Читать книгу "Четыре унции кофе - Иван Райли"

Все без исключения милые нашему сердцу зверушки, ветки, шары, рыцари и девушки, а также медали с профилем великих людей, и даже слова, их обозначающие, находятся под строгой и неусыпной защитой как торговые марки и объекты интеллектуальной собственности. Любое их употребление где угодно, как угодно и когда угодно воспрещается раз и навсегда. За ислючением словесных упоминаний о событии как таковом. Это значит, что как журналист вы можете написать коротенькую заметку или даже статью на две полосы по поводу открытия фестиваля, но присовокупить фотографии вожделенного символа можно только по письменному разрешению правообладателей. В противном случае вы рискуете попасть в поле внимания специально поставленных для этого людей, и тогда блестящие юристы в области авторского и смежных прав, улыбаясь, цивилизованно оторвут вам башку за считанные минуты. Можно рискнуть и провести местную вечеринку с надувной фигурой золотого рыцаря где-нибудь в Полинезии или глухой деревушке утопающего в джунглях Эквадора. Можно собрать достойное общество в средневековом замке Трансильвании и встретить восход Луны над пальмовой ветвью, максимально сохранив массонскую конспирацию. В этом случае есть надежда на то, что вас не раскроют. Но организовать подобные пиршества в крупных городах США или Европы и при этом остаться незамечнным – полная утопия. Вас остановят на этапе подготовки, не полицейские и не суды, а сами операторы рекламного рынка. Они не напечатают ваши постеры, не запустят рекламу в эфир без соответствующих документов. Потому что в случае вашего провала вы потянете их за собой, и они это прекрасно понимают. Не беда, скажете вы. Постеры и надувных львов можно изготовить в Китае. Можно. Китайцам все равно, что печатать, если за это хорошо платят. И велика вероятность того, что вам удастся протащить вашу подрывную литературу или резиновых ежей в сердце Европы или в Вашингтон без нареканий со стороны таможни. Сделаем скидку на то, что оии не в состоянии отследить все грузы. Но самое интересное начнется потом. У юристов есть очень емкое понятие «публичное использование». Как только вы повесите плакат на стену ресторана, а изображение легендарного профиля появится на экране в его зале, вы автоматически становитесь преступником, которого ждет криминальное преследование, баснословные штрафы и даже тюремное заключение. Вполне возможно, что прямо посреди праздника к вам на вечеринку заявятся лихие парни в щтатском или мундирах копов, чтобы засвидетельствовать свое почтение и нелицемерное восхищение грандиозностью ваших замыслов. За полтора часа они профессионально установят, кто хозяин этого торжества, все причинно-следственные связи, снимут показания, сфотографируют вас напоследок рядом с медведем из пенопласта и уведут под белые руки обсудить последние новинки киноиндустрии в более удобной и интимной обстановке полицейского участка. А дальше, как по щелчку, будет запущена вселенская карательная машина, суть работы которой заключается в том, что надувную куклу теперь будут делать из вас, с максимальным портретным сходством и полной тактильной передачей всех физиологических отверстий. Так что рот ваш отныне будет постоянно приоткрыт, как бы в полуулыбке, колени согнуты, упор на руки. Только дилетанты думают, что Фемида – это женщина. Люди, побывавшие в ее тисках, знают, что эта псевдо барышня – настоящий шимэйл с огромным аппаратом, и завязанные глаза никогда не мешают нащупать все, что ему от вас нужно. Есть единственный способ избежать этих неприятностей: получить лицензию. Хотя, коль скоро речь идет о коммерческом использовании, лицензию придется покупать. Если вам ее продадут. Но могут и не продать. Я потратил долгие часы, изучая сайты несостоявшихся участников почившей Всемирной Лиги. Все они содержали информацию о лицензионном использовании прав на интеллектуальную собственность. Всюду имелись контактные адреса и телефоны. Я стал писать. Затем звонить. С каждым звонком и письмом статуэток на моем рабочем столе становилось все больше и больше, так что мне пришлось заставить ими книжные полки, комод, подставку под плазму, подоконники и еще пару штук разместить в спальне. Самое интересное, что они вообще могут не обращать на вас никакого внимания, потому что распоряжаются своим полным правом давать или не давать разрешение, как сами того пожелают. И никаких способов заставить их нет. По ту сторону телефонного шнура сидит человек-попка. Серый клерк. Он ничего не решает, никакой информации не дает. Вы готовы платить, но это вряд ли поможет, если только вы не решите стартануть с миллионов. Так сказать, пойти с туза в самом начале партии. Как бы вы ни старались, этот попугай, которого заставили заучить пару вежливых фраз, не только не поможет в вашем вопросе, но и не выдаст вам имени того, кто мог бы помочь. Он просто посоветует обратиться с письменным запросом в главный офис, а это заведомо гибельный путь. Если только к письму вы не приколете чек на шестизначную сумму. В лучшем случае вам сразу скажут нет, в худшем ваш вопрос подвесят, и вы будете перезванивать месяц за месяцем, пока не надоест. В обоих случаях никакой конкретики вы от них не добьетесь. И логика программиста – если сейчас «нет», то что надо сделать, чтобы стало «да» – с такими ребятами не работает. Смиритесь. Они делают, что хотят. Для них вы даже не микроб. Вас нет. Никогда не было. И не будет.

ЛИБЕРТА

Дома меня ждал гость. Взявшись за ручку чемодана, я выкатил его из лифта на своем этаже и не успел еще сделать и пары-тройки шагов, как в дальнем конце коридора послышалось тихое рычание. Я остановился. Прислушался. Метрах в десяти от меня на резиновом коврике перед моей дверью сидел бело-рыжий бассет-хаунд и не сводил с меня глаз. Я сделал шаг. Он зарычал вновь. Похоже, звук, производимый колесиками чемодана на цементном полу, заставлял его нервничать. Хотя вид у него, как и всех представителей его породы, был добродушно-печальный. Я приподнял чемодан и внес его на серый ковролин перед тем, как продолжить катить. Пес смотрел на меня, но молчал. Мне показалось, что когда-то я уже его видел на площадке внизу. Но точно сказать не мог. Дома я бывал наездами, оставаясь на пару недель, не больше. Поэтому до сих пор понятия не имел, кто мои соседи по этажу, не говоря уже о квартирантах с других этажей. Я приблизился к двери, отпустил ручку и присел на корточки перед собакой. Пес меланхолично смотрел мне в глаза. Стережешь? – спросил я. Услышав мой голос, он вяло махнул хвостом по ковролину. Я протянул ему руку ладонью кверху. Он ее понюхал и отвернул голову. Живаньши, пояснил я. Не нравится? Ну прости, друг. Я легонько положил руку ему на голову и провел между ушей. Он перевел свой печальный взгляд на меня. Я погладил его еще несколько раз. Потрогал снизу его увесистую, покрытую складками мордаху: ты чей? Где твой хозяин? На коричневом кожаном ошейнике, висевшем на его мощной шее, был пластиковый жетон, но из-за слабого освещения коридора я не смог разобрать, что на нем значилось. Потрепав его загривок, я встал и нашарил ключ в кармане. Открыл дверь. Увидев просвет, пес деловито развернулся и не спеша вошел в квартиру, как будто только этого он и ждал. Я наспех вкатил чемодан в прихожую, толчком захлопнул дверь и поспешил в туалет, с дороги. Когда, вымыв руки, я вышел, пса на полу уже не было. На кухне на скорую руку я нарезал парочку сэндвичей, сварил кофе. Потом достал небольшое блюдце, положил на него кусок ветчины. Перенес всю посуду на поднос и отправился с ним в гостиную. Рыжий гость ожидал меня, расположившись рядом с диваном. Он привстал ко мне навстречу и, видимо, унюхав съедобное, проявил свою заинтересованность. Я опустил блюдце с ветчиной перед ним. Он понюхал и аккуратно взял зубами ближний кусочек. Ухоженная гладкая шерсть отливала перламутром на солнечном свете. Я включил телевизор. Пес не обратил внимания на посторонние звуки, он методично жевал. Последовав его примеру, я разделался с сэндвичем и выпил полчашки кофе. Затем вернулся в коридор, чтобы разобраться с вещами и освободить чемодан. В буфете мне удалось найти пиалу, купленную по случаю, в которую я когда-то наливал собственноручно сваренный джем. Я наполнил ее водой и понес в комнату. Блюдо от ветчины к тому времени было уже пустым. Поступательными движениями длинного розового языка пес заканчивал придавать ему финальный блеск. Пиала с водой опустилась рядом. Почти тотчас он начал пить ее, издавая забавные болтающие и щелкающие звуки. Я принес ноутбук, устроился с ногами на диване, собираясь проверить состояние счетов. У меня была бутылка свежего молока, купленная по дороге из аэропорта, но я краем уха слыхал когда-то, что не все породы усваивают молоко одинаково успешно. И якобы некоторым видам оно может быть противопоказано. Поэтому решил не рисковать. Открывая почту, я заметил письмо от Кэрол. Вместо основного текста стоял смайлик. Было приложение. Я щелкнул по иконке, и программа открыла скан, сделанный с книги отзывов в Тахома Крик. Текст был написан от руки печатными буквами, крупным размашистым почерком. Он гласил: «Мои дорогие американские друзья! Нам с супругой все понравилось в вашем милом ресторане. Но вынужден вас огорчить. Ваш рулет по-женевски – это полное шайзе. Никто в Швейцарии не готовит его с вашим соусом. Мясо выбрано неправильно и неверно приготовлено. Мы не знаем, кто подсказал вам этот рецепт, однако нам кажется, было бы не лишним выбросить его из меню и заменить ребрышками с капустой, рагу или еще чем-нибудь действительно вкусным. С уважением, Герхард и Матильда С.». В ответе я поставил такой же смайлик, добавив к нему красную рожицу с рожками, которая злилась и лопалась от гнева. Что я мог сказать? Во-первых, никакой трагедии в этом письме не было. Я давно предполагал, что рано или поздно подобный казус обязательно произойдет. В любой стране одно и то же блюдо могут готовить по-разному в разных регионах. Возьмите американскую пиццу, и вы получите больше десяти видов одного и того же блюда. В Чикаго она будет одна, в Нью-Йорке другая, а на Гаваях третья. Но дело в том, что даже в Чикаго каждый повар готовит пиццу по-своему. И порой одна может существенно отличаться от другой по составу, степени выпечки, специям и прочему. Так что утверждать, что реакция клиента имеет под собой веское основание – нельзя. Да, было бы здорово максимально точно передавать этнический колорит в наших блюдах. Но как это сделать? Заказать маркетинговое исследование вроде «какая пицца является самой американской»? Скупать на местах оригинальные продукты и самолетом доставлять их в Штаты, исключая тем самым несоответствие ингредиентов? Вы представляете, сколько тогда будут стоить наши обеды? Привезти венгерского, шотландского или испанского повара и устроить ему турне по ресторанам сети? Дорого и нереально, поскольку графики ресторанов не синхронизированы между собой. Организовать неделю, к примеру, еврейской кухни с мэтром из Тель-Авива не удастся, потому что во всех ресторанах TheHeavans день еврейской кухни – суббота. И люди к этому привыкли, места забронированы. Номер с гастролирующими поварами здесь не пройдет. Единственное, что бы мне хотелось сделать, так это, когда мы разрастемся хотя бы до тридцати филиалов по стране, создать корпоративный отдел из двух-трех достойных поваров, которые бы ездили по миру и привозили или разрабатывали новую рецептуру, с тем, чтобы потом вводить эти блюда повсеместно. И делать это грамотно, планомерно, сохраняя вкусовые качества и эстетику оригинала. Через несколько минут после отправки письма мне позвонила Кэрол. Поздравила с приездом. Мы обсудили текучку. Рабочие уже перекрыли крышу пристройки, и на следующей неделе должны были заняться отделкой. Сэнди пообещала переслать дизайн для танцевального зала. В следующем году, если все пойдет удачно, она планировала расширить западную парковку вдвое, а на месте освободившийся старой, перед фронтоном, сделать летнюю площадку. Фермер уже согласился продать кусок земли. В теплое время года вечера под открытым небом будут добавлять шарм. Я похвалил ее деловую хватку и прозорливость. Ты молодец, сказал я. Она не растерялась: я знаю. Ее голос звучал тепло и уверенно. Когда надо, она умела отстаивать свои доводы, и совсем недавно мне пришлось ломать их через колено. Следовало быть осторожнее, делясь своими мыслями. Черт угораздил меня брякнуть насчет миниотеля над танцевальным залом. А она уцепилась. Мне стоило огромных трудов убедить ее оставить эту глупую затею. Потому что люди сделают из него бордель, настоял я. Они будут приезжать, чтобы поесть и потрахаться. Станут возить любовниц. Потом кто-то кого-то застанет в постели, закончится мордобоем, если не поножовщиной и стрельбой. Приедет полиция, пресса начнет расследование. Мы в мгновение потеряем репутацию приличного места, которую выстраивали годами. И ради чего? Погубить все предприятие ради пары лишних долларов в кармане? И хуже того, бросить тень на бренд в целом? Она обиделась, пару дней отмалчивалась. Но потом вынуждена была признать мою правоту.