Читать книгу "Ричард Длинные Руки - властелин трех замков - Гай Юлий Орловский"

— Хорошие там цветочки?

— Да, — сказал я. — И земля там мягкая.

— Лучше бы птахам оставить, — сказал он. — Божьи все-таки…

— Я так и сделал, — ответил я кротко.

Брат Кадфаэль прислушивался с недоумением. Взглянул на небо, где в синеве кружили два орла, потом уже три, быстро снижались, пока все не упали камнями по ту сторону городской стены.

— Брат паладин, — сказал он заботливо, — тебя не было с нами на утренней трапезе… Ты не захворал?

— Я буду учиться есть в седле, — ответил я. — Как ныне дикий друг степей калмык. И еще гунн! Это у меня обет на сегодня такой. Понял? Ты что, не знал, что у рыцарей иногда вожжа под хвост западает?

Альдер посматривал усмешливо, уже знает, сколько во мне рыцарскости, а сколько практической сметки, но бедный Кадфаэль растерялся, потом нехотя кивнул, принимая, что да, у рыцарей и не такая бывает дурь.

— Где леди Женевьева? — спросил я нетерпеливо.

С высоты седла раздался неприятный голос Клотара:

— Госпожа велела передать, что ей надо еще четверть часа, чтобы переодеться.

— Скажи, — велел я, — что если не спустится сейчас же, я вытащу ее, как ленивую служанку.

Через пару минут леди Женевьева появилась на крыльце, окатила меня взглядом, преисполненным полнейшего и просто предельного презрения, поднялась в повозку, после чего занавеска на окошке закрыла доступ вовнутрь надежнее, чем крепостные ворота Парижа ордам Аттилы в город.

Долина сразу после выезда за городские врата пошла неприятными буграми, что сами по себе вроде бы безвредны, многие даже распаханы под поля, меня же беспокоило, что не могу окинуть пространство с птичьего полета или хотя жирафьего роста. За холмом может затаиться шайка разбойников, уж не говорю о людях Грубера, потому я время от времени выезжал вперед, осматривал дорогу, по которой проедем.

Видел кладоискателей, гномов, исчезников, странных животных, которых обычно относят к нечисти, но кто на самом деле нечистью по большей части не является. Однако мышление людское прагматично: весь животный мир делится на полезный и вредный, овцы — полезно, волки — вредно, и никакие ссылки на санитаров леса не помогут. Ну а те звери, которые не вредные и не полезные, с которых ни мяса, ни шерсти, ни ценных рогов или копыт, — это просто нечисть, которую тоже надо истребить, чтобы не жрала, к примеру, нашу траву, пусть ее лучше коровы жрут.

Возвращаясь, я проезжал в сторонке от повозки, разве что перекидывался парой слов с Альдером. В последний раз он заметил многозначительно:

— Ваша милость, на горизонте дважды показывались всадники.

Смотрел он серьезно, а в голосе слышалась подсказка.

— Люди Грубера?

— Похоже.

— Приметы какие-то есть?

— С такого расстояния разве заметишь?

Я задумался, прикидывая, как этот барон-разбойник, через его владения, по сути, едем, попробует отнять добычу. Можно даже лихим налетом, если у него достаточно людей, а можно попытаться ночью, если не достигнем города и заночуем в лесу или в поле.

Погрузившись в расчеты, я не услышал, как рядом застучали колеса, занавеска чуть приоткрылась, леди Женевьева выглянула веселая, сияющая, только что язык не показала.

— А вам, сэр Ричард, — спросила она с веселой ехидцей, — какие женщины нравятся — умные или красивые?

Я выпятил грудь и ответил истинно по-рыцарски:

— Ни те, ни другие. Мне нравитесь вы, леди Женевьева!

Она насмешливо заулыбалась, польщенная, но все испортил Ревель, заржал, как конь, а на ее вопросительный взгляд сказал поспешно:

— Да это я так, леди… Вспомнил кое-что.

— Гергельскую кампанию, — подсказал я.

— Да-да, гергельскую…

Но когда мы отъехали, я видел, что прелестная леди задумалась, бровки поползли вверх, а потом лицо вдруг залилось краской, и всю дорогу поглядывала на меня так, что я чувствовал, как она мечтает насадить меня на раскаленный вертел и самолично держать над огнем в своих прелестных ручках.

— Знает, — сказал Альдер вполголоса. — Как-то он ей подал знак.

— Или она тоже рассмотрела, кто за нами следует…

— А иногда оказывается впереди, — напомнил Альдер.

Некоторое время втроем держались позади коляски, но ветер ухитряется доносить пыль из-под колес на любое расстояние, наконец мы с Альдером пустили коней вперед. Я некоторое время оглядывался на повозку, потом пошли мелкие рощи, неглубокие балки, заросшие кустарником и мелким лесом, где так легко спрятаться разбойникам, мы бдили во все глаза, первым почуял неладное Альдер, оглянулся и выругался во весь голос.

Повозка, развернувшись, неслась прочь. Неслась с такой скоростью, с какой никогда еще не ехала с нами. Эти кони, оказывается, могут развить скорость, о которой мы даже не подозревали! Я заорал и, повернув Зайчика, ринулся следом. За спиной застучали копыта коней Альдера и Ревеля, быстро отдалились и затихли.

Возница, оглядываясь в ужасе, изо всех сил настегивал коней. Я настигал быстро, на лице возницы панический страх, он никогда не видел, чтобы кто-то мчался так быстро и в самом деле догонял их повозку.

Я обогнал, ухватил коня за узду и заставил остановиться. Из окошка выглянула леди Женевьева. Лицо ее было бледным и перекошенным от ярости и разочарования, глаза блестели, как у разъяренной кошки.

— Как вы смеете?

Я бросил резко:

— Заткнись.

Ее глаза расширились в неподдельном изумлении:

— Вы это… мне?

— Тебе, — ответил я грубо. — Возможно, все-таки придется выпороть.

— Да как… да как вы… смеете?

Она задыхалась от негодования. Дверца с треском распахнулась, Женевьева выскочила и бросилась на меня. Я высвободил ногу из стремени и показал взглядом, что дам ей пинка прямо в ее прекрасное карменистое личико. Испанские страсти так испанские. Она остановилась, глаза неверяще обшаривали мое злое лицо.

— Вы… вы не рыцарь!

— Совершенно верно, — подтвердил я. Бросил резко: — Я паладин! А это значит, что бабы для меня значат очень мало… вас как блох на бродячей собаке, а вот долг — это долг. Так что не сомневайтесь, мне с высоты моего паладинства не видать разницы между графиней и ее служанкой. Восхочу — обеих. В смысле выпорю. А теперь…

Послышался конский топот. Клотар и Альдер неслись во всю прыть, оба пригнулись к конским гривам, кони стелются над землей, как огромные хищные птицы. За ними несся чуть отставший Ревель. Поодаль маячил Кадфаэль на своем уродце, ну и гончий же у нашего монаха мул. Едва начали замедлять бег, я повернулся к вознице. Ни жив ни мертв, он застыл на облучке, неподвижный, как будто вырезали из старого трухлявого дерева, осыпанного пылью.