Читать книгу "Грустный оптимизм счастливого поколения - Геннадий Козлов"

Для облучения нас направили в радиологический институт. Здесь врач оказался более ответственным и внимательным. Он заключил, что метастазами поврежден позвоночник и нужна серьезная химиотерапия. Врачи в Онкоцентре, думаю, тоже это понимали, но отпуск был, конечно, важнее.

Химиотерапию делали в этот раз амбулаторно. Врач в районной поликлинике был грамотный, но вот сестры не годились никуда. Одна из них умудрилась ввести опаснейшее лекарство вместо вены под кожу, отчего на руке образовалась здоровенная опухоль, не проходившая несколько лет. Так или иначе, но результат был достигнут – боли в спине прошли, и прогноз врача снова был весьма оптимистическим.

На дворе тем временем уже была весна второго года с начала болезни. Вика мечтала съездить отдохнуть после всех мучений на юг. Мнения врачей на этот счет разошлись, но онколог, за которым было последнее слово, разрешил. В конце апреля мы отправились в Крым.

Вероятно, это была наша третья ошибка.

Провели мы в Крыму двадцать дней. Все сложилось как нельзя лучше. Вика снова стала полна жизни, чудесно выглядела и находилась в отличном настроении. Было даже несерьезно вспоминать об ее инвалидности. Но болезнь оказалась исключительно коварной. Она как бы тоже собралась с силами и нанесла новый удар.

Наученные горьким опытом, мы теперь обратились к самому известному химиотерапевту. Он, ориентируясь, видимо, на цветущий вид Вики, отнесся ко всему очень спокойно и решил применить какой-то новый, более щадящий метод лечения.

Это была уже четвертая серьезнейшая неудача.

Прошел месяц. Состояние Вики ухудшалось день ото дня. Ей стало сначала трудно ходить, а затем и сидеть. Было ясно, что нужно ложиться в больницу. Но в это время у нас гостил сын, а в Онкологическом центре, как обычно, был отпуск.

Когда «светило» химиотерапии увидел Вику второй раз, он просто ахнул. Перед ним была потухшая, едва держащаяся на ногах женщина. В тот же день ее госпитализировали. На этот раз с лечащим врачом повезло. Это был умный, молодой, самолюбивый и очень внимательный человек. Началась тяжелейшая длительная борьба с болезнью, успевшей распространиться на позвоночник, многие суставы и кости.

Первые две недели шло сплошное ухудшение. Вика фактически была парализована и держалась на наркотических обезболивающих препаратах. Был момент, когда она уже потеряла веру в выздоровление. Я находился в смятении, хотя и не подавал виду. Мое настроение, каждое мое слово и даже интонация являлись для нее важнейшими индикаторами. Учитывая все это, я старался держаться совершенно буднично, о болезни говорил как бы между прочим. Все ее опасения и сомнения я не пытался опровергать, а просто отвергал их, как совершенно не заслуживающие внимания, ссылаясь на безусловный оптимизм врачей. Это вроде бы помогало.

Через месяц, казалось, наступил перелом. Боли начали спадать. Однажды вечером случилось чудо – я застал Вику стоящей около кровати. Чувствовалось, что давалось ей это большим напряжением сил, но лицо ее светилось такой радостью, какой не бывает даже при крупных жизненных победах. Я едва сдержал слезы, это было труднее, чем в самые мрачные дни, наполненные тревогой и безысходностью.

За три месяца мы так сроднились с Онкоцентром, что он стал нам почти как родной дом. Пожалуй, только отделение для облучения по-прежнему вызывало содрогание. Там всегда было полно несчастных, многие из которых находились в тяжелейшем состоянии. У меня щемило сердце. В бетонных лабиринтах с задвигающимися дверьми Вика оставалась один на один с пугающим своей невидимой опасностью излучением.

В конце зимы состояние Вики существенно стабилизировалось, и ее выписали домой, но теперь она уже была отнесена к первой группе инвалидности. Болезнь, однако, почти не сказалась на Викиной внешности, которая была не просто совершенно нормальной, но вновь юношески привлекательной. При входе в метро на ее пенсионное удостоверение всегда смотрели с подозрением.

В апреле Вика снова заговорила о Крыме. После всего пережитого это было более чем понятно. Лечивший ее врач, которому мы верили больше всех, рассчитывал, что ремиссия продержится еще около полугода, и отговаривать нас не стал.

Крым и в этот раз встретил нас прекрасной в своем пробуждении природой. Жизнь наша была не столь активной, как в первый приезд, но Вика все же могла гулять по побережью и даже немного подниматься в горы. Временами у нее появлялись боли, но она к ним уже как бы и привыкла. И все же состояние ее непрерывно ухудшалось. В Москве она практически сразу же слегла в больницу.

Я понимал, что на чудо рассчитывать не приходится, болезнь вступила в свою самую ужасную, последнюю стадию. Несколько сеансов химиотерапии прошли удачно, как вдруг однажды, придя как обычно навестить Вику вечером, я не застал ее в палате. Дежурный врач сказал мне, что у нее образовался опаснейший тромб, и добавил как бы между прочим:

– Шансов мало, да и по правде… для нее и для вас это лучший исход. Дальнейшее течение болезни уже не принесет ничего, кроме страданий.

Я сам понимал, что неумолимо приближается самое ужасное, но эти жестокие слова меня просто потрясли. За годы мучительной болезни я почувствовал как никогда остро, сколь многое значит для меня этот чудесный человек.

В реанимации Вика встретила меня виноватой улыбкой:

– Вот, так получилось. Но ты не бойся, все обойдется.

В общем, она оказалась права. Тромб удалось зафиксировать. Однако теперь он был как занесенный «дамоклов меч». Вика, тем не менее, морально не сдавалась. Более того, она была своеобразной опорой своих соседок по несчастью. Будучи в значительно более тяжелом состоянии, нежели они, она находила силы утешать их, вселяя уверенность.

Болезнь тем временем развивалась прямо на глазах, не обращая уже никакого внимания ни на облучение, ни на химиотерапию. Вика практически не ходила и с трудом вставала. Врачи поражались как стремительности происходящего, так и особенно выдержке и стойкости хрупкой на вид женщины.

Теперь уже счет шел на недели.

Ненадолго приехал сын. Это была последняя большая радость. Вика с грустью считала дни до его отъезда:

– Наверное, я уже больше никогда его не увижу.

– Да ну, ты что? Врач гарантирует по крайней мере еще три года, – из последних сил выдавил я, отвернувшись к окну.

– Только три года? Так мало? Через полтора месяца Вики не стало.

Глава девятая

Семья

Итак, детей у нас было двое. Старший сын Владимир и дочь Светлана. Они прошли весь трудный путь яслей и детского сада, отмеченный непрерывными простудными и кишечными болезнями. Жизнь заставила детей взрослеть очень быстро. Показателен в этом отношении один дачный случай. Мы с Викой собирались по очереди съездить в Москву на работу и выбирали подходящие электрички. Сын был рядом и прислушивался к нашему разговору. Когда мы закончили обсуждение, он, видимо решив, что мы уезжаем в один день, подошел и виновато сообщил, что с сестрой один, пожалуй, не управится. Ему было четыре года, а сестре два, но возможность остаться дома за главного ему казалась вполне реальной.