Читать книгу "Погребальный поезд Хайле Селассие - Гай Давенпорт"

Они подходят к институту Цандера,[182]стоящему высоко на каменной набережной. Перед зданием — сад, вокруг металлическая ограда. Ребе интересуется институтом и садом. Что это за сад? — спрашивает он. Один человек из свиты, по имени, как уловил доктор Кафка, Шлезингер, подбегает к ограде, но тут же разворачивается у ворот и бежит назад, высоко задирая колени и топая. Это, — сообщает он, задыхаясь, — сад института Цандера. Вот как, — произносит ребе. Это частный сад? Они вполголоса совещаются. Да, — говорит их представитель, — это частный сад. Ребе смотрит на сад, покачиваясь на каблуках. Это, — заключает он, — симпатичный сад, и секретарь записывает его слова в гроссбух.

Дорога приводит их к Новым Купальням. Где-то ребе читал о них. Проходя за купальнями, он обнаруживает канавку, в которую стекает вода. Серебряной тростью он прослеживает, как идут трубы. Вода, должно быть, поступает оттуда, — говорит он, указывая выше, — течет сюда, а потом вот сюда. Все они повторяют его движения, кивая. Новые Купальни построены в современном стиле, и, вероятно, выглядят непривычно для ребе. Он замечает, что окна первого этажа выходят в арки галереи, и каждое увенчано головой животного из расписного фарфора. Что, — спрашивает он, — это означает? Никто не знает. Это, — осмеливается предложить один, — такой обычай. Почему? — спрашивает ребе. Выражается мнение, что головы животных — причуда декоратора и значения не имеют. Просто орнамент. На это ребе произносит: А-а! Обойдя здание, он приближается к фасаду. Глядя на золотые буквы в стиле арт-нуво, он повторяет: «Новые Купальни». Отчего, — спрашивает он, — это так называется? Оттого, — отвечает некто, — что это новые купальни. На эту реплику ребе внимания не обращает. Красивое, — замечает он, — славное, восхитительное здание. Хорошие линии и точные пропорции, Секретарь записывает. Смотрите! — восклицает ребе. — Когда дождь падает на крышу, он попадает в водосток вон там за углом, видите, а затем в трубы, которые отходят от углов, а оттуда в каменный желоб по краю, и, наконец, в ту самую канавку позади, куда выходят трубы из купален. Все обходят здание, изучая систему водостоков. Ребе в восхищении, он потирает руки. Он заставляет одного из свиты повторить весь план труб, точно экзаменуя. Тот понял все правильно, с небольшими поправками по ходу объяснений, и ребе благословляет его движением рук Отлично! — говорит он. — Отличные трубы.

Кто способен написать историю пристрастий?

Они заходят в яблоневый сад, которым восхищается ребе, а затем в грушевый сад, которым он тоже восхищается. О великодушие Повелителя Вселенной, — говорит он, — сотворившего яблоки и груши.

Доктор Кафка замечает, что стул, который держит на весу его хранитель, сейчас подчеркивает отличия искусства от природы, ибо орнамент из цветов и листьев кажется безвкусным рядом с зеленым колыханием листвы яблонь и груш. Его искушает соблазн выразить это в словах, просто заметить вскользь, чтобы кто-то из свиты, быть может, передал его замечание ребе, но потом решает, что прозвучит оно эксцентрично или даже безумно. Кроме того, ни одно слово не должно быть произнесено без повеления ребе.

Вместо этого он молится. Смилуйся надо мною, Господь. Я грешен до самой глубины своего существа. Дары, которые ты преподнес мне, безграничны. Талант мой мал, да и тот я растратил. В тот самый момент, когда труд готов созреть, выполнить свое предназначение, мы, смертные, понимаем, что напрасно потратили время, расточили свои силы. Нелепо, я знаю, одному незначительному существу возопить, что оно живо и не хочет, чтобы его забросили во тьму с безвестными. Это жизнь во мне говорит, а не сам я, хотя и говорю вместе с нею, себялюбиво, в смехотворной надежде оставаться среди живых, разделяя дерзновенную радость бытия.

Об авторе

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют.

Washington Post

Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день.

New York Times

Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе!

Los Angeles Times

Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов.

Village Voice