Читать книгу "Игрушка из Хиросимы - Максим Шахов"

Доехав до квартала, где стоял особняк Такахито, Бондарев сделал круг, проверяя, все ли спокойно. И только потом посигналил у ворот, которые отворил улыбающийся до ушей Наши.

Мизуки переговорила с ним по-японски, а Бондарев осмотрел автомобили, припаркованные у входа. Их было ровно четыре. «Завтра останется три, — подумал он, — потом два, а потом последние родственники бросят Мизуки, отделавшись какими-нибудь ничего не значащими, вежливыми фразами. И я брошу. Значит, необходимо срочно придумать нечто такое, чтобы она не пострадала. И в первую очередь нужно избавить ее от предателей, притаившихся рядом».

Шагая рядом с Мизуки ко входу в дом, он услышал ее почти спокойный голос:

— Наши говорит, что видел машину, в которой сидели трое в черных масках. Но когда к ним направились мужчины с оружием, они быстро уехали.

— Этого и следовало ожидать, — прокомментировал Бондарев. — Подонки, как правило, трусы. А кто как не подонки запугивают беззащитных женщин?

— Утром я велела Наши купить три охотничьих винчестера и картечи, — похвасталась Мизуки. — Теперь у нас целый арсенал.

— Где он хранится?

— В подвале.

— Проводишь?

— Конечно.

Они спустились вниз, и Бондарев с удовлетворением осмотрел новехонькие ружья. В углу стояли ящики со светошумовыми гранатами и мощными петардами. Похоже, английская поговорка «Мой дом — моя крепость» сделалась явью в Японии.

Поднявшись в спальню, Бондарев и Мизуки около двух часов предавались любовным играм, а потом он заставил ее разжать объятия, уложил на подушку и, подпирая подбородок кулаком, сказал:

— Когда совсем стемнеет, я уйду.

— Зачем? — воскликнула она.

— Нужно кое-что сделать.

— Не лучше ли позвонить Юрию? — предложила Мизуки. — Пусть натравит российский флот на корабль Хозяев, и дело с концом. Или можно потопить его торпедой.

— Я подумаю об этом, — пообещал Бондарев. — Но избавиться от партии уже готовых роботов мало. Необходимо уничтожить всю организацию Хозяев. Иначе проклятые деды-морозы всплывут где-нибудь снова. Под видом снегурочек или карлсонов, которые живут на крыше.

— Один ты с Хозяевами не справишься. — Мизуки смотрела на Бондарева умоляющими глазами, словно заклиная его не лезть на рожон.

— Харакумо убрать легко, но что это даст? — пожал он плечами. — Его место займет кто-нибудь другой. Если я не найду способ избавиться от этой опухоли разом, ее где-нибудь обязательно прорвет. Но хуже всего, что будет создан прецедент. Все новые и новые террористические организации станут искать способ заложить взрывчатку в товары, и тогда от этой напасти не будет спасения.

Внимательно выслушав его, Мизуки продемонстрировала свою типично женскую логику:

— Но разве начать следует не с малого? Не с корабля «Куро Умихеби»?

— Возможно, — буркнул Бондарев, не собираясь с ней спорить. — Свяжусь с Боровым и послушаю, что он скажет.

— И очень хорошо, — обрадовалась японка.

— Но даже если будет принято решение атаковать сухогруз, невинных жертв все равно не избежать.

— Почему?

— Потому что на борту могут находиться обычные моряки: капитан, штурман, матросы. И что же, отправить их всех на дно вместе с террористами? Как после этого будет относиться Япония к России?

— Как же быть? — растерянно проговорила Мизуки.

— Там видно будет.

Бондарев не признался, что намерен повидаться с ее законспирированным братом Макимото. Это была не та тема, которую они могли бы обсуждать вместе.

Она вздохнула.

— Я думала, все самое плохое позади…

— Позади, — поддакнул он, думая о своем.

— Как же позади, когда ты меня покидаешь? Это и есть самое плохое, Константин. Я не знаю, как без тебя жить.

Он пожал плечами:

— Очень просто. Как прежде. Чем меньше привязываться друг к другу, тем лучше.

Он не хотел, чтобы она влюбилась. Он не хотел влюбляться сам. Приходилось быть жестким, это у него хорошо получалось.

35

«Боинг», летящий во мраке, стал проседать все ниже и ниже, пока не провалился сквозь толщу облаков. Позевывая, чтобы избавиться от воздушных пробок в ушах, Бондарев посмотрел в окно и увидел внизу жемчужные россыпи переливающихся огней.

Это была панорама Токио, с черной латкой залива посередине. Глядя на город сверху, трудно было поверить, что там вообще кто-нибудь когда-нибудь спит — так много было электрического света.

Из самолета невозможно было разглядеть скоростные автомагистрали, бешеные потоки машин, толпы полуночных туристов и железобетонные лабиринты, но все это было и ощущалось даже на расстоянии. У мегаполиса существовала своя особая атмосфера, своя неповторимая аура.

Бондарев, уже бывавший здесь, легко мог представить себе красные пузатые фонари, раскачивающиеся над ресторанчиками, слепленными из бамбука, фанеры и бумаги. И замусоренные в этот поздний час тротуары, и рабочих, еженощно латающих асфальт, и смутные тени, рыскающие в подворотнях.

За окном накренившегося «Боинга» появился порт, раскинувшийся на берегу Токийского залива, лоснящегося в ночи, как нефтяная лужа. Бондареву показалось, что он слышит пыхтение лебедок и кранов, сопение сотен автокаров, нетерпеливые гудки теплоходов.

А от причалов залива отплывали тысячи рыбацких лодочек и суденышек, чтобы поспеть с уловом затемно, когда начинает работать необъятный рыбный рынок. Не позднее пяти часов утра на прилавках будут разложены горы тунцов, омаров и раковин, в аквариумы запустят осьминогов и креветок, плетеные соломенные корзинки наполнятся доверху деликатесной икрой.

А потом на рынке начнутся торги… Чуть позже похожие торги начнутся на знаменитой бирже в районе Нихонбаси, главный зал которой занимает полторы тысячи квадратных метров. И высыпят на улицы миллионы сине-черных пиджаков и темно-голубых юбок, и проглянет сквозь пелену смога солнце, засверкают стальные и стеклянные грани небоскребов, зазеленеют островки скверов и парков.

Увидит ли Бондарев завтрашнее утро? Такой уверенности у него не было, поэтому он поспешил стереть вопрос из памяти или хотя бы загнать его в самый дальний, самый темный уголок подсознания. Точно так же, как запрещал себе вспоминать, что произошло несколько дней назад, когда он приземлился в Токио. От таких мыслей рождались страх и неуверенность в себе.

Влившись в поток пассажиров, он вышел из самолета в туннель, который, подобно шлангу гигантского пылесоса, всосал в себя всех без остатка. В конце туннеля, как водится, был яркий свет, и там не поджидал Бондарева очередной автоматчик в черном колпаке, натянутом на лицо.

Можно было расслабиться. Помахивая небольшим саквояжем, приобретенным взамен спортивной сумки, Бондарев вышел из здания аэропорта, нашел свободное такси и покатил в центр Токио. Таксист несколько раз переспросил адрес, Бондарев дважды повторил, а на третий раз одарил таксиста таким выразительным взглядом, что тот больше не возникал, предпочитая отмалчиваться и смотреть прямо перед собой.