Читать книгу "Петр Великий. Прощание с Московией - Роберт К. Масси"

Следующим шагом Петра был приказ полковнику отборного Стремянного полка, Ивану Цыклеру, явиться в Троицу в сопровождении пятидесяти солдат. Софье этот приказ показался зловещим, так как Цыклер был одним из зачинщиков стрелецкого бунта 1682 года, а с тех пор принадлежал к числу самых преданных ей командиров. Если его отпустить, он под пыткой может выдать все, что знает о намерениях Шакловитого разделаться с Нарышкиными, и тогда разрыв с Петром будет необратимым. Но опять-таки у нее не оставалось выбора. Петр был царь, и приказ был царский; неподчинение означало бы открытый вызов. Когда Цыклер явился в Троицу, он и без пыток рассказал все, что знал. Смекнув, что Петр входит в силу, он изъявил желание перейти на его сторону, если царь защитит его особым указом.

С самого начала Софья сознавала слабые стороны своего положения. Если бы дошло до драки, Петр наверняка одолел бы ее, поэтому единственная возможность уцелеть заключалась для нее в примирении. Но если бы ей удалось выманить Петра из Троицы и вернуть в Москву, то он, по крайней мере, лишился бы защиты священных и могучих монастырских стен. Уж тогда бы она разобралась с его советчиками! А там и самого Петра можно бы отправить восвояси – играть в солдатики и кораблики, – и ее власть была бы восстановлена. С этой целью она послала князя Ивана Троекурова, сын которого был в тесной дружбе с Петром, склонить того к возвращению. Однако миссия Троекурова провалилась. Петр отчетливо понимал преимущества Троицы и отослал Троекурова назад, велев передать, что он более не намерен подчиняться женщине.

Следующий шаг был за Петром. Он собственноручно написал всем стрелецким полковникам и приказал им явиться к Троице с десятком солдат от каждого полка. Когда весть об этом достигла Кремля, Софья молниеносно вмешалась. Она вызвала стрелецких полковников и посоветовала не ввязываться в спор между нею и братом. Услышав же от колебавшихся офицеров, что, мол, приказ получен от самого царя и как можно его ослушаться, Софья в гневе вскричала, что всякому, кто осмелится ехать к Троице, отрубят голову. Василий Голицын, все еще в чине главнокомандующего, запретил всем иностранным офицерам покидать Москву под любым предлогом. Вняв угрозам, стрелецкие полковники и офицеры-иностранцы остались в Москве.

На следующий день Петр усилил нажим, прислав царю Ивану и Софье официальное уведомление о том, что он повелел стрелецким полковникам прибыть в Троицу. Он требовал, чтобы Софья как регентша проследила за выполнением его приказов. В ответ Софья отправила в Троицу наставника Ивана и духовника Петра – объяснить, что воины задерживаются, и просить о примирении. Через два дня оба священника возвратились в Москву ни с чем. Тем временем Шакловитый заслал в Троицу шпионов, чтобы понаблюдать, что там делается, и разузнать, сколько у Петра приверженцев. Соглядатаи донесли о растущих силах и крепнущей уверенности Петра. Да и в самом деле, на каждой утренней поверке Шакловитый недосчитывался своих людей и, конечно, понимал, что все больше их по ночам дезертирует и устремляется к Троице.

Софья воззвала к патриарху Иоакиму, чтобы тот поехал в монастырь и, используя вес своего сана, постарался добиться примирения с Петром. Патриарх охотно согласился, но сразу же по приезде примкнул к Петру. С этих пор, когда в Троицу из Москвы являлись новые перебежчики, их встречали Петр и Иоаким, царь и патриарх, стоявшие рука об руку.

По мнению Иоакима, его поступок не был предательством. Хотя он подчинялся Софье как регентше, происходил он из боярской семьи, принадлежавшей к противникам ее власти. Сам Иоаким не любил Софью и Голицына за их прозападные склонности и противостоял стремлению Софьи короноваться. Что еще важнее, он ненавидел монаха Сильвестра Медведева за вмешательство в церковные дела, являвшиеся, как утверждал Иоаким, прерогативой патриарха. До нынешнего кризисного момента он поддерживал регентшу не из симпатии, но склоняясь перед ее властью, и то, что теперь он переметнулся в стан ее противников, несомненно свидетельствовало о начавшемся перераспределении власти и политического влияния.

Измена патриарха нанесла Софье тяжелый удар. Его отъезд послужил примером для многих. Но основная масса стрельцов и видных московских горожан оставалась в городе, не зная, как лучше поступить, и надеясь дождаться каких-нибудь новых подтверждений, что та или другая сторона берет верх.

27 августа Петр сделал следующий ход. Он разослал грозные письма, где повторял требование всем стрелецким полковникам и урядникам немедленно прибыть в Троицкий монастырь с десятком солдат от каждого полка. Другим приказом вызывались многочисленные представители населения Москвы. На сей раз всех неподчинившихся ждала смертная казнь. Эти письма, грозившие неотвратимым наказанием, произвели должное впечатление, и стрельцы под началом пятерых полковников беспорядочной толпой тут же повалили выражать покорность царской воле.

Софья сидела в Кремле, не в силах остановить непрерывный исход к Троице, и ею овладевало отчаяние. В последней попытке покончить дело миром, она решилась сама поехать в монастырь и встретиться с Петром. С Голицыным и Шакловитым, в сопровождении стрельцов, она двинулась к Троице. Но по пути в селе Воздвиженском ее уже встречал друг Петра, Иван Бутурлин, и отряд солдат с заряженными пищалями. Выстроив людей поперек дороги, Бутурлин приказал регентше остановиться. Он сказал, что Петр не желает ее видеть, запрещает допускать ее в Троицу и велит ей немедленно возвращаться в Москву. Возмущенная этой дерзостью, Софья заявила: «Я все равно поеду к Троице!» – и приказала Бутурлину и его солдатам уйти прочь с дороги. В этот момент подъехал еще один из сторонников Петра, молодой князь Троекуров, с распоряжением царя ни в коем случае не пропускать его сестру, даже если для этого понадобится применить силу.

Подавленная и униженная Софья сдалась. Возвратясь в Кремль перед рассветом 11 сентября, она собрала редеющий кружок своих приверженцев. Она была на грани истерики: «Чуть меня не застрелили! В Воздвиженском прискакали на меня многие люди с самопалами и луками. Я насилу ушла и поспела к Москве в пять часов. Затевают Нарышкины с Лопухиными извести царя Иоанна Алексеевича, и до моей головы доходит. Соберу полки и буду говорить им сама. Вы послужите нам, к Троице не уходите. Я верю в вас! Кому и верить, как не вам, старым? Пожалуй, и вы побежите! Целуйте лучше крест! – И Софья каждому протянула крест для целования. – Теперь, если вы попробуете перебежать, крест вас не пустит. Если из Троицы принесут грамоты, сами не читайте. Несите их во дворец».

Завладев инициативой, Петр и его советники не собирались ее упускать. Через несколько часов после возвращения Софьи в Москву из Троицы прибыл полковник Иван Нечаев с грамотами к царю Ивану и регентше Софье. В них объявлялось о существовании заговора против жизни царя Петра и были поименованы главные заговорщики, Шакловитый и Медведев – предатели, которых следовало на месте арестовать и доставить в Троицу, к Петру на суд.

Грамоты эти, врученные дворцовому подьячему у подножия Красной лестницы, вызвали потрясение, волной прокатившееся по всему дворцу. Чиновники и офицеры, стоявшие за Софью в надежде, что она либо победит, либо добьется компромисса, теперь ясно поняли, что впереди их ждет крах или смерть. Даже стрельцы, которые не совсем потеряли преданность регентше, заворчали, что не станут покрывать предателей и что заговорщиков надо выдать. Софья велела привести полковника Нечаева, доставившего столь некстати царские грамоты, и на него обрушилась вся буря ее ярости. Трясясь от бешенства, она спросила: «Как смел ты взять на себя такое поручение?» Нечаев отвечал, что не решился ослушаться царя. В неистовстве Софья приказала отрубить ему голову. К счастью для Нечаева, в эту минуту не нашлось палача, а потом в суматохе о полковнике забыли.