Читать книгу "Прощание Зельба - Бернхард Шлинк"

Боковая улица была пуста. Я хотел выехать к старому рынку, но перепутал направление и выехал на незнакомую широкую улицу. Здесь тоже не было ни души. Вечер выдался теплый, как раз для прогулки, для посиделок на улице, для легких разговоров за бокалом вина или кружкой пива, для флирта и пустой болтовни, но похоже, жители Котбуса не большие поклонники подобного времяпрепровождения. За углом я обнаружил турецкую забегаловку, перед которой на тротуаре стояли стол и два стула, заказал пиво с турецкими голубцами и сел.

На другой стороне двое мальчишек возились с мопедами. Периодически взвывали моторы. Через некоторое время ребята тронулись с места, объехали квартал раз, другой, третий. Потом снова остановились на другой стороне, не выключая ревущие моторы, а через некоторое время опять стали нарезать круги. И так продолжалось до бесконечности. Мальчики выглядели вполне прилично, они кричали друг другу совершенно безобидные вещи. И тем не менее рев двигателей казался агрессивным, напоминая бормашину у стоматолога. Прежде чем начинает болеть зуб, боль появляется в мозгу.

— Вы не местный. — Владелец забегаловки поставил передо мной тарелки, стакан и бутылку.

Я кивнул:

— И как здесь живется?

— Вы же сами слышите. Все время что-то происходит.

Он ушел в помещение, прежде чем я успел спросить его, что, кроме появления мальчишек с мопедами, здесь происходит. Голубцы я ел руками. Приборов не было. Потом сам налил себе пива. Мне не верилось, что Ульбрих шантажировал Велькера. Скорее уж Велькер, которого я предупредил, сам позвонил Ульбриху, пригласил его и нанял на работу. Достаточно посмотреть на Ульбриха, чтобы понять: все, что он может получить путем шантажа, для него ничто в сравнении с приличной работой.

Неужели Велькеру не важно, что вместо старательной Веры Сободы теперь работает ничего не смыслящий в банковском деле Карл-Хайнц Ульбрих? Или так ему даже удобнее? А она оказалась чересчур догадливой? Но откуда ему известно, что она догадлива? Может быть, протокол-файл зарегистрировал ее действия? Допустим, Велькер все узнал и сознательно заменил Веру Сободу на профана Ульбриха, чтобы снова отмывать деньги. Что это мне дает для разгадки смерти Шулера?

6 Грязная работа

Не успела Вера Собода со мной поздороваться, как в дверь позвонили.

— Вы думали, что запугали меня? Вы думали, я вас поэтому отпустил? Правильно?

Карл-Хайнц Ульбрих с видом победителя смотрел на меня.

— Я просто хотел выяснить, кто вам помогает.

Потом он посмотрел на Веру:

— Вы об этом еще пожалеете! Если вы думаете, что можете получать зарплату в Сорбском банке и одновременно пакостить ему, то вы здорово ошибаетесь.

Она бросила на него такой взгляд, словно готова была его задушить. А ведь от него мало что осталось бы, да и от меня тоже, если бы я бросился между ними. Не спуская с него глаз, она спросила меня:

— Удалось разобраться?

— Нет. Но если Велькер вместо вас поставил его, то все сходится. Вы знаете, какая ведется игра. Он не знает. Правда, это не доказательство.

— Чего я не знаю?

— Идиот, полезный для дела!

Он был ей так отвратителен, что ей не требовались доказательства.

— Что…

— И нечего пыжиться! Как вы думаете, почему Велькер именно вас, понимающего в банковском деле примерно столько же, сколько я в разведении страусов, назначил новым директором? Потому что вы способны управлять Сорбским банком? Чушь! Единственная причина: вы не поймете, что в Сорбском кооперативном отмывают деньги. Нет, не единственная! Другая состоит в том, как вы обращаетесь с сотрудниками, на любую подлость пойдете и не поморщитесь.

— Ну, знаете ли! Не такая уж премудрость банковское дело. В чем надо — разбираюсь! Иначе как бы я вас обоих застукал? Раньше я работал в Главном управлении XVIII — безопасность народного хозяйства, а туда набирали лучших из лучших. Лучших! Отмывание денег… Это же смешно!

— Так вы были в Штази! — Сначала она посмотрела на него удивленно, а потом так, как будто давно не видела и теперь узнавала одну знакомую черту за другой. — Ну конечно! Один раз замарался — всегда будешь в дерьме. Работал на своих, теперь на этих. Кто бы ни позвал, лишь бы платили деньги.

— В дерьме? Да это ведь он незаконно проник на территорию, а вы выдвигаете чудовищные бездоказательные обвинения, вот это и есть настоящее дерьмо. И что такого, если теперь я работаю не на нас, а на них! Где мне теперь, скажите, пожалуйста, работать на наших? Вы говорите так, как будто я предал нас. Что за чушь вы несете! Нас больше нет. Теперь есть только они!

Он все еще пытался изображать видимость превосходства, но голос его звучал устало, в нем слышались нотки отчаяния. Судя по всему, он верил в Штази, любил свою работу и, оставшись не у дел, совсем потерялся. Просто осиротел.

Но Вера Собода не отступала. Как же, мол, сперва в Штази, теперь в сомнительном западном банке, будучи полным профаном в банковском деле, с коллегами вел себя подло, сначала совал свой нос во все, что бы она ни делала, а потом и вовсе выпер и сел на ее место! Она была так зла на него, что, даже видя его усталость и отчаяние, не могла ему сочувствовать. Хотя, возможно, требовать сочувствия в такой ситуации было бы слишком.

— Я знаю, что нас больше не существует. И ничего не говорю о предательстве. Но работенка у вас и раньше была грязная, и сейчас полное дерьмо. Вы ведь уже готовите увольнения, правда? И все это знают. Слышали, как вас называют? Ангел смерти! Только не воображайте, что вас боятся оттого, что вы такой страшный. Бояться можно и червяка, он ведь склизкий и противный.

— Фрау Собода… — Я хотел ее утихомирить. Но теперь уже Ульбрих не мог отступить.

— Не стройте из себя поборницу справедливости! Если в банке и отмываются деньги, то началось это не вчера, а когда вы еще там работали, причем вы все знали и все видели. А сами вы хоть пальцем шевельнули? Заявили в полицию? — Он снова смотрел на нее с видом победителя. — Дерьмо? Да вы сидели в этом дерьме и рады были бы там остаться. Если уж сравнивать вас и меня, то вы-то как раз и способны на любую низость!

Теперь уже обессилевшей выглядела Вера Собода. Пожала плечами, махнула рукой, прошла из прихожей, где мы стояли, в гостиную и села. Ульбрих поплелся за ней.

— Так просто вы от разговора не уйдете! Жду от вас как минимум извинения.

Что сказать еще, он не знал.

Я прошел на кухню, достал из холодильника три пива, открыл их и принес в гостиную. Одну бутылку поставил на стол перед Верой, вторую — перед пустым креслом, а с третьей сел на диван. Подошел Ульбрих, сначала постоял у пустого кресла, потом осторожно сел на самый краешек, потом взял бутылку и начал медленно крутить ее между ладонями. Было так тихо, что мы слышали, как в зимнем саду жужжит компьютер.