Читать книгу "Матерый мент - Алексей Макеев"

Видимо, этот внутренний монолог хоть в малой степени, но на лице у него отразился. Потому что Сергей вдруг сказал совершенно трезвым, но каким-то очень грустным голосом:

– Да не вибрируй ты, Торик! От порции дембельской лирики я тебя избавлю. Это я с виду дурак-дураком, а внутри поумнел с тех пор. – Он помолчал с минуту, налил себе, не предлагая Алаторцеву, выпил. – Но ты ведь, Торик, изначально умный. Чем я на хлеб с маслом зарабатываю, наверняка понял. Нет, ты не думай! Я – довольно мелкая фигура, хотя кличут, представь себе, Ферзем. Но это по созвучию… Так, если на армейский аршин прибросить, старлей, никак не более. И крови на мне нет. Здешней крови. А знаешь, как это все вышло?

– И как же? – Вот этот вопрос, эта тема занимали Алаторцева очень. Но показывать свой интерес было преждевременно: не старлеи ему были нужны. – Только ты учти, я не поп, а ты не кающаяся Мария Магдалина. У самого грехов, как на Жучке блох.

– И я там убивал, и меня убивали. На морде отметина, про душу не говорю. Вернулся я в Россию – а батюшки! Никому не нужны мы оказались. Глаза у всех, как у тебя минут пять назад. И, что самое главное, обижаться не на что. Все по заслугам, жаль за чужую дурь. Я еще женился и сейчас, кстати, с ней живу и люблю очень. А что я знаю, что умею, кроме… – Переверзев опять замолк, трезвея прямо на глазах. – Тянул исправно армейскую лямку, как сверхсрочник, там и звездочки прорисовывались, и нате вам! – Он аж зубами заскрипел. – В общем, осенью девяносто первого меня из армии поперли.

– Постой, а что ж отец не помог? – Алаторцев с удивлением смотрел на приятеля.

– Вот он-то и «помог», – голос Сергея прервался. – Конечно, откуда тебе знать… Он в ГКЧП по уши сидел; Язов с Ахромеевым – два старых пня, а он и еще два-три человека к этому всерьез отнеслись, ты отца помнишь. Ну не было у него сил на бардачину эту смотреть! Застрелился он, Торик. И мама – тоже. Хоронили втихую, я даже попрощаться не успел, не было меня в Москве. – Он налил два почти полных фужера коньяка. – Давай, Андрейка, помянем моих родителей.

Выпили не чокаясь. «Коньяк – фужерами, – подумал Алаторцев, – да-а! Мне надо трезвым оставаться, трезвым, холера ясна!» Переверзев тяжело вздохнул и продолжил:

– Ну разговоры в части, то да се… Дал я в морду одному «демократу» новоявленному. От души врезал, он потом месяца два в госпитале отдыхал. Ну и… Хорошо, под суд не попал. А хоть бы и не дал – кому я с такой анкетой в спецчастях нужен? А дальше – все понятно, кушать надо каждый день, еще и дочурка родилась… Вот и пришлось в Робин Гуды подаваться. И, знаешь, не жалею! Здесь тоже что-то армейское чувствуется, а я без этого не могу уже – отравлен. Ты-то мной не побрезгуешь теперь?

– Да что ты, Верзила! Не-ет, я тобой брезговать не стану, – задумчиво протянул Алаторцев.

…Осада Переверзева продолжалась почти полгода. Тот никак не мог понять, зачем его школьному приятелю нужен выход на серьезных лидеров преступного мира, на его переверзевского шефа для начала. В ход были пущены все средства: Алаторцев завоевал полное доверие жены Сергея, смешливой Леночки; скрывая отвращение, тетешкался с восьмилетней Галочкой Переверзевой, несколько раз приводил в гости к приятелю Кайгулову. Женщины неожиданно быстро подружились, Мариам стала забегать к Леночке и сама, без Андрея. Дочка Переверзева была от «тетеньки Мариамы» просто в восторге.

Алаторцев умел быть настырным, прилипчивым и неотвязным. В конце концов, он просто был умнее и в чем-то психологически крепче своего приятеля еще со школьных лет. И он добился-таки своего, Сергей сдался.

Жарким августовским вечером они сидели друг напротив друга на веранде переверзевской дачи. Потягивали ледяное пиво. Из сада доносился смех женщин и счастливое повизгивание девочки. Сергей сделал хороший глоток, потянулся всем телом и сказал, пристально глядя на Алаторцева:

– Я не знаю, Торий, зачем тебе нужен Феоктистов. И не хочу знать. Ты мой друг, и я сделаю то, о чем ты просишь. Но учти и помни: Геннадий – страшный человек. Ты таких не видывал. Кличка у него говорящая: Крокодил, и сказочка про Чебурашку тут ни при чем. Правда, похож. Хладнокровный, беспощадный и смертельно опасный. А теперь, – он снова хорошенько отхлебнул пивка, – я расскажу тебе одну афганскую притчу. А ты послушай. И подумай. Так вот, дорога из одного кишлака в другой шла через ущелье, где водились волки. Как-то раз одному молодому парню приспичило срочно ехать этой дорогой, ну, скажем, к любимой. И он подумал: «Зачем мне упрямый и медлительный ишак? Я силен и храбр. Поймаю-ка я тигра, взнуздаю его и вихрем примчусь к любимой! Тогда мне и волки не страшны, ишака они слопают, а перед тигром разбегутся. А какой тигр красивый, не то что серый длинноухий ишак с дурным голосом. И я буду красив верхом на нем, заслужу почет и славу первого смельчака в наших горах!» Храбрец поймал тигра, взнуздал его и отправился в путь под восторженные крики соседей. Больше его никто не видел. С тех пор в Афганистане на тиграх путешествовать не принято. Предпочитают ишаков.

Через неделю Андрей Алаторцев впервые встретился с Геннадием Федоровичем Феоктистовым…

Глава 10

За рулем Гуров разговаривать не любил, он вообще предпочитал заниматься чем-нибудь одним, но для Станислава Крячко пришлось поступиться принципом. Того прямо-таки распирало от желания поделиться своими успехами на почве общения с аборигенами забегаловки «Малахов курган», что по адресу Севастопольский проспект, 14, смешанного с любопытством – как дела у Гурова? Лев только что подобрал его в свой «Пежо» у дверей этого заведения с историко-географическим наименованием.

– Станислав, давай по очереди, – Гуров свернул на Перекопскую, где движение потише, и облегченно вздохнул. – Сначала я, потом ты. Если, несмотря на треп, в аварию не влетим, как раз до управления успеем друг другу исповедаться.

– Как тебе этот Феоктистов? Работал у них Мещеряков или нет? – Крячко, не давая ему рта раскрыть, сыпал все новыми вопросами. – Что ж ты меня «господином генералом» не порадовал, обещался ведь, изменщик коварный!

– Начинаю с последнего вопроса: не тот мальчик, Станислав. Я после двух минут разговора понял – с этим волчарой дешевые трюки не пройдут. Сам себя не похвалишь, дураком помрешь, но психолог-практик я и вправду ничего.

– А что, действительно волчара?

– Скорее питон. Глаза ледяные, милая улыбочка людоеда, на роже маска совершеннейшего ко мне почтения пополам с совершеннейшим презрением. Внешность классической белокурой бестии, хоть сейчас в анекдот про Штирлица. Обращался ко мне исключительно: «Господин полковник Гуров». Подтекст обращения: «И чего тебе, мент поганый, тут позабылось? Шел бы ты подобру-поздорову к такой-то матушке!» Но я это пресмыкающееся все же достал, когда сказал, что его ныне покойный сотрудник проходит у нас по делу о заказном убийстве как исполнитель. Тут его глазоньки змеиные ого как округлились!

– Ага, значит, Мещеряков оказался-таки из этой охранной шараги. И что, не отбрехивался Феоктистов от такого сотрудничка?