Читать книгу "Вы только не обижайтесь - Барбара Серанелла"

– Ее величество собственной персоной.

– Она выглядит…

– …шикарно? – предположил Блэкстон.

– Я хотела сказать – элегантно. Мне нравится ее шуба. Соболья?

– У тебя зоркий взгляд, – сказал он.

– А рамка от «Картье», да?

– Я дважды потрясен. На мой вкус, на ней многовато финтифлюшек, но это – подарок Эвелин к прошлому дню рождения; пришлось смириться.

– А Эвелин – это?..

– Моя мать.

– А твой отец? – спросила она.

– Он в прошлом. Два мужа тому назад. Мы редко получаем от него вести. Ты всегда такая любознательная?

– Работа приучила, наверное. Тебе неприятно?

– От тебя у меня нет секретов. Дух взаимопомощи и все такое прочее.

Пальцы Клер слегка коснулись хрустальной лягушки фирмы «Лалик», стоявшей рядом с фотографией.

– В деньгах ты, по-видимому, не нуждаешься, – заметила она.

– Вполне можно позволить себе покупать первоклассные вещи, – отозвался он. – Главное – знать, что именно хочешь купить.

Клер нервно потеребила верхнюю пуговицу блузки. На костяшках пальцев все еще виднелись следы от смазки. А еще у нее сломался ноготь.

Пока они разговаривали, Блэкстон открыл нижний ящик шахматного столика и достал тяжелую коробку, обернутую махровым белым полотенцем. Удерживая коробку на коленях, он сложил полотенце вдвое и вытер и без того чистую лакированную поверхность. Взгляд его упал на чередующиеся клетки винно-красного вязового капа и светлого клена, блестевшие под слоем лака. Вот если б жизнь была такой же упорядоченной, геометрически размеченной, а возможности всех игроков известны!

– А твои родные? – спросил он. – Где они живут?

– В Аризоне, – ответила она. – В городе Темп.

– Кажется, это университетский город.

– Да. Мои родители преподают в университете.

– И как они отнеслись к тому, что ты пошла в ФБР?

– Они были огорчены. Мой отец считал, что передо мной открывались любые возможности.

Он усмехнулся.

– Эвелин сказала бы обо мне то же самое.

Убедившись в том, что на столе нет ни пылинки, Блэкстон открыл крышку коробки из розового дерева. Каждая шахматная фигура была завернута отдельно. Шахматы были изготовлены известной лондонской фирмой «Жакэ» и стоили больше тысячи долларов, но он совершенно не жалел о потраченных деньгах. Фигуры вырезались вручную: черные – из эбенового дерева, белые – из самшита. К подставке каждой был приклеен кружочек кожи.

Фигуры не были чрезмерно замысловатыми. Кони представляли собой традиционные конские головы, а не латников на вставших на дыбы скакунах. Серьезных игроков гораздо больше интересуют вес и фактура шахмат. Он видел такие наборы, где слонов нельзя было отличить от пешек, а королей – от ферзей, и отказывался играть ими.

Сверяясь с текстом журнала, он расставил партию Фишер – Найдорф, сыгранную в 1962 году, предложив играть ее с тринадцатого хода.

– Я играю белыми, – сказал он.

– Значит, я стану Найдорфом, – отозвалась она.

– А ты против?

– Ничуть. А где шахматные часы?

Он вытащил таймер с двумя циферблатами.

– Как устанавливаем? – спросил он.

– С пятиминутными интервалами, – предложила она.

– Скоростные шахматы? – уточнил он.

– Хорошая возможность заставить себя полагаться на интуицию, – сказала она. – Ты ходишь?

Вместо ответа он передвинул своего ферзя на А4.

– Шах, – объявил он.

– Интересный момент ты выбрал для начала, – заметила она и переставила коня, чтобы защитить короля.

– Хороший ход, – сказал он.

– Очевидный, – откликнулась она.

У него забилось сердце. Теперь игра пойдет острее. Он посмотрел на доску и сказал:

– Я знаю про след, ведущий в Каньонвиль.

Она посмотрела на него, но промолчала.

Он снял ее слона ладьей. Она выгнула бровь. Его ладье угрожала центральная пешка. Неравный размен. Она клюнула на приманку.

– Значит, ты понимаешь наш интерес к делу, – сказала она, забирая его ладью.

– Джон Гарилло был вашим информатором? – спросил он.

– Я справлюсь у нашего руководства.

Он передвинул своего коня в центр доски.

– Чтобы узнать, так ли это, или узнать, можно ли мне сказать?

– Я получу ответ либо на один из твоих вопросов, либо на оба, – ответила она, не отрывая глаз от доски.

Тиканье часов, казалось, заполнило всю комнату. Она выдвинула королевского слона, освободив место между королем и ладьей. Она готовила рокировку: хороший оборонительный ход. Но он запоздал.

Он снова сделал ход конем.

– Шах.

Если она передвинет короля, то не сможет рокироваться – правила это запрещают. Она передвинула короля. У нее было всего два варианта.

Он опять пошел конем.

– Шах.

– Почему у меня появилось ощущение безжалостного давления? – вопросила она, спасая своего короля.

Его следующий ход требовал хитрости. Он сходил слоном, убрал руку – а потом быстро попытался вернуть фигуру обратно.

Клер его остановила.

– Ты отнял руку.

– Я хотел…

– Мне очень жаль, – сказала она, – но правила есть правила.

– Нисколько тебе не жаль, – отозвался он, грустно улыбаясь.

Он наблюдал за тем, как она оценивает позицию. Ее глаза стремительно скользили от клетки к клетке: она мысленно просчитывала возможные варианты. Он знал, о чем она думает. Она спрашивала себя, как ей воспользоваться его ошибкой. Передвинув своего слона, он подставил его ее слону. Но если она снимет его своим слоном, он сможет закрыть короля пешкой. И тогда она могла бы передвинуть ферзя, угрожая его королю, и, возможно, переломить ход игры.

Она взяла его слона. Он демонстративно застонал и снял ее слона. Похоже, она не понимала главного принципа: жертвовать, чтобы победить.

– Не хочешь еще чаю? – спросил он, держа руку над кнопкой, останавливающей таймер.

– Пытаешься выиграть время? – парировала она.

– Ходить сейчас тебе, – напомнил он ей, останавливая часы. – Это ведь дружеская встреча, Клер. Не хочешь сделать ее еще интереснее?

– Что ты имеешь в виду? Пари?

– Отчего бы и нет, – согласился он. – На что будем ставить?

– Все равно. Важно, чтобы мы оба были в выигрыше. – Она говорила, глядя ему прямо в глаза.