Читать книгу "Тетради Шерлока Холмса - Джун Томсон"

Пока мы катили по Финчли-роуд, я попытался вспомнить, что было изображено на той акварели, но не сумел припомнить ничего, кроме моста над рекой и городского пейзажа со множеством высоких строений на заднем плане.

Но главное, в голове у меня засело дважды повторенное Холмсом замечание о какой-то странности имен. Я чувствовал, что за этим кроется огромный смысл, но сколько ни ломал голову над этой загадкой, так и не сумел ее разгадать.

Как только мы вернулись на Бейкер-стрит и снова водворились в гостиной, Холмс приступил к тщательному осмотру медальона и цепочки. Он велел посыльному принести необходимые принадлежности: чистое полотенце, которое он расстелил на своем рабочем столе, таз с теплой водой и несколько ватных тампонов. Затем достал из своего арсенала инструментов маленькую кисточку с мягкой щетиной, скальпель, две чашки Петри и ювелирную лупу.

Аккуратно разложив все эти предметы на столе, он вынул из записной книжки маленький конвертик и осторожно выложил медальон и цепочку на полотенце.

Я бесшумно придвинул свое кресло ближе, чтобы понаблюдать за его манипуляциями. Эта область его деятельности представлялась мне особенно интересной – по моему мнению, ее можно было сравнить с четкими, продуманными действиями хирурга, готовящегося к операции.

Сначала Холмс кисточкой смахнул с медальона и цепочки остатки земли, затем тщательно очистил их ватным тампоном, смоченным теплой водой. После этого он отложил цепочку в сторону и стал с обеих сторон осматривать под лупой медальон. Кажется, ему удалось обнаружить нечто важное, потому что он тихонько рассмеялся себе под нос. Однако мне было трудно представить, что такого смешного он мог заметить на обратной стороне маленькой серебряной вещицы. Впрочем, он ничего не сказал, а спрашивать мне не хотелось.

Потом он взял скальпель и с величайшей осторожностью просунул лезвие между двумя половинками медальона, слегка поворочал им, крошечные петли наконец подались, и медальон открылся.

– Посмотрите-ка, Уотсон, – сказал Холмс, – и скажите, что вы об этом думаете.

Наклонившись вперед, я взглянул на раскрытые половинки медальона, но не увидел ничего особенного, кроме осколков тонкого стекла, клочков выцветшей бумаги и пары тонких серебряных рамок в форме сердца: очевидно, в них когда-то были вставлены две фотографии, от которых сохранились лишь обрывки.

Я описал все это Холмсу, а он серьезно слушал и согласно кивал, когда я перечислял все увиденное.

– Отлично, приятель! – к тайной моей радости, воскликнул он, когда я закончил. – На мой взгляд, ваши выводы вполне верны. В медальоне действительно хранились два снимка. Однако вы, быть может, пойдете в своих умозаключениях дальше?

– В каком направлении, Холмс? – спросил я, не понимая, что я мог упустить.

– Начните хотя бы с разбитого стекла и порванных фотографий. Что с ними случилось?

– Но здесь нет ничего необычного, разве не так? В конце концов, медальон пролежал в земле больше года. Неизбежно сказались сырость и давление почвы.

– Дорогой Уотсон, ваши доводы разумны, но они не объясняют, каким образом стекло превратилось в мелкие осколки, а снимки – практически в кашу.

– Не понимаю… – недоуменно начал я.

– Позвольте вам помочь. Взгляните на стекло. Как оно могло разбиться?

– От удара, Холмс! Что тут еще можно добавить?

– Очень многое! От какого именно удара?

– От какого? – воскликнул я. – Ну, на стекло что-нибудь упало и раздавило его.

– Что, например?

– Ради бога, Холмс! – взвился я, ибо эти вопросы стали не на шутку меня раздражать. – Скажем, камень. Либо кто-то наступил на медальон.

– Господи, Уотсон! Ну посмотрите же, дружище!

Он взял медальон и положил его себе на ладонь лицевой стороной вверх.

– Разве на крышке есть повреждения?

– Нет, Холмс, – смиренно согласился я, наконец уловив смысл его допроса.

– А на задней стороне? – настаивал он, переворачивая вещицу.

– Нет, никаких.

– Итак, какие выводы мы можем сделать из этих простых наблюдений? – Должно быть, он приметил мое смущение, потому что продолжил уже мягче: – Думаю, с уверенностью можно предположить, что, когда тело женщины закапывали, на шее у нее не было медальона, поскольку замочек цепочки закрыт. Сам медальон также был закрыт. Однако стекло, под которым, без сомнения, находились две фотографии, треснуло, более того: оно было разбито на мелкие осколки – и, полагаю, разбито нарочно. Передайте-ка лупу, Уотсон, сейчас мы осмотрим края осколков. Смотрите, они не просто разбиты, но раздавлены каким-то увесистым предметом, возможно молотком. Вы согласны?

– Согласен, – только и ответил я.

– А фотографии?

Я тоже взял лупу и, наведя ее на маленькие бумажные обрывки, был поражен результатом.

– Боже мой, Холмс! Кажется, их тоже намеренно уничтожили чем-то тяжелым.

– Тем же самым молотком? – подсказал Холмс.

– Скорее всего, – подтвердил я.

Вопросы Холмса перестали меня раздражать, я начал постигать метод, с помощью которого он шаг за шагом подводил меня к новым, совершенно неожиданным выводам.

– Что ж, теперь мы вновь можем порассуждать о том, каким образом медальон очутился в земле, не так ли? Он не висел на шее жертвы, напротив, его опустили в могилу отдельно от тела. Но перед этим кто-то взял на себя труд открыть его, вынуть стекло и фотографии и искрошить их каким-то тяжелым инструментом вроде молотка, по всей видимости, для того, чтобы нельзя было установить, кто изображен на снимках. Стекло тоже было разбито: если бы оно осталось неповрежденным, это выглядело бы подозрительно. После этого осколки стекла и обрывки бумаги снова поместили в медальон и закрыли его. Но тут перед нами встают два вопроса. Можете вы предположить, что это за вопросы, Уотсон?

– Ну, – неуверенно проговорил я, – пока вы рассуждали, мне пришло в голову: зачем понадобилось вынимать фотографии? Почему бы ему…

– Или ей, – вставил Холмс.

– …Или ей, – послушно согласился я и продолжал: – попросту не раздавить медальон вместе с фотографиями?

– Отлично, дружище! – воскликнул Холмс. – Вы поставили тот же самый вопрос, который задал себе я сам. Действительно, почему?

Я был польщен его похвалой, но в то же время понимал, что уже исчерпал свои возможности и ни за что не сумею разгадать эту загадку до конца.

Холмс деликатно пришел мне на выручку, постаравшись не ранить мое самолюбие:

– До того, как я бесцеремонно перебил вас, вы, несомненно, хотели добавить, что если бы он (или она) раздавил медальон, вещь стала бы неузнаваемой. Однако злоумышленнику было необходимо, чтобы медальон безоговорочно ассоциировался с телом. Впрочем, он не довел эту мысль до логического завершения. Всегда нужно помнить, что дедуктивный метод – не просто последовательность отдельных, пусть даже блестящих, выводов. Он, как цепочка рассматриваемого нами медальона, представляет собой непрерывный ряд взаимосвязанных суждений, в конце концов приводящих к единственно верному заключению. Исходя из этого, мы можем найти в рассуждениях нашего противника изъян. Он (или она – не будем подходить предвзято к решению вопроса о половой принадлежности) так беспокоился, чтобы медальон можно было легко идентифицировать, что позабыл об одном существенном опознавательном знаке, который в случае повреждения медальона был бы уничтожен.