Читать книгу "О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико - Люси Невилл"

– ¡Viva! – скандировали мы. Десятки тысяч голосов возглашали это со страстью, которую я ощущала физически, и от этого мне хотелось кричать еще громче.

– ¡Viva la Libertad! – ревел он, сжимая в руках мексиканский флаг.

– ¡Viva! – кричали мы, в то время как дети неистово трубили в пластмассовые трубы и духовые оркестры маршировали туда-сюда.

Мерцающие красные, белые и зеленые огни – цвета мексиканского флага – украшали здания вокруг Сокало. На здании Национального дворца красовалось светящееся изображение огромного золотого орла, сидящего на кактусе, – герб Мексики. Портреты национальных героев – Морелоса, Хуареса – были сложены из тысяч крошечных фонариков, которые светили со зданий, окружающих просторную площадь. Минута тишины – и толпа грянула национальный гимн, а в каждой части города в небо взвились огни фейерверков.

— А говорят еще, что американцы – националисты, – вытаращил глаза Бакс.

Мы выбрались с площади Сокало и уселись у уличного ларька с едой. Мы заказали единственное блюдо в меню – pozole, – старинное ацтекское тушеное блюдо, которое каждая хорошая мексиканская мать готовит на День независимости. Оно готовится из кукурузы, редиски, чили и, как правило, свинины, которая является ближайшим по вкусу заменителем человеческого мяса, которое, по преданию, использовалось в оригинальном рецепте. Компания мужчин в узких ковбойских штанах и сомбреро танцевала под марьячи, пока мы ели.

Я долго, пристально разглядывала изображение Богоматери Гваделупской в нашей гостиной и в конце концов решила, что в словах Эдгара может быть какой-то смысл. У контуров рисунка действительно было что-что общее с очертаниями женских половых органов – возможно, что-что напоминающее сердцевину орхидеи.

Когда утром в субботу мы встретились с Октавио, я спросила его, что он думает о такой трактовке. Ему это вовсе не показалось таким забавным, как мне.

— Что за глупость! Это Матерь Божия, а не вагина, – сказал он.

— А разве Она не может быть и тем и другим – одновременно? – не сдавалась я.

— Что угодно может показаться вагиной, если захотеть ее в этом увидеть.

— Ты просто не хочешь этого увидеть.

— Мне плевать, похожа она на женские гениталии или нет. Она – не гениталии.

И на этом дискуссия была закончена.

9

Свадьба

В тот субботний вечер, лежа на полу в гостиной с таблицей неправильных глаголов в сослагательном наклонении, я чувствовала легкую жалость к себе. Кроме того что в моей жизни было двое мужчин, я так и не сумела еще составить для себя хоть какой-то календарь светского общения.

Caber (годиться) – quepa

Caer (падать) – caiga

Decir (говорить) – diga

И так далее. Я читала эти глаголы вслух, а потом вставляла их в предложения, которые повторяла про себя снова и снова. Потом мне пришло в голову, что совершенно не важно, сколько я сейчас буду учить эти глаголы, потому что мне уже пора использовать их в общении, иначе я, скорее всего, их быстро забуду. Посему я решила бросить это занятие и лечь спать.

Я уже шла в ванную, когда услышала, как в двери поворачивается ключ. Для Октавио было необычным делом возвращаться в субботу вечером в такую рань. Он тоже удивился, увидев меня.

— А где твой парень? – спросил он.

Рикардо отправился на рок-концерт один, ибо не сумел достать лишний билет, пояснила я.

— Мескаль будешь? – спросил Октавио.

— Да.

Налив в две рюмки мескаля, он выбрал на полке CD-диск и вставил его в проигрыватель. Комната наполнилась приятными ритмами кубинской сальсы, и мое мрачное настроение начало улетучиваться.

— Ты танцуешь? – спросил он и направился ко мне, двигая бедрами и притопывая в такт музыке.

Я не знала, как ответить на этот вопрос. Танцы стали одним из моих неврозов, который начался после того, как во втором классе меня выгнали из музыкального кружка «Непоседа» за недостаточную координацию движений. Из-за этой психологической травмы я потом больше никогда не танцевала; подростковые ужимки и прыжки под амфетамином не в счет.

Так было до моей первой поездки в Мексику, во время которой я увидела кое-что такое, что убедило меня в том, что танец слишком важная вещь, чтобы выбросить его из своей жизни только из-за недостатка способностей. В тесном баре в Уахаке, при свечах, из-за столика в углу встали седоволосые супруги, взяли друг друга за руки. Как завороженная, смотрела я, как они парят над танцплощадкой: она – сама женственность, он – воплощение мужественности. В их движениях выражалась и страсть, и мука.

Глядя на них, я понимала, что передо мной – совершенное торжество любви, сексуальности и красоты человеческого тела. Только когда они вернулись за столик, я осознала, что этой паре, должно быть, уже за семьдесят, – на танцплощадке они казались вечно молодыми.

На следующий день я записалась на курсы сальсы в культурном центре, где я брала уроки испанского. Мои товарищи – небольшая группа студентов со всего мира – быстро схватывали шаги, как будто это была самая естественная на свете вещь. Но для меня даже простые шаги вперед и назад требовали глубокой сосредоточенности. Инструктор спешил перейти от простых шагов к более сложным, и к четвертому уроку я сдалась: мои руки и ноги неуклюже путались в поворотах, вращениях и наклонах. Как можно одновременно контролировать свои руки, ноги и бедра, при этом читая язык движений своего партнера и отвечая ему тем же, а самое главное – не сбиваясь при этом с ритма, было для меня загадкой. Поэтому, когда учитель танцев начал демонстрировать явные признаки недовольства, я решила избавить себя от дальнейшего унижения.

Однако, вернувшись в Сидней, я никак не могла выбросить из головы ту престарелую пару танцоров. Поэтому, когда улыбчивый австриец по имени Клаус вручил мне рекламку своего курса сальсы для начинающих, я с радостью на него записалась. Клаус вел занятия очень неторопливо, обучая одному шагу за раз. Он просто не мог иначе, поскольку большинство его учеников были программисты, которые вообще не привыкли ни к какой физической активности. В таких условиях мне удалось закончить курс обучения до того, как я отправилась в свою следующую поездку в Мексику.

Но я не стала признаваться в этом Октавио. Я просто сказала:

— Нет, я не умею танцевать.

— Это не важно: я тебя научу.

— Хорошо, только не говори, чтобы я прислушалась к ритму, звучащему в моем сердце. Я не из Латинской Америки, и в сердце у меня нет никакого такого ритма.

— У меня тоже нет. Я учился танцевать в Швейцарии, – заявил он, уводя меня в правый поворот.

— Что?

— Здесь, в Мексике, почти никто не танцует, а в Швейцарии сальса очень популярна.