Читать книгу "Миллионерша поневоле - Галина Владимировна Романова"

Ольга с тоской посмотрела в хмурое небо, не предвещающее ничего хорошего на грядущий день, кроме разве что налипающего на лицо и одежду мокрого снега. Потом повыше подняла воротник куртки и наглухо застегнула «молнию». Надо было дубленку надевать, конец ноября как-никак. Тут еще некстати вспомнилось, что им до сих пор так и не включили отопление и резину она не успела поменять на машине на зимнюю. Если к вечеру трахнет мороз, беда будет.

– Пойдем, Леля, – Мишка нетерпеливо дернул ее за руку и потащил к машине. – Она в снегу, Леля. Будем чистить?

Он на ходу полез в рукава, куда успели уползти его мохнатые варежки, пришитые к резинке. Варежки были надеты, в руки была вложена аккуратная маленькая лопатка, которой Оля обычно чистила снег, и дело пошло. Она сгребала щеткой с крыши и стекол тяжелые пласты снега. Мишка суетливо помогал ей, сноровисто орудуя лопаткой.

– Хорошо я делаю, Леля? – время от времени спрашивал он у нее, поднимая на нее озабоченную мордашку.

– Отлично, молодец! – хвалила она его, искренне радуясь тому, что он не задает ей больше вопросов о матери и отце. – Сейчас мы с тобой уже поедем. А то опоздаем на завтрак…

Они прибыли задолго до завтрака. Быстро переодев Мишку и посовав в его шкафчик одежду, Оля проводила его до группы и расцеловала в разрумянившиеся от усердия щечки.

– Пока, милый. До вечера. – Она поправила на нем рубашечку, заправляя ее в шорты. – Будь умником и слушайся воспитательницу.

Воспитательница стояла тут же, жалостливо наблюдая за их прощанием. Садик находился за квартал от дома, где жила Ксюша с семьей. Новости распространялись в этом микрорайоне, как и везде, со скоростью света, характерно обрастая щемящими душу подробностями. Эти самые подробности наверняка достигли с утра ушей Мишкиной воспитательницы, отсюда и столько скорби в ее взгляде.

Оля поставила Мишку у дверей, еще раз поцеловала его в вихрастую макушку и, приложив палец к губам, адресуя сей жест сердобольной воспитательнице, ушла.

На работу она попала вовремя. Быстро разделась, пригладила волосы перед зеркалом и, заслышав шаркающую поступь своего босса, быстро села за свой стол у окна.

Евгений Евгеньевич сухо поздоровался, потом швырнул стильный кожаный портфель на свое кресло и начал степенно стягивать с сутулой спины тяжелое утепленное пальто. На Ольгу он не смотрел. Оно было и понятно: много чести смотреть в ее сторону – нахалка, которая нагло вторглась на его территорию. Сплошное с ней неудобство. Ни тебе свободы действий, ни возможности помедитировать. Сиди и изо всех сил изображай деловитость, тоска зеленая…

Первая половина рабочего дня тянулась так томительно долго, что Ольга всерьез начала подумывать о заявлении на отпуск. Она никогда не ходила в отпуск в это время года. Дома холодно, на улице слякотно и противно. К тому же праздники следовали один за другим: октябрьские, День матери, Новый год не за горами. Но сидеть и лицезреть сердитую ощетинившуюся макушку Евгения Евгеньевича было выше ее сил.

Дважды позвонила мать, невзирая на запрет звонить в этот кабинет. Ольга отвечала ей односложно, не вдаваясь в подробности. А ей подавай: в какой комнате лежал Леха, какой системы у него был пистолет, что на нем в тот самый момент было надето и в какую сторону было повернуто его лицо. Зачем ей все это было нужно, Ольга могла только с ужасом догадываться. Мать закусила удила, называется. Теперь начнется!.. Ведь трижды за четыре часа позвонила. И это на работу! Можно себе представить, что будет, когда Ольга вернется вечером домой.

Ближе к обеденному перерыву Ольга начала заметно нервничать. Она то и дело лазила в свою сумочку и то сворачивала, то разворачивала записку с адресом отделения, которую ей вчера нацарапал на листке бумаги сердитый дядечка криминалист.

Что за новости ее там ждут? Что им удалось узнать? Как там Леха, пришел ли в себя или того… совсем и по-настоящему умер? Нашлась ли Ксюша, и если нашлась, то в каком состоянии?..

От всех этих вопросов ее заметно потрясывало.

Она пару раз поймала на себе ехидный прищур мутноватых глаз своего шефа, когда роняла на пол то дырокол, то авторучку, то карандаши. Его явно развлекала ее несобранность и волнение. И он наверняка относил все это к своему присутствию…

Кем бы ее там ни назначили, он и только он ее непосредственный начальник, думал Евгений Евгеньевич. Он мог послать ее за пончиками, а мог заставить, например, протирать подоконник, тем более что уборщица никогда этого не делала. И эта длинноногая серна с очень бледным и очень испуганным лицом, встав к нему спиной, как миленькая стала бы водить тряпкой по длинному широкому подоконнику. А он смотрел бы на ее узкую спину, тонкую талию, плавно переходящую в стройные бедра и тугую, даже на взгляд, попку и думал бы о том, что она сейчас полностью находится в его власти. Он мог сделать с ней все, что захочет, черт возьми! До того красавца – идиота, что двумя этажами выше вершит какую-то свою, одному ему понятную гребаную кадровую политику, ох как далеко. Не станет же она бегать к нему с жалобами?! Нет, конечно! Она его боится. И того, что двумя этажами выше сидит, и его точно. Он видел, как рдеют ее щеки и дрожат тонкие хрупкие пальчики, когда она натыкалась на его взгляд. И приятного размера ее грудь под мягкой шерстью тонкого свитера приятно и трепетно вздымается…

Евгений Евгеньевич вдруг почувствовал неимоверное волнение.

Она его возбуждает?! Черт! Возможно ли это?! Это его-то, всю свою жизнь проработавшего бок о бок с бабами. С десятками, сотнями баб, у которых их бабьего добра было полны пазухи, а ноги редко когда скрывались длинными юбками. Они и в костюмерных переодевались в его присутствии, никогда особенно не стесняясь. Да он никогда и внимания на их прелести не обращал, а тут вдруг…

Евгений Евгеньевич тревожно заворочался в своем кресле и снова бросил вороватый взгляд на Ольгу. Она в этот момент как раз поправляла волосы, рассыпавшиеся по плечам. Высоко подняв обе руки, она собрала пряди вместе, чуть тряхнула головой и осторожно устроила их между лопатками. Грудь ее при этом мило колыхнулась, рельефными бугорками обозначившись под свитером. Евгений Евгеньевич вдруг почувствовал, как во рту у него пересохло. Что это с ним, черт возьми?.. Он попытался было углубиться в изучение каких-то бумаг, касающихся грядущих празднеств в их городе, что натаскала ему целые горы его секретарша, но ничего не вышло. Взгляд его снова и снова сползал в сторону его новой заместительницы.

Она его боится! Вот что он понял, понаблюдав за ней еще какое-то время. Она боится его! Черт! Вот что его возбуждает в ней! Не сиськи ее с ногами и упругой попкой, этого добра он за свою жизнь перепробовал и перевидал воз и маленькую тележку. Его возбуждает в ней ее испуг. Ее трепетное нетерпение сделать что-нибудь полезное, чтобы он ее, к примеру, похвалил.

Что же… Евгений Евгеньевич кротко улыбнулся. В этом назначении, оказывается, есть и свои позитивные моменты. Он сумеет подчинить себе эту сучку. Сумеет сделать так, что она не только будет пыль вытирать с его подоконника. Она будет делать это… с высоко поднятой юбкой и спущенными колготками, которые вечно собираются у нее на коленках противными складками. Тут он вдруг вспомнил про стеклянную перегородку и еле сдержал ругательство. Вот нагромоздили же аквариумов, а ему теперь мучайся и придумывай, где и как…