Читать книгу "Убийство на улице Дюма - Мэри Лу Лонгворт"

– Каннеле!

– Вы же учились на юридическом в Бордо? Я и поду мал, что вам их не хватает.

– Я их обожаю! Спасибо вам, мне их очень не хватает, иногда я покупаю их в Эксе, но таких, как в Бордо, здесь нет.

Он разорвал каннеле и вгрызся в мякоть пирожного, сделанного из рома и ванили. С карамельной корочкой снаружи, тягучее внутри, оно было идеальным.

– Когда ваша мама переехала из Бордо в Прованс? – спросил Верлак.

– Сразу после войны. Ее отец был виноделом, а земля в Любероне тогда стоила дешевле грязи. Он мог бы остаться в Бордо, всегда работая на других, или же завести собственный виноградник. Когда они увидели пустошь, которую купили на все свои сбережения – а в этот день еще дул мистраль, – бабушка закричала и направилась в сторону ближайшей деревни, Ансуи, надеясь успеть на следующий автобус в Бордо. Но они остались, пережили множество подъемов и падений, как любые иммигранты. А сейчас наша семья – среди старых люберонских фамилий. Но бабушка всегда готовила бордоские лакомства, отец сажал «каберне совиньон», несмотря на фырканье местных, а мать продолжает печь каннеле.

Верлак улыбнулся, представив себе, как бабка Полика шагает по проселку, опустив голову и сжав кулаки, а также при мысли, что семья Полика считает себя иммигрантами.

– Вы учились в университете или сразу пошли в полицию? – спросил он.

– Сразу, – ответил Полик, выезжая на шоссе и доедая каннеле. – Я и хотел бы поучиться, но такой вариант в семье не рассматривался. Ни моими родителями, благослови их Господь, ни кем бы то ни было в школе… А я хотел просто работать… чтобы самостоятельно обеспечивать свое увлечение.

Верлак засмеялся:

– Опера не дешевле наркотиков, но она хотя бы не убивает.

– А почему адвокат Мута живет в Париже? – спросил Полик.

Верлак понял это как намек на то, что разговор о себе или своей семье ему продолжать не хочется.

– Мут родился в Париже. Этот юрист – кажется, давний друг семьи, некто мэтр Фабр. У него контора в Семнадцатом округе, Батиньоле, совсем рядом с местом, где жили мои дед с бабкой, возле бульвара Клиши.

Бруно Полик кивнул и подумал, что Антуан Верлак похож на человека «рив гош» – из тех парижан, которые редко бывают севернее Сены. Бульвар Клиши – последнее место, которое он бы предположил в качестве адреса старших родственников Верлака. Шумные грязные улицы, полные дешевых магазинов одежды и киосков с кебабом.

Полик свернул с шоссе, и когда они подъехали к недавно построенному вокзалу TVG, Верлак сказал:

– Меня удивляет, когда я вижу такое количество машин, припаркованных против правил.

– Знаю, но все же понимаю их. Новый вокзал красив, но мест для стоянки мало и они слишком дороги.

Они припарковались на дневной автостоянке – повезло найти последнее свободное место, – и Полик положил парковочный билет в бумажник. Входя в здание, Верлак спросил:

– А билеты на поезд нам покупать не нужно?

– Нет, мадам Жирар уже ушла с работы, так что я купил их в Интернете. Хотел иметь места в первом классе.

Поезд из Марселя подошел через несколько минут, и пассажиры – в этот час сплошь бизнесмены – спокойно вошли, отыскали свои места и вытащили газеты или лэптопы. Где-то на полпути, в южной Бургундии, около девяти утра, когда поезд шел так быстро, что Марселя Дубли было бы не разглядеть, у Полика зазвонил телефон. Комиссар быстро встал и вышел в тамбур, чтобы не мешать другим пассажирам. Верлак выглянул, посмотрел на зеленые холмы за окном – почти прижимаясь лицом к стеклу, – где раскинулись поля и виноградники, разделенные изгородями, и в каждой деревушке стояла своя романская церковь. Это была, пожалуй, самая красивая часть поездки, и обидно было за других пассажиров, задернувших занавески.

– Это был Руссель, – сообщил Полик, вернувшись через пять минут. – Зацепок в деле о взрыве банкомата нет, но на старом вокзале в ночь на вторник был уборщик. Он пришел после десяти вечера – прибрать, потому что это у него подработка. Вообще-то он преподает в школе.

– Он ранен?

– Рука сломана. Опрокинуло на спину взрывной волной, но от банкомата был, к счастью, далеко.

– Он что-нибудь видел?

– Нет. Но дико перепугал воров, которые не рассчитывали, что на вокзале кто-нибудь будет. Когда они копались в обломках в поисках денег, уборщик закричал. Говорит, что лишь через несколько минут сообразил, что происходит, и вышел из себя, сообразив, что они крадут деньги, а ему надо на двух работах зарабатывать. Воры тут же бросились бежать. Уборщик услышал, как завелся автомобиль. Когда он смог подняться и выбежать наружу, они уже уехали.

На Лионском вокзале было градусов на десять холоднее, а сырость выше, чем на вокзале в Эксе. Верлак и Полик замотались шарфами и встали в очередь на такси. Когда подошла очередь, быстро в него сели, стремясь побыстрее согреться. Такси повезло их вдоль Сены, на запад к Семнадцатому округу, и оба молча смотрели в окно на серую красоту парижского утра.

– Никогда не бывал в Семнадцатом, – произнес Полик.

– Мало кто бывал, – ответил Верлак. – Это одна из причин, почему он мне так нравится. Ни памятников, ни музеев, так что единственная причина туда идти – либо домой, либо по делам. Сверните на улицу Батиньоль, – велел он таксисту. – Пусть мой коллега увидит церковь.

Такси направилось по главной улице района, и Полик заметил, что тут много заведений, которые делают жизнь большого города более привлекательной.

Это съестные лавки, винные магазины, аптеки, время от времени попадались магазин обуви или одежды и всякие полезные учреждения: ремонт обуви, скобяные товары, кабинеты дантистов и других врачей.

Улица Батиньоль заканчивалась возле небольшой белой церкви в стиле неоклассицизма, стоящей на полукруглой мощеной площади, окруженной кафе и магазинчиками.

– Приятно, – сказал Полик. – Выглядит вполне по-деревенски.

Машина объехала церковь, свернула направо, потом налево, высадив наконец Верлака и Полика возле дома семнадцать на улице Нолле.

– Спасибо, – сказал Верлак, расплачиваясь с водителем и оставляя щедрые чаевые.

Контора мэтра Фабра оказалась на удивление запущенной. Верлаку с Поликом не пришлось ждать в темной тесной приемной, поскольку они были первыми пока что, если вообще не единственными клиентами за это утро.

Полик кашлянул, и открылась дверь кабинета. Там стоял худой светловолосый человек.

– Судья Верлак? – осведомился он, выглядывая из двери, будто испугался или удивился, увидев посетителей.

– Да, мэтр Фабр. А это комиссар Экс-ан-Прованса, Бруно Полик.

После рукопожатий мэтр Фабр отступил, пропуская клиентов к себе в кабинет. Большая комната с высоким потолком была обставлена в стиле конца сороковых. Лицом к тяжелому дубовому столу мэтра стояли два кожаных кресла, оба местами рваные. С потолка над письменным столом свисала лампа – муранского стекла, судя по виду, более уместная в столовой вдовы, чем в кабинете юриста. Стены украшали пожелтевшие виды Парижа в рамках, тяжелые шторы с цветочным рисунком закрывали два высоких окна, выходящих на улицу Нолле. На стенах была та желтая патина, которой завидуют декораторы интерьеров, а когда Верлак увидел хрустальную пепельницу, из которой уже вываливались окурки, то понял, откуда она взялась.