Читать книгу "В розовом - Гас Ван Сент"

Джимми говорит:

— Я думаю, что мы — часть всех живых существ на земле. И те из нас, кто ставит человека на верхнюю ступеньку лестницы, над всеми остальными существами, — в общем, с ними я не согласен. Только подумайте, на какие гадости способны люди. Вряд ли мы стоим наверху… Но мы можем превратиться в другое существо и уйти в другое место. Феликсу просто пришло время отправиться туда. Я не думаю, что там, куда мы все попадем после смерти, плохо. Там здорово.

Возле популярного среди молодых рекламных ведущих клуба у Феликса начались судороги, а в полвторого ночи прямо в «неотложке» у него остановилось сердце. Таблоиды писали о наркотиках. Феликс не был наркоманом.

А если это дело рук мафии?

— Меня это просто убивает. Вы словно разрываете мне грудь и блюете туда, — заявил тогда Джимми Кин бульварным журналистам.

Феликс общался с теми, с кем мы не могли. Может, он и сам точно не знал, с кем, но это именно так. Он ушел от нас в двадцать три года — возраст, в котором, по мнению Боба Тоббинса[59], чаще всего погибают или получают откровение.

О нет…

«Смотри: ты или стареешь, или умираешь. Феликс умер и уже не постареет. Он останется вечно юным, потому что мы никогда не увидим семидесяти- или восьмидесятилетнего Феликса, дремлющего под апельсиновым деревом в своем перуанском поместье, — сказал Спанки. — Это история без продолжения. Он не перезвонил. Он ушел с вечеринки. Он так и не появился… Он нас прокинул…» — Спанки повесил голову.

— А еще что?.. — Помню, как Феликс сказал мне это по телефону.

Значит, мы уже поговорили о его последнем ролике, о том, что он думает о вырубке дождевых лесов, о моем следующем ролике, о новой музыке, которая нам понравилась, о том, что нового у друзей, которых он завел в Орегоне во время съемок ролика «101 замечательное свойство „Флэймекса“». Я начинаю забывать его голос.

— А еще что?.. — рассеянно спрашивал он. И я рассказывал ему о своем дне, о новостях в Саскватче, о чьей-то личной жизни. Личная жизнь его особенно интересовала: тогда он мог поговорить о своей.

Как-то Феликс оказался в одном гостиничном блоке с семейной парой. Он смеялся:

— Они целыми днями катаются на каруселях, причем вопят как трахнутые! В смысле, громко вопят. Вот я трахаюсь гораздо тише, а ты? Ну, я не кричу: «О БЭБИ!!! ДАВАЙ!!! ДАВАЙ ЕЩЕ!!!» Я делаю это вот так (сопит, как задыхающийся бурундук), вот так.

Ему хотелось знать, кто и как «делает это». Главным образом потому, что ему нужно было «делать это» в одном ролике и выбрать изо всей дюжины способов один, подходящий к его роли.

— А еще что?..

— Ничего. Ничего не приходит в голову.

— Слушай, если со мной что-то случится, я найду возможность с тобой связаться. Ну, если умру или типа того. Я как-то вернусь. — Его слова меня немного испугали.

— Ладно, созвонимся, — сказал я.

И мы всегда созванивались. Наверное, так же он говорил и с другими. Просто «Привет…», и ты уже знаешь, кто звонит. Иногда разговор длился не больше двадцати секунд.

— Привет, ты спишь? — сказал он в последний раз.

— Ага, — ответил я.

— Тогда спи. Я перезвоню.

Он не перезвонил. Я буду скучать по его звонкам…

— Привет, это я.

— Привет.

— Что нового, Спанки?

— Ничего.

— Расскажи что-нибудь…

— Ладно… Э-э… вчера ходил в бар с Джеем Ди…

— А, с Джеем Ди, этим гадом позорным… — Значит, Джей Ди ему нравится.

— Что еще? — спросил Феликс. Чуть помолчав, он прошептал совсем как Джек: — Что еще?

— Ты не мог бы мне объяснить, почему время расклеилось? И почему я дружу с парнем по имени Джек, как две капли воды похожим на тебя? И почему он часто уходит в какое-то Розовое?

Кстати, где они оба? И как я вдруг оказался в прошлом?

Розовое-это что-то вроде термина, которым Джек и Мэтт обозначают то, что нельзя объяснить.

— Это путешествие по измерениям, и мы его часть. Это большая часть нас, — говорят они мне.

— Это такое чуждое измерение, что ты не можешь нас понять, — объясняют они.

— А-а…

— Розовое легко понять, когда ты туда попадаешь. — Не пойму, они сказали «попадаешь» или что-то другое?

— Оно должно быть твоим собственным переживанием, — говорит Джек. — Это как объяснять, что такое салфетка, парню, который никогда ее не видел. Как только он ее увидит, все становится очень просто.

— Так Розовое похоже на салфетку? — спрашиваю я Джека.

Он отворачивается и качает головой:

— Да нет же!

Он не может этого объяснить.

Глава 18

Мы снова за стеной, в фильме Алана Паркера. Оконный свет. Света так много-и откуда они его берут? В кругу сидит еще одна маленькая группа: и мужчины, и женщины. Молчание прерывает маленькая негритянка. «Не забывайте: то, что вы услышали в группе, конфиденциально, и это нельзя повторять за ее пределами. Все остается внутри группы. Итак, кто расскажет нам свою историю? Посмотрим…» Она обводит глазами семерых молодых негров и негритянок и одного белого — меня. «Дара, расскажешь?» Я наклоняюсь ближе. Дара начинает говорить. Она запинается, потому что это трудно. «Я выросла в Бронксе и жила с родителями». Она держит левую руку у лица, иногда прикрывая ладонью глаз; ее черная кожа отражает паркеровский свет. Как видно, она живо представила себе мать и отца и оказалась в прошлом, что ее шокировало. Вдруг все стало как тогда, и она почувствовала себя маленькой девочкой. Все ее слушают. «У меня была сестра». Перед ней ясно встает образ сестры. «И мать, и отец были алкоголиками. Они не обращали на меня внимания. Я ходила в школу и сидела в классе одна, а дома со мной не разговаривали. Они пили. И понемногу я тоже начала пить. Воровала спиртное. Потом я стала пить в школе. А потом в первый раз записалась на лечение. Я была в какой-то больнице. — Дара тяжело задышала от неприятных воспоминаний. — И я достала таблетки. — Тут она останавливается, наверное, потому что вспоминать больно, но я не уверен. Драматизм нарастает. — И я все выпила. Я хотела покончить с собой. Когда я пришла в себя, таблетки выкачивали у меня из живота. Так было два раза». Группа молчит Почти все смотрят на пол, некоторые — на свои руки. Через какое-то время вступает психолог: «А теперь можно поговорить о рассказе Дары, кто хочет?» Поднимается рука. «Руку поднимать не обязательно». — «Я Тайлер, наркоман, употребляю крэк». Все хором: «Привет, Тайлер!» — «Я не услышал ничего о родителях, ты ничего не сказала. Ты поговорила об этом с родителями?» Дара напрягается и качает головой. Кто-то объявляет: «Она говорит — нет». Поднимает руку Карл. «Привет, меня зовут Карл, я алкоголик и кокаинист. Дара, твоя история на меня очень подействовала. Я думаю, что самое серьезное — твоя попытка самоубийства». Дара кривится и начинает плакать. «Два раза? — уточняет Карл. — Сколько раз?» Дара говорит: «Два…» И заливается слезами. Вмешивается психолог: «Ничего, ничего». Наступает тишина, и вся группа смотрит, как у Дары по щекам текут слезы. Некоторые плачут вместе с ней.