Читать книгу "Частная жизнь Пиппы Ли - Ребекка Миллер"

Герб встретил меня как друг и покровитель. Накормил яичницей, напоил кофе и, дразня, назвал прожигательницей жизни, а я его — старым пердуном. После того завтрака мы стали часто видеться, ходили по городу, болтали и смеялись. Он считал меня забавной, я его — надежным. Однажды, когда дошли до Медисон-авеню, Герб затащил меня в дорогой бутик и заставил примерить черное платье для коктейля. М-м-м, ткань гладкая, шелковистая! В платье я выглядела совершенно потрясающе. Снять, скорее снять! Пока я мечтательно перебирала висящие на кронштейне шелка, как ребенок кости на счетах, Герб его купил. Еще он купил туфли, стопроцентно классические, на высоченной шпильке. Я знала, принимать столь дорогие подарки нельзя, к тому же считала их нелепыми, по меркам лофта чересчур сексуальными: слишком явно, вызывающе, ни иронии, ни изюминки — однако какое-то приятное волнение в них чувствовала. Ту неделю Джиджи проводила в Италии, и Герб пригласил меня на ужин.

В маленькой кабине лифта витал сложный аромат — гардения с нотками жареного чеснока. Я присела на пуфик. Его кожа холодила обнаженные лодыжки: я надела платье для коктейля, которое купил Герб. Накинув старый кардиган, я посмотрела на стены, обитые тяжелым пурпурным льном. Только размечталась о том, чтобы переехать в эту кабину, где уместились бы кровать, раковина и половичок, — лифт остановился прямо у квартиры Герба. А вот и он сам: на императорском лице улыбка, руки раскрыты в объятиях.

— Выглядишь великолепно! — объявил он.

Я проковыляла через порог в купленных несколько часов назад туфлях. Герб прижал меня к себе. На нем был коричневый свитер, мягкий, как кроличья шерсть, пахнущий свежими лаймами. Выбравшись из объятий, я огляделась по сторонам. По словам Герба, дом построили до Второй мировой, но Джиджи придала квартире современный вид — в отделке присутствовали и красный, и желтый, и синий. «Словно в интернате для детей с нарушенной психикой», — проворчал Герб.

Мы устроились на пунцовом диванчике, но не рядом, а подальше друг от друга, сильно смущенные, что оказались наедине в его квартире. На противоположной стене висела большая картина Ива Клейна — белое полотно с синими оттисками тел натурщиц. Герб принес шампанское и разлил по бокалам. Я была голодна, и алкоголь подействовал немедленно. Интересно, что сказала бы Сьюки, увидев, как я, разодетая в пух и прах — ее любимое выражение! — потягиваю шампанское? Наверное, задохнулась бы от ревности и восхищения. Когда мой бокал опустел, Герб наполнил его и предложил чипсы.

— Горничную я отпустил домой, — проговорил Герб, — поэтому придется справляться своими силами. Извини, первоклассного сервиса не получится.

— Ничего страшного, — пролепетала я. Все мысли были о его широкой груди, мягком баритоне и просторных вельветовых брюках. Мистер Браун носил именно так, не в обтяжку, а свободно… «Неужели дело в брюках? — недоумевала я. — Они меня сюда привели?» Откуда ни возьмись, появилась сонливость, и захотелось прилечь. Я взяла из пакета немного чипсов и начала жевать.

— Не отчаивайся, — поднявшись, сказал Герб, — ужин почти готов.

В отличие от гостиной, столовая была не цветной, а монохромно-белой. Стол из акрилового пластика, полупрозрачные стулья, мраморный пол, хрустальная люстра. Герб отодвинул стул, помог мне сесть, а затем поставил между нами большое блюдо спагетти с томатным соусом.

— Надеюсь, соус удался. Я уже лет двадцать не готовил!

В жизни не пробовала ничего вкуснее! Я ела так, будто умирала с голода, и Герб положил добавки.

— Ну, Пиппа, хочешь, скажу, какие плюсы я в тебе вижу?

— Угу, — с набитым ртом промычала я.

— Ты не задаешься, хотя умом не обделена. Живешь, по нью-йоркским меркам, весьма оригинально. Открыта для всего нового, верно?

Господи, он даже мою полную никчемность в достоинство превратил!

— Ты очень красивая, но воспринимаешь это спокойно. По-моему, чересчур спокойно. А еще… М-м-м, не знаю… Еще чувствую какую-то грусть, а грусть мне нравится. В небольших дозах…

— Мне нравятся твои брюки.

— Так дело в этом?

— Нет. Мне нравится твое лицо, голос и… Нет, ты будешь смеяться!

— Почему же? Давай говори!

— Я чувствую, что чувствуешь ты. Грустно тебе, плохо или весело — ощущаю это физически.

— Надо же, как замечательно! — Сев напротив, Герб заглянул мне в глаза: — Послушай, я не хочу, чтобы ты подавляла себя мне в угоду. Позволь узнать тебя, Пиппа, узнать по-настоящему. Доверься мне, скажи — что в тебе самое-самое важное?

Я задумалась, потом сняла кардиган, поставила свою тарелку на мраморный пол, опустилась на четвереньки — как была, в изящном платье и туфлях, — и доела спагетти по-собачьи. Герб наверняка разглядел на моей спине шрамы, которыми наградили меня Кэт и Шелли. Никогда в жизни — ни до, ни после того вечера — я не чувствовала себя настолько раздетой. Через пару секунд Герб схватил меня за талию, одним движением усадил к себе на колени, смочил салфетку водой и вытер мне лицо. Голубые глаза так и сияли.

— Нет, нет, поверить не могу! Кто это с тобой сделал?

Герб отнес меня в спальню, не свою, а гостевую, и назвал королевой.

— Не знаю, кто околдовал тебя, милая, но ты прекрасна, и я обязательно это докажу!

Когда мне на живот легла теплая сухая ладонь, я почувствовала тупую пульсирующую боль — не от физических страданий, а от желания, вспыхнувшего в моем лоне. Других слов просто не найти… Я текла так, что испачкала и платье, и простыни. В ту ночь я впервые занималась не сексом, а любовью. Получилась не банальная сделка — мое удовольствие плюс его удовольствие, и возьмите сдачу, мисс, — а нечто неописуемое, непостижимое, совершенное, будто два потока, слившись воедино, понеслись к морю.

Так, прижимаясь друг к другу на гостевой кровати, мы похоронили Джиджи Ли: зарыли ее совершенное тело в яму и присыпали землей.

Содержанка

Герб снял мне однокомнатную квартиру на пересечении 17-й улицы и Лексингтон-авеню, в доме с сияющими медными дверями и швейцаром по имени Натан. В том районе я чувствовала себя иностранкой, а еще — что мои наряды не годятся даже для похода в булочную. Но Герб каждые несколько дней покупал новые до тех пор, пока я не перестала комплексовать из-за гардероба. По вечерам он забирал меня с новой работы в дорогом обувном бутике на Медисон-авеню и вел домой, в маленькую квартирку с кипенно-белыми стенами, дубовым столом на кухне и черным диваном в гостиной. Я держала ее в безукоризненном порядке, чтобы она напоминала чистый лист бумаги, место, где человек начинает новую жизнь. Я не принимала таблетки, не влезала в истории. Герб сказал: я его настоящая жена, которую он наконец нашел.

Услышав это заявление, я расхохоталась: ну и дела!

— Ты совсем спятил? Зачем все усложнять?

— Я кое-что в тебе вижу. — Герб пристально посмотрел на меня и поправил упавшую на глаза прядь. — То, что не видишь ты сама.