Читать книгу "Общество "Сентябрь" - Чарльз Финч"

Была еще одна интересная особенность: каждый лебедь в Англии принадлежал королеве Виктории. Хотя знали об этом немногие, убийство лебедя считалось оскорблением монарха, и за него могли покарать. Каждый год в третью неделю июля официальный хранитель лебедей ее величества загонял и пересчитывал птиц, и тогда же их подавали в королевском дворце и к нескольким избранным столам в Кембридже, Оксфорде, Йорке и Эдинбурге. Хотя лебеди немы, перед смертью они обретали голос и пели, и хранители один за другим испокон веков утверждали, что звук этот леденил им душу. Отсюда и пошло выражение «лебединая песня».

В раздумьях об удивительных традициях, которыми славилась его родина, Ленокс дошел до особняка Тото и Мак-Коннелла. В записке, приложенной к отчету следователя, Чарлз воздержался от поздравлений, полагая, что доктор захочет сам сообщить ему радостную новость.

Уже с порога он увидел, что друзья сидят в маленькой гостиной, и леди Джейн с ними. Особняк Мак-Коннеллов казался необъятным, но встречать близких друзей хозяева предпочитали в маленькой комнатке, где домашний уют не был подавлен великолепием. Мак-Коннелл, сияя, вскочил навстречу другу:

— Значит, ты уже слышал!

— Вообще-то да — и от всей души поздравляю, Томас!

— Мы с Тото очень рады, что ты будешь крестным. Но садись поскорее, располагайся.

Ленокс со смехом опустился на чудесный бело-голубой диван — последний крик моды и главный предмет гордости хозяйки — вернее, то, что было ее главной гордостью до Генри, Анны, Елизаветы или как там потом назовут ребенка. В комнате еще витал дух недавнего чаепития: пахло теплым хлебом и тающим сливочным маслом.

— Как ты, Чарлз? — спросила леди Джейн.

— Неплохо, совсем неплохо, а ты?

Но в их разговор вмешался Мак-Коннелл:

— Да, Ленокс, я хотел сказать, что не успел взглянуть на отчет следователя. У нас тут родственники рекой с самого утра, троюродные тетушки, двоюродные дядюшки, сам понимаешь.

— Не волнуйся, не к спеху, — успокоил Ленокс.

— Я займусь им вечером, когда Джейн и моя жена поедут к доктору. — Томас повернулся к Тото: — Дорогая, ты правда собираешься ездить к нему каждый день, пока ждешь ребенка? Ты по крайней мере помнишь, что я тоже врач?

Тото расхохоталась:

— Помню, конечно, дорогой мой, но малышами занимается доктор Виндзор, и он очень рад за нас, а мне нужно знать, что все идет хорошо. А у тебя своих забот хватает — дохлые коты, следователи с отчетами.

— Кстати, — вмешалась леди Джейн, — что за отчет следователя? Ты скрытничаешь, Чарлз?

— Ничуть, разве что так случайно получилось, честное слово. К сожалению, даже рассказывать не о чем: есть крохотный клуб под названием «Общество „Сентябрь“», который может иметь отношение к гибели Джорджа Пейсона. Один из основателей общества, как это ни печально, покончил с собой, и я послал Мак-Коннеллу заключение о его смерти: хочу убедиться, что поводов для подозрений нет. Вот и вся история.

— До чего же грустно, — проронила леди Джейн. — Бедная Аннабел! Потерять мужа и сына, и обоих — при таких загадочных и страшных обстоятельствах.

Пока она говорила, Ленокс не отрываясь смотрел на нее и видел ту же затаенную грусть, что все последние недели, и гадал, почему от всегдашней живости осталась лишь бледная маска. Что за таинственность окружает ее теперь, и кто же был тот мужчина в сером сюртуке?

Тото с очаровательной гримаской надула губки.

— А я думаю, что гренки подходят для праздника гораздо больше, чем убийства. Вот, попробуй-ка лучше. И кстати, Шрив, — последние слова были обращены к дворецкому, который с полусонным видом застыл в коридоре, — будьте добры, принесите нам бутылку шампанского. Дорогой, какое лучше?

Мак-Коннелл, в свою очередь, обернулся к Шриву и велел принести «Пайпер» урожая 1851 года, добавив:

— Я тоже не прочь выпить. А ты, Чарлз?

— Конечно.

Шампанское принесли, и все, кроме Тото — она довольствовалась тем, что сунула нос в фужер мужа и тут же чихнула в знак протеста, — наполнили бокалы. В атмосфере семейного счастья Ленокс чуть было не повернулся к леди Джейн, чтобы сию же минуту попросить ее руки. Вскоре, однако, разговор распался: Томас и Тото радостно заспорили о том, как назвать ребенка и где будет учиться мальчик — если это будет мальчик, — в Шотландии или в Англии; а Ленокс и леди Джейн тем временем возобновили беседу, которую, собственно говоря, вели всю жизнь.

— У меня такое чувство, будто я вечность тебя не видела! — пожаловалась она. — Тяжело, наверное, жить там одному?

— Ко мне приехал Грэхем, добрая его душа, но я все равно скучаю по дому. — Он еле удержался от желания добавить «и по тебе».

— Дело очень трудное?

— Честно признаться, труднее у меня еще не было.

Она взяла его за руку и мягко сказала:

— Все закончится хорошо, вот увидишь. Ты ничего не упустишь.

И он поверил ей.

— Извини, я с этим делом совсем оторвался от действительности.

— Что ты, что ты! Конечно, мне не хватает наших ежедневных встреч, но миссис Ренделл с лихвой возмещает твое отсутствие!

Оба расхохотались старой шутке. Девяностолетняя вдова Элизабет Ренделл жила в доме, окна которого выходили на парадные двери обоих друзей. Старушка превратила свою гостиную в прекрасный наблюдательный пункт, вынося суждение о каждом, кто приходил к Леноксу или леди Джейн. Ленокс давно перестал удивляться, когда, встречая миссис Ренделл на улице, слышал беззастенчивые вопросы о «страшно обросшем молодом человеке в цилиндре» или «темноволосой даме в гранатовом платье» — даже если после визитов прошло несколько недель. Ее откровенное любопытство по-своему восхищало.

— Одно хорошо: я снова в Оксфорде.

— Правда? А я, пока не перебралась в Лондон, хорошо поскучала, когда вы, молодые джентльмены, ринулись на жизненные просторы и лишили меня своего общества.

— А в Оксфорде теперь устраивают танцевальные вечера.

— Неужели? Мама пришла бы в ужас!

— Да-да, и, сдается, они очень популярны.

— Я давно хотела съездить туда, навестить Тимоти.

— Он пишет?

— Да, короткие, вежливые письма. Тепла в них много, а новостей почти нет. А мне страшно нужны новости.

Ленокс единственный во всем мире знал о безграничной привязанности Джейн к Тимоти Стиллзу, обездоленному мальчику, которого мать бросила, а отец — представитель полузабытой младшей линии в благородном семействе Джейн — не признавал. Лет двенадцать назад Джейн краем уха услышала эту историю и немедленно поехала в Манчестер, где нашла ребенка жившим на милостыню и почти умирающим с голоду. Все добытые деньги он отдавал родной тетке, и та за это не выбрасывала его на улицу. Джейн, ни секунды не раздумывая, забрала Тимоти в Лондон и определила в частную школу-пансион. Она настояла, чтобы каждое Рождество и все летние каникулы он проводил у нее. Скрыть его происхождение она не пыталась, но и не рассказывала на каждом углу историю бедного родственника, как поступили бы многие.