, мысленно сопоставляя эти два имиджа – любителя его творчества и гуляющего шутника. И наконец смягчается:

– Значит, вы обожаете мои книги? Ну ладно, не буду вас разочаровывать. Это доказывает, что у вас хороший вкус.

– Я всеми ими просто упивался!

– Всеми? – недоверчиво повторяет он. – Ну это уж вы преувеличили. Я и сам не помню, сколько я их написал.

– Сорок.

– Сорок… да неужели? – вздыхает он, состроив растерянную мину.

Это он изображает рассеянного скромника.

– Месье Шмитт, окажите мне любезность. Теперь, когда вы знаете, что земля круглая, я хотел бы вам напомнить, что она круглая не всегда и не для всех.

Он опять смеется. Его решительно все веселит, этого человека. О чем же говорит его смех – служит ли он ему защитой или отражает его врожденный оптимизм?

Собаки улеглись у его ног, скрестив передние лапы, и терпеливо ждут; на их мордах написана вежливая скука.

– Моя газета собирает мнения видных деятелей…

Лицо Шмитта темнеет. Слово «газета» его насторожило.

– Какая газета?

Отвечаю дрожащим голосом:

– «Завтра», газета, выходящая в Шарлеруа.

Он мрачно бросает:

– Не знаю такой.

– Да нет же, конечно, знаете. Вы ее видите на прилавках продуктовых магазинов, в аптеках, на заправках, в найт-шопах; ее название обведено зеленой рамкой, а пишет она о всяких преступлениях или скандалах из жизни наших звезд.

– Ах да… верно… Так неужели у вас есть и культурная рубрика?

– Вот за нее-то я и бьюсь, месье Шмитт. Мне хочется заинтересовать наших читателей самым главным, чтобы они искали в газете статьи такого великого писателя, как вы, узнавали ваше мнение о культуре, а не смаковали бы сплетни о пьянках какой-нибудь мисс Метео, о разводе знаменитого футболиста или о всяких идиотах, участвующих в телевизионных реалити-шоу. Помогите же мне сражаться за культуру и интеллект, месье Шмитт! Иногда я чувствую себя таким одиноким в этой борьбе!

Он наклоняется и гладит своих златоглазых собак, которые ждут не дождутся окончания нашего разговора. Прикосновение к их мягкой шерсти явно меняет его настроение к лучшему.

– Вот хитрец! Ну что ж, перед такими убедительными аргументами я сдаюсь. Запишите телефон моей секретарши Жизель Жемайель, она организовывает все мои встречи. И вообще, это моя правая, да и левая рука. Я предупрежу ее, что вы будете звонить, и она назначит вам время.

Шмитт удаляется, а я гляжу ему вслед. Его собаки и он сам идут такой плавной и слаженной поступью, словно представляют собой единый организм. И то, что их связывает, выглядит куда более надежным, чем слова или взгляд; это похоже на невидимую нить, способную помешать молодому самцу умчаться слишком далеко, а самке – задержаться дольше, чем нужно, возле дохлой лесной мыши. Эта упряжка – человек и животные – уходит вдаль, мирная, дружная, сияющая, под небом, расчищенным теплым южным ветром.