Читать книгу "Яблоки горят зелёным - Юрий Батяйкин"

А попутчиков ни одного: всё встречные.

Постепенно пейзаж сменился. Палисадники, дома исчезли, а производственные пустые корпуса появились. Целый город пустых производственных служб. Кое-где в них горел свет, но такой жуткий, что Келя обогранилась: хотелось пойти на свет и отдаться первому встречному сторожу или охраннику. Только бы он ее до утра продержал. Вспомнилась ей история, как приехала к человеку в возрасте дама, тоже немолодая, да и отдалась ему ненароком. Все вроде хорошо, даже понравилась поначалу, гуляли, только потом, как уехала, стал он запах ее вспоминать, и дошло до него, что так только от могил может пахнуть. Понял он, что смерть к нему приезжала: на него посмотреть, себя показать. Бесстрашием он себя тогда спас, а ее чем?

«Куда я иду? – думала Келя Ефимовна. – Надо у кого-нибудь спросить дорогу». Слава Богу – один попался: в черном весь, пальто длинное.

– Скажите, – взглянула и тут же пожалела, что увидела, но надо было хоть что-то: – Вы не скажете, как к метро пройти?

– Конечно скажу: оно вон там…

Келя знала, что метро в противоположной стороне, но главное – лицо этого прохожего; оно то расплывалось, то фиксировалось, то фиксировалось, то расползалось, как брошенный в колодец камень.

– А-а-а-а! – вырвалось у Кели Ефимовны, а незнакомец рассмеялся приятным смешком. Не выдержала – побежала она. Остановилась только на круге. Огляделась. Стоял трамвай с потушенными огнями, и несколько прохожих, видно, как и она, засиделись где-то в гостях. Наконец трамвай загорелся приятным домашним светом, все расселись и поехали на Заневскую, чуть ли не к дому Кели. «Кажися, пронесло», – думала бедная женщина. Вроде и не происходило ничего, а уж страху она натерпелась страху, отродясь так не боялась. И было от чего: тот, что дорогу ей показал, расплывался в глазах, как радуга уличного фонаря.

– А ты где была-то? – спросила наутро, весело сверкая выспавшимися глазенками, Келина мамаша.

– У Краньки, – слегка повеселев, отвечала Ефимовна.

– И что вы делали?

– Чай пили, разговаривали, как обычно.

– Да знаешь ли ты, что Краня прошлый год как померла. И дом ейный снесли…

Келя вздрогнула, лицо ее запрокинулось, нос враз заострился, и она опрокинулась на кушетку – давний Кранин подарок. Страх проник в каждую ее клетку, разбрелся по телу, как тот, в пальто, и она стала на время как мертвая. Мать на то и мать: догадалась за живой водой сбегать в церкву Святого Петра Чудотворца.

Наконец Келя начала приходить в себя. Но сколько ни пытались домочадцы привести женщину в чувство, так и не смогли. Выла она да всё камни бросала в огромную, для варки варенья, кастрюлю. Бросит камень и воет…

Трансплантация

Готы. Зловещие, злодейские личности, никогда не выходящие на свет…

Жил да был однажды добренький старичок – дедушка *Издеплюйкин Иван Иваныч. И было с ним страшное противоречье. Снаружи он был весь морщинистый и запавший, а внутрях – молодой и гладенький. И жутко хотелось ему, да никто не давал. Кто дряблому да морщинному-то даст? Одни сны утешали его. В снах он развратился как хотел. Но этого мало было Сабрейкину. И надумал он содеять преступаку закона.

Жил неподалеку один пацан. Тупой, как все пацаны. Зато качок. Мускулы так и переливались у него. Все девушки в его школе мечтали, когда он зажмет их в сортире, повалит на толчок и засунет пылающую шпикачку в сметанном соусе между двух булок. Не поверите: надумал *Издеплюйкин свою голову пришить к этому пацану. Купил циркулярку нанял хирурга, словил поганого пацана и приступил к опере.

Трое суток у Канарейкина горел свет, это хирург сшивал сосуды Потёмкина и юного выб**дка. Наконец все было готово. Только была одна пробла: куда девать тело старушки и голову молодого кретина. Посля хирург взял их с собой. Он так думал: «Сошью их тоже на гадость на какую – нить – в живот вставлю теракту и пошлю президенту. – Хирург Глобус не люблял власти. – А то, может, просто сошью и помотрю, шо будет. Ваще запчасти жалко выкидывать». Итак, получилось две головы, два туловища. По идее-то надо было один комплект в кремашку, а вдруг что потребовается? Решили *Издяшкин и Глобус в холодильнике его держать. Холодильник сильно морозил, как гелий, – специально в «Самсунге» сделали, чтобы ледяных петушков добывать.

Проснулся наутро Канарейкин и видит: пацан он, и мурло пацанье, тока небрито. Побрился старик, взял краденый рюкзак частично убойного и побрел в школу, дрожа от страсти, страха и злобы. Но все сошло благно. Он даже затащил в учительский туалет деваху. А она отряхнулась, как курка под петухом, и потрусила дальше, как ни в чем не бывало. Дома у пацана загривного все тоже сошло. Старче было к сестре его подлез, но получил тяжкую оплеуху со словами:

– Забыл – месячные у меня, дебил!!!

Странно было, что как в детстве: папка, мамка. «Может, мамке заехать?» – отогнал он мысль.

– Пап, у меня борода стала рости.

– Мужаешь, сынок, мудеешь… Ха-ха. Нате на бритву. Мотри, муди не покромсай, пригодятся, чай, ха-ха…

Один Глобус удрученный. *Издюнькину хорошо – дери кого хошь, кого шапкой не сшибешь, а ему что делать? Ведь он циркуляркой-то пилял. Слава Богу – тонкая попалась – алмазная. Думал Глобус: «Вот, голова у меня – говно. Может, пацанью пришить? Все хуже не будет. Вот, вля, только свяжись с нечистой силой – покою не будет. Бинома. Ньют. Пошил се сьют. Тьфу!»

Впрочем, сообразил Глобус, что он сотворил преступаку. И что у него в леднике валяются мороженая голова и тело. И он решил их тоже сшить: кто тогда чего докажет? Опять у *Издеплюйкина горел всю ночь. А он уже надумал туда одноклассниц таскать. А чего?

Но гадов всегда Шельма метит. Глобус сшил-таки голову пацана и тело старика Троекурова. Сделал разряд тока, что весь дом потух. От тока сердце пошло. Побежала кровь по жилам еще недавнего трупаки. «Теперь побожусь, шо не знаю, не ведаю», – Глобус отмерил и поехал наконец к себе в домушку, где ждала его Тамара Глобус, чтобы влезть в автобус.

А тем временем оживший трупака осматривался. Ходить его члены еще плохо повиновались, но изучать старикашину кварту было интересно. Кварта-то теперячи евойная – пацанова. Глянул на себя пацан в зеркалку – вылитый *Издеплюшкин. Рыло как-то приладилось – так что разницы особой никто бы не заметил, разве что Лорей Депардье.

Пожрал он, что нашел у старчего: ну омуля, икры всякой, цветочной пыльцы… Нашел ключи – погулял по двору. Соседи спрашивали:

– Вы, чай, в отлучке были или как?

– В Париже я был, гречневую кашу на Ротонде по стенам мазал, – отвечал *Издяклин.

Соседи пятились от него – знали его пристрастье к дворовым девкам. Не накинулся бы на качелях, гад, сломает видь. Но вскоре усе заметили странную дружбу *Издяшкина с пацаном из школы умалишенных.

Пацан стал ежедневно водить девочек в стариковский бурлеск. А на допросах у завуча они ни в чем не сознавались. Завучу тоже хотелось, но потребовать свое он боялся. Под нары посадят и будут кипятком поливать из чифиря – страшился он. Фули, а те спелись. Водой не разлить. Уже из путяги потянулись девицы, как марганцовка.