Читать книгу "Суперканны - Джеймс Грэм Баллард"

В правом ящичке лежал кожаный медицинский саквояж и копия договора на аренду «пежо». Я взглянул на колонку платежей, проверяя арифметику, и увидел, что договор заключен на год с возможностью продления еще на шесть месяцев.

Значит, Джейн независимо ни от чего решила остаться в «Эдем-Олимпии». Она предполагала, что я с «ягуаром» вернусь в Лондон, а потому и взяла напрокат «пежо» — ее первое одностороннее решение за время нашего брака.

Стараясь не задумываться о смысле этого маленького предательства, я открыл саквояж — подарок матери Джейн. Внутри была пачка бланков для рецептов и картонная коробочка со шприцами-тюбиками диаморфия и десятком ампул петидина.

В кожаном футляре лежал многоразовый шприц, который Джейн, вероятно, нашла в столе Гринвуда вместе с запасом успокоительного и принесла для вящей надежности назад на виллу.

Держа одну из ампул на свету, я вспомнил свой давний опыт наркодилера во время первого моего бурного периода в начальной школе. Оставленный дома один с томящейся от скуки au pair[12], я принялся рыться в прикроватной тумбочке матери. Там я обнаружил целый набор средств для похудания и, не раздумывая, проглотил несколько таблеток дринамила. Десять минут спустя я парил по дому, как птица, а мой мозг представлял собой залитое светом окно. Преследуемый au pair, я ринулся в сад — мои подошвы едва касались земли. Годы спустя, занявшись планеризмом, я понял, что подгоняло меня тогда.

Благодаря украденным таблеткам я стал признанным авторитетом в школе, а нескончаемые попытки моей матери сесть на диету давали мне неограниченные возможности пополнять запасы. Мальчишки постарше знали толк в алкоголе и марихуане, но я был самым юным наркодилером в школе. Когда моя мать в отчаянной попытке обрести сексуальную свободу стала принимать противозачаточные таблетки, у меня случилась неприятность. Я повыдавил таблетки из их серебряной упаковки и раздал их моим семилетним одноклассникам в качестве нового психоделического средства. Паника поднялась, когда мальчишка из старшего класса рассказал об истинной роли противозачаточных таблеток. С постным лицом он сообщил нам, что таблетки эти на мужскую эндокринную систему оказывают совершенно противоположное действие, и мы все забеременеем…

Я убрал ампулу с петидином и закрыл саквояж. Карманный радиоприемник Джейн лежал на дне корзины для мусора. Я вытащил его оттуда, поменял батарейки и настроился на волну радиостанции «Ривьера ньюс». Оттуда хлынул поток поп-музыки и рекламы магазинов по прокату видеофильмов и очистителей бассейнов. Эта струя прерывалась международными новостями — сводками о гражданской войне в Камеруне или покушении на израильского премьер-министра, но эти сообщения казались второстепенными рядом с красочными отчетами о пожаре на яхте в Гольф-Жуане или об оползнях в Теуле, из-за которых в одном из плавательных бассейнов образовалась трещина. В новой Ривьере лишь тривиальные события имели значение.

А все же — за этим вот столиком сидел Дэвид Гринвуд, возможно, с мощной винтовкой на коленях, и поглядывал на окна офисных зданий «Эдем-Олимпии». Я выключил приемник и снова швырнул его в мусорную корзину. Я все еще рассматривал эти убийства как минутное помешательство, пароксизм гнева в административном сортире. Чтобы понять Гринвуда, мне нужно было представить себе других убийц, тех психов, которые, глядя сквозь оптические прицелы своих винтовок, готовы были осчастливить собственным безумием последние мгновения президента или случайного прохожего. Мне нужно было заманить в ловушку призрак молодого доктора, в чьей кровати я спал. Но прежде всего мне нужно было увидеть его психопатический сон.

Глава 14 «Ривьера ньюс»

На Пляс-де-Мартир крутилась детская карусель — позолоченный аттракцион, не тронутый временем. Маленький мальчик торжественно восседал в миниатюрном аэроплане, вращавшемся под ту самую музыку, которую я впервые услышал здесь лет тридцать назад. Антиб не меняется; может быть, по этой причине Грин{50}, всю жизнь искавший перемен, с таким удовольствием и обосновался в этих местах.

Я оставил «ягуар» на подземной парковке неподалеку от почтамта и пошел по улицам старого города к Пляс-Насьональ, неподалеку от которой под платанами были накрыты столики ресторана. Я обедал здесь как-то раз с родителями, когда вдруг налетела туча, и у нас в супе заплясали капли дождя.

Редакцию «Ривьера ньюс» я нашел на улочке, примыкающей к Авеню-де-Верден, над помещениями, занятыми конторой по продаже навесных лодочных моторов. Управляющий, Дон Мелдрам, оказался приветливым австралийцем с пухлым лицом пьяницы, замаскированным теннисным загаром. Ветеран Флит-стрит{51} эры линотипа, он переехал на Средиземноморье и нашел себе англоязычную нишу среди пристаней для яхт и брокеров, торгующих катерами.

Он пригласил меня в клетушку, где располагался его офис; я уселся спиной к перегородке, упершись коленями в его стол.

— Если вам больно — кричите. Здесь, если не будешь ловчить, — не выживешь, и я вовсе не о программах говорю. — Он прижал голову к стене и прислушался к звукам рекламы из расположенной там студии: какой-то поставщик деликатесов предлагал продемонстрировать свои чудеса на самом маленьком из яхтенных камбузов. — Итак, мистер Синклер… вы принесли вести с передовой?

— А что, разве идет война?

— А как же. «Эдем-Олимпия» против остального Берега.

— И кто берет верх?

— Это вы меня спрашиваете? Что бы ни говорили физики, время здесь течет в одном направлении — без оглядки в будущее. Оборачиваться не принято, и почти все это знают.

— Почти?

— Некоторые динозавры все еще считают, что люди стремятся на Лазурный берег, чтобы хорошо провести время. Но мы-то с вами знаем, что они приезжают сюда работать. Здесь европейская Калифорния. Высокотехнологичные отрасли промышленности, армия людей, программирующих будущее, один кремниевый чип определяет судьбу миллиардов долларов…

— А раз в год смотрим кино?

— Именно. — Мелдрам постучал по своему носу с красноватыми прожилками. — Только забудьте о Голливуде и Золотой пальмовой ветви. Я-то толкую о филиппинских студийках. Весь-то штат — один человек и собака. Точнее, женщина и пес. Так значит, вы старый приятель Дэвида Гринвуда. Или были его старым приятелем.

— Если откровенно, то я его едва знал. Я хотел произвести впечатление на вашу секретаршу.

— И произвели. У нее чутье на новости лучше, чем у меня. Она сказала, что ваша жена заняла место Гринвуда в «Эдем-Олимпии». Отличное место. Говорят, это лучшая больница на всем побережье. Когда Жак Ширак растянул большой палец, открывая устрицу в «Коломб-д'Ор», его туда и отвезли. Надеюсь, вам дали роскошную квартиру.

— Прежнюю виллу Гринвуда. Больше ничего не было.