Читать книгу "Снайперы - Владимир Никифоров"

В начале следующей навигации он по направлению (третий штурман самоходки-тысячетонки) прилетел в Речное и с не распаханного еще картофельного поля, где садились вертолеты, сразу направился в родительскую квартиру. Степан уже был на лихтере, а Надя жила дома одна и была в интересном положении. Клим увидел ее – гладкую, округлившуюся, степенную – и с ним что-то произошло. Он обнял ее и долго не отпускал. «От тебя так пахнет, – шептал он, – как от тебя пахнет!» – «Чё придумал-то! – шептала она в ответ. – Чё тебе городские-то хуже пахнут?» – «А у меня нет никаких городских!» – «Чё так? Ты же вон какой!» – «Какой?» – «Красивый!» – «И ты! Ты – прекрасна!» – «С пузом-то?» – «Да! Я не думал, что смогу влюбиться в беременную женщину!» – «А ты влюбился?» – «Я – без ума!» – «Но я же не от тебя!» – «Ну и что? Он же мой брат!» Она хихикнула: «А вдруг сестричка?» Наконец они отстранились друг от друга, и Надя попросила: «Хоть ты и говоришь, что я прекрасна, но я хоть переоденусь, а то хожу, как…» – «А я ужин приготовлю!» И Надя вышла к ужину причесанная, подкрашенная, принарядившаяся, но Клим думал лишь о том, что ждет их впереди, ночью, поймет ли Надя, что они должны быть вместе. И Надя поняла его правильно, и у них была чудесная ночь, необыкновенную остроту которой придавала беременность Нади.

Утром он решительно объявил ей, что они должны пожениться: «Пусть отец сам не позорится и тебя не позорит! А мы по всем документам не брат и сестра, нас распишут в два счета!» – «А где мы будем жить?» – «Здесь! Я устроюсь на рейдовый теплоход и встану на очередь как молодой специалист!» – «А… А Степан?» – «Ты кого любишь: меня или его?» – «Тебя!» «Так в чем же проблема?» – «Он убьет нас», – сказала Надя и посмотрела на свой живот. «Не убьет», – не очень уверенно ответил Клим, а про себя подумал, что надо не ждать, а напасть первым. Он зашел в магазин, потом поднялся в диспетчерскую, и его вывезли на рейдовом катере к лихтеру. Отец, заметно постаревший, встретил сына, одетого в командирскую форму, радостной улыбкой, обнаружившей отсутствие нескольких зубов: «Здравствуйте, товарищ штурман!» – «Здравствуйте, товарищ шкипер!» Потом они сидели в шкиперской каюте за столом, на который Клим выставил свои покупки: водку, колбасу, консервы. После первого стакана – на флоте других доз не признавали – Клим пристально посмотрел отцу в глаза: «Отец, приготовься. Я скажу очень неприятное для тебя, но ты должен все понять и – принять». Отец испугался и стал еще старше: «Ты что? Ты – о чем? Что с Надей?» – «С Надей – порядок. Мы решили с ней пожениться. И ты не вздумай нам препятствовать!» – «Ты? С Надей? Да у нас же дитё будет! Да она же – моя!..» – «Никакая она не твоя! И не ломай ей жизнь! А дите от тебя никуда не денется, внуком твоим будет!» – «Внуком?.. Каким внуком?» И тут Клим ударил кулаком по столу: «Все! Кончилось твое время! И не позорь больше Надю! Останься человеком! Иначе, – Клим наклонился над столом, – я все раскопаю про Анину гибель, я свидетелей найду!» Отец посерел лицом: «Каких… свидетелей?» Клим понимал, что никаких свидетелей он искать не будет, да их и нет в природе, а Надя не в счет, но продолжал напирать на отца: «Ты знаешь каких! И не думай, что у Нади только я защитник. У нее отец есть!» – «А, ты же с Плотниковым плавал! Выходит, он тебе все рассказал?» Отец склонил голову и долго молчал. Потом махнул рукой: «Наливай! Твоя взяла! Живите! А про Аню ты зря, сама она, не смогла мне Надьку простить».

Следующим важным шагом был поход в «кадры», где всем заправлял тот самый Коркин, у которого Аня «выхлопотала» место на дебаркадере и трехкомнатную квартиру. «Я женился на дочери Анны Сергеевны Гордеевой, – сказал Клим, пристально глядя в глаза кадровику, – вы ее должны помнить!» Коркин кивнул головой: «Я всех помню. Должность такая». – «Моя жена беременна, я прошу предоставить мне работу на рейдовом флоте». Коркин неожиданно осклабился в страшной улыбке, открывшей редкие прокуренные зубы: «Мастером пойдешь? В мехцех?» – «Пойду!» – «Тогда дуй к главному!» – «К Волохову?» – обрадовался Клим, следивший за карьерой любимого капитана. Коркин вздохнул: «Потеряли мы Волохова!.. Да я не в том смысле, жив он и здоров, только работает в поссовете, председателем. Года не прошло, как избрали, но уже слышно, что выше пойдет. А на цех, – обстоятельно, словно докладывая руководству, рассказывал Коркин, – поставили Власова. Они к нам двое прибыли по направлению из института три года назад: Власов Григорий Петрович и Белкин Федор Михайлович. Тоже поначалу мастерами были. Власов – тот армию прошел, в партии состоит, порядок знает, мы его через год в начальники цеха двинули, а как Волохова избрали на советскую работу, он его место занял. Ну а Белкин к тому времени освоился, авторитет среди рабочих заслужил, а то поначалу многие над ним посмеивались: мол, ему надо сначала ученичество пройти. Теперь он заместо Власова. Так что становись в очередь!» – «В какую очередь?» – «А вот в какую! – Коркин высоко над собой поднял неожиданно длинный палец: – Уходит на пенсию или не дай бог умирает наш министр, так? Замминистра становится министром, начальник главка – замом, начальника пароходства ставят на главк, его зам становится начальником, директора завода ставят замом, главный инженер завода – директором, начальник цеха – главным инженером, мастер – начальником цеха». – «А прошлый министр тридцать лет сидел на своем месте!» – засмеялся Клим. – «Ну это я так, фигурально…» Так в одночасье решилась судьба Клима. Ему отвели кабинетик, в котором он почти не бывал, носясь по заводу, и самыми радостными мгновениями в его жизни была дорога домой после работы. Надя ждала его, он обнимал ее, пахнущую домом, счастьем, любовью, умывался над тазиком, и она поливала ему из ковша на руки и на шею, потом они долго ужинали, иногда ходили в кино или просто гуляли, пока их вконец не заедали комары.

Больше всего по работе пришлось общаться с Белкиным и Власовым, совсем недавно бывшими в его шкуре. Только держались они с ним по-разному, все же сказывались возраст и должностное положение Власова, а может, и семейное: он стал очередным мужем ботанички Зинаиды. Но к Волохову обратиться пришлось, и без него так бы легко его брак с Надей не зарегистрировали. Пришлось искать документы той зимовки и свидетелей, чтобы подтвердить рождение Клима и смерть его настоящей матери. В самом конце июня Клима вызвали к начальнику цеха, только за столом сидел не розовощекий Федор Михайлович, а Волохов: «Ну что, Клим Степанович, как дела?» Клим оторопел: значит, Коркин ошибся, и Волохов пошел не вверх, а вниз? «Тяжело, Юрий Васильевич, – признался Клим, – с нарядами только-только разобрался, нас же этому не учили. Нормы очень завышенные…» Волохов вздохнул: «Это да, все жалуются». – «Я не жалуюсь. Вы спросили, я ответил», – «Молодец, что не жалуешься! Федор Михайлович, – Волохов кивнул на стол начальника цеха, – говорит, что стараешься». Волохов поднялся на ноги: «Пошли проводишь. Я стараюсь хоть раз в неделю бывать в заводе, по цехам пройтись. Как говорится: приятно вспомнить, и полезно, ведь наш поселок только заводом и живет». На улице повернулся к Климу: «Ну что, жених, приглашай на свадьбу! Документы на вас с Надеждой пришли, в первую пятницу июля и проведем регистрацию». – «Спасибо, Юрий Васильевич, – прошептал Клим, – если б не вы!..» – «Да я ради детей Анны Сергеевны – все сделаю!» Клим потупился. «Гостей-то много будет?» – «Каких… гостей?» Волохов захохотал и перед Климом возник его любимый капитан «Иртыша»: «Ты как первый раз… женишься! А я что, не гость? Жалко, моих девчонок не будет, я их отправил на юга на все лето, пусть Вика отдохнет перед десятым классом. А пригласить надо, – он взглянул на окна второго этажа заводоуправления, где располагалось начальство, – директора, главного, Коркина, Федора Михайловича… Я договорюсь со столовой и закажу обед. После регистрации прокачу по поселку на своей “Волге” и к пяти часам подъедем к заводоуправлению». У Клима голова пошла кругом: «Юрий Васильевич, я даже не знаю!.. Вы прямо!..» – «Эх, Клим! А что бы я сделал, если б ты на моей Вике женился? Может, подождешь года два?» – «Юрий Васильевич, вы шутите?» – «Конечно, шучу! А ты серьезный очень, Клим. У нас на “Иртыше”, знаешь, какие шутники были? Оттого и работа спорилась. А тот, кто шуток не понимал, у нас не задерживался. И еще: тебя спросят: как дела? А ты: лучше всех! Имей это в виду, если хочешь стать командиром».