Читать книгу "Опыты на себе - Ольга Шамборант"

Голод

Как всякое злодейство – просто. Не кормить. Не давать жрать, просто. Голод – великий двигатель. Это, видимо, азы и физиологии, и биохимии, и технологии власти. Послушание достигается практически в ста процентах случаев. Большая часть людей становится покорной при хроническом недоедании и отсутствии гарантированной возможности вовремя поесть. Особо упрямые или прежде содержавшиеся в совершенно ином режиме особи могут очень длительно сопротивляться, бунтовать, прибегать к другим вариантам саморазрушения, проявлять агрессию, жестокость, скандалить, позволять себе безобразные выходки. Но все равно, недоедание парализует волю, поэтому даже такие бунтари, если им позволят некоторое время повыступать, смирятся и пойдут на все условия за еду. Это выглядит страшно. Наблюдать эту картину, не будучи физиологом данной школы, практически нестерпимо. А ведь так протекают не только преднамеренные эксперименты, так стихийно воздействуют друг на друга самые близкие люди сплошь и рядом. Не эсэсовцы, не сталинские палачи, а мирные завсегдатаи супермаркетов и труженики. Кто-то не кормит досыта стариков или детей, кто-то тонко играет на этой теме, как на дудочке в отношениях с каким-нибудь иным хроническим виновником своей неспокойной жизни…

Чудаковатость ученых состоит главным образом в том, что они выносят предмет исследования из реальных жизненных обстоятельств – в абстрактные, предельно обедненные и практически не содержащие ни причин, ни следствий изучаемого феномена. Видимо, таким способом они пытаются повысить значение своего вклада в получение результатов, то есть, вклад состоит в изъятии объекта из естественных условий с тем, чтобы их, ученых, роль состояла хотя бы в моделировании неправильно подобранных условий. Ведь не бог, которого они так яростно отрицают, нашептывает им идеи, они их берут из той самой гущи, в которой уже существуют все причины и следствия, все «неожиданные» результаты. Да и видно все простым глазом, если не бояться признавать за ним право видеть.

Кстати на червях уже будто бы доказано, что особенно способствует долголетию недоедание в детстве. Спасибо науке, ее открытия невольно расширяют сферу милосердия. Услышав такое, глядишь, и червячков жалеть научишься.

Профилактика несовершенства

А может быть, тот, кто отказывает вам в помощи, и не жестокосерден вовсе, а самокритичен и мудр. Знает, просто, что разбежится один раз, не дай бог, и согласится посидеть с вашим «не на кого оставить» или что-нибудь в этом роде. От всего сердца поймет ваше аховое положение и вообще, и в данной ситуации. Согласится. А как только трубка положена, Господи… А у самой-то (самого – почти не бывает) сил никаких, ноги болят, туда ехать только – удушье сколько раз нахлынет. Ну, там, ладно, родные же, свои же, бедные куколки. Но тогда надо передвинуть планы на всякие близлежащие вылазки-химчистки, забить на давно просроченные обещания себе дотащиться до зубного. Ну, сами знаете все и еще больше… И погружаетесь в это гнусное состояние – себя-говна. В кои-то веки родному человеку, почти единственному доброжелательному свидетелю твоей исковерканной судьбы, человеку с судьбой, еще более жестокой, понадобилась позарез твоя помощь. Причем, помощь ерундовая – посидеть, можно сказать, на жопе, только не в своей квартире. Ну, там, если что, так это «если что» с кем угодно и где угодно может случиться. Господи! Почему же подлое твое существо так сопротивляется добру?! Может быть, потому, что оно умудрено незаметным тебе образом и лучше тебя знает, что – да, ты сходишь-съездишь, отсидишь и даже улыбнешься безвинному страдальцу-обузе, искренне так, с душой, самой понравится. А то вдруг и слово найдешь какое-нибудь особенное, почти ему понятное и смешное, то есть, чего-то типа тепла сумеешь тонкий лучик испустить. И все пройдет нормально. Если даже покакать помочь случится, то все обойдется, может быть, без осложнений. Ну, бывает, ведь не каждый день вулканы извергаются. Все может обойтись малой кровью и большим облегчением, что и дело доброе сделано, и пока вроде повторение не маячит. Но вот почему-то при мысли, что этот удачный, бог даст, спринт может каким-то коварно обыденным образом перейти в марафон, – сразу подкашиваются ноги, оставляют последние силы, и вы понимаете, что такого рода совершенством вы не обладаете.

Идея собственного несовершенства так вас на мгновение озаряет, что даже оно начинает казаться вам некой добродетелью, элитарной такой добродетелью, которая покруче и рангом повыше рядовых способностей перевести старушку через дорогу. Ну да, вы же боитесь своего несовершенства, а такое беспокойство суть неравнодушие, одним словом, следующая, так сказать, ступень.

Вот он, весь мир, трепещет и переливается светотенью за окном, щебечет и бибикает, эхом воскуряется к небесам. Можно, стоя за ставнем, ощутить эту логику несмолкаемого пестрого гомона, исполненного великой печали и нечаянных радостей. Стоять бы так и не вмешиваться. А хотя бы подобрать наконец в своем не шибко гармоничном пространстве – кофту с пола, она уже месяц, наверно, в углу там так и валяется, где упала. И даже иному или иной раз может показаться, что сам Господь не вмешивается в судьбы, ну там, погибающих в семь лет от лейкоза лысых маленьких мудрецов, ну да, примеров несть числа, – потому же. Вмешательство такое, разовое, непрочное, только исказит на мгновение общую картину бытия, подаст несбыточные надежды кому-то, лишит сил и разума действовать самостоятельно. Ну, сами понимаете. Так что, лучше отказать под благовидным предлогом или если это просто вопиюще, выполнить обещанное, но с таким лицом и в такой задумчивости, что авось, если еще и решатся попросить, то очень нескоро.

А на самом деле, профилактика несовершенства состоит совершенно в другом. Она всего лишь – в невероятной, превышающей световую, скорости, с которой иные люди бросаются помочь. Без оглядки, не успев подумать ни о своих делах, ни о своей жизни (утонул, спасая ребенка…) – не рассуждая. И если бы не было такого рода помощи, в том числе и с небес, ничего бы не было и быть не могло вообще.

У Козьмы Пруткова, нашего неисчерпаемого, есть дивный афоризм: «Все неприятности относи на казенный счет!». Так вот, ссылки на свое несовершенство как на частный случай Несовершенства вообще и на игру светотени – это тот самый случай.

Прирост

Я уже старая, а все равно, когда спать ложусь, даже не почитавши, – так, бессмысленно, физически, – спать, чтобы поспать, а завтра расточительно начать новый день… так вот, когда поустраиваюсь на подушке, поверчусь в темноте и прежде, чем начну засыпать, я испытываю довольно сильный и отчетливый страх – не смерти, а все еще жизни. Страшно, что она такая, какая была, какая есть. И что я, ложась спать, ничего не улучшаю, не исправляю, а потакаю даже скорее ей, такой вот – мусорной, неправильной, не так, не туда и не под тем флагом несущейся. Знаю, что все – не так, а ничего не делаю, ложусь безвольно спать. И это я виновата, что приближается развязка. Только неизвестный запас отсрочки – вроде ширмы. А ширма всегда скрывает неприличное. Так, временное укрытие от позора того или иного. Сон сам по себе тоже дает передышку от себя нерадивого, заселяет временно сознание, сдает его углы покойным родственникам вперемешку с теми, за кого еще бояться и бояться, ну, и всяким дурацким статистам-безбилетникам.