Читать книгу "Играй победу! Путь Империи - Владимир Мащенко"

– Кирилл, уйди!

Выдавил спуск, пять стволов пару оборотов крутанулись вокруг оси, швыряя в настил моста полукилограммовые стальные снаряды, разрушающие доски и балки настила, – и замерли. Сзади, из-за плеча Тихменева, протянулись руки в бинтах, вставляющие в горловину приемника полную обойму.

Глянул – снова Михайлов. Форменка разодрана до низу, под ней белеется бинт повязки, а слева на груди у «запасного» матроса перекосился знак отличия Военного ордена за Японскую войну.

– Михайлов, уйди, тебе говорят!

А мост все ближе, ближе…

И крик приказа – уже всем:

– Команде покинуть корабль! – и – полушепотом – выплывайте, братцы…

Трое или четверо занятых до того приборкой моряков выполняли команду не рассуждая: старой службы, вышколенные за пять годиков на царевых кораблях, приученные не рассуждать, а исполнять. Остальные – призванные недавно по мобилизации бывшие «запасные», отслужившие свое когда-то: кто пять, кто семь лет тому назад мужики – не успели… Кто-то кинулся к талям – спускать шлюпку. Кто-то побежал в кубрик, вытаскивать лежавших там раненых товарищей.

А Михайлов – все стоит. И снова в руках – приготовленная обойма:

– Не мешай драться, вашбродье… – с хриплым клекотом из горла.

Еще длинная очередь – на все снаряды!

– Удрать хотите, шкуры? Ху!

Они умерли быстро.

Александр Тихменев при ударе не удержался на ногах и, перелетев через леер мостика, устремился силою инерции вперед. Полет его длился лишь миг: разорвав тужурку и сорочку, в грудную клетку ворвалась трехвершковая щепа мостового настила.

Матрос первой статьи кавалер Кирилл Михайлов, падая, ударился виском о край орудийной тумбы и, лишь потеряв сознание, выронил из забинтованных рук снаряд.

Миноносца номер двести семьдесят два не стало. Не стало и полутора пролетов свежепостроенного германцами Галатского моста. А в облаках жгучего пара и в соленой воде Золотого Рога канули, как не жили, русские моряки и пять или шесть дюжин оттоманских аскеров.

…А на захваченном уже берегу лежали в ожидании эвакуации раненые матросы-десантники и пехотинцы, вслушиваясь в залпы корабельных оружий и все удаляющуюся к центру вражеской столицы винтовочно-пулеметную трескотню…

Глава 8. Зарево Пенджаба

Англичане отняли у нас землю —

Но мы прогоним их…

…Мы сотрем вас с лица Земли,

Как корова слизывает траву, —

Вы нас никогда не победите.

Народная песня белуджей

«Хороший пулемет придумали «сахибы», ничего не скажешь. Вернее сказать, не столько сами придумали, сколько попытались довести до ума максимовскую «игрушку». Или мне как «немцу» надо говорить «машиненгевер»? Надо же, какая чепуха лезет в голову-то… Однако же голову-то как раз лучше бы не слишком высовывать: хоть «облегченный виккерс» и имеет эффективную дальность пальбы в тыщу двести шагов, однако же пули-дуры летят втрое дальше, хоть и неприцельно. А голова-то одна, другой, запасной, в сакмах не хранится.

Однако же не прошло и полминуты, как томми выпустили непрерывную очередь на всю ленту – и заткнулись. Видать, номера-то молодые, в бою не бывавшие, вот и занервничали. Да как не занервничать, когда несется на тебя тысячная лавина размахивающих клычами конных дикарей? Вот и не выдержали нервы сахибов. А от беспрерывной стрельбы на дальнем расстоянии толку мало: пулеметом надобно в упор наступающих «брить»-то… Так что хоть и упало наземь десятка два атакующих, да вдвое больше раненых лошадей на камнях бьется, но основная масса уже на 450–500 шагов к цепям в хаки приблизилась.

Пока перезарядят, пока прицел новый возьмут пулеметчики – ан огланы из Племен уже перед носом будут…»

Худое лицо озарила улыбка, и отблеск южного солнца мазнул по стеклышкам пенсне. Неровный треск ружейной пальбы английских СМЛЕ смешивался со все нарастающим «Алла!», вскриками раненых и грохотом тысяч копыт, потом снова коротко татакнул пулемет и захлебнулся: первый номер подавился стальным клинком шамшира, рассекшего покрытую лишь тропическим шлемом голову незадачливого уроженца Уэллса или Нотингемшира…

Яростная двадцатиминутная рубка завершилась так же резко, как и началась. Что поделаешь: с тех пор как местные британские отряды, набранные из сикхов, начали один за другим переходить на сторону повстанцев, англичане постарались как можно скорее передислоцировать оставшиеся батальоны в глубь Индостана, к Мадрасу и Бомбею. Таким образом, противостоять надвигающимся отрядам белуджей и повстанцев-сикхов в Пенджабе могли лишь девять тысяч белых английских солдат и полторы тысячи гуркхов. И надо сказать: держались они весьма достойно. Отходили, но организованно, постоянно «огрызаясь» арьергардными боями заслонов, самоубийственными кавалерийскими наскоками и артиллерийскими налетами, когда одна-две батареи, встав на позиции за речкой или оврагом, делали несколько залпов по отрядам противника, движущимся походным порядком и тут же срывались с места, завидев атакующую конницу белуджей.

За полтора месяца боев отрядам Абибулла-Хана удалось захватить только одно британское тринадцатифунтовое орудие с зарядным ящиком. Эта пушка стала пятой в артиллерии Племен. Остальные четыре австрийских гебиргсканоне М99 были доставлены Абибулла-Хану еще в Афганистане еще полгода тому назад, в те же дни, когда в ханском окружении появились «германский» мушавер Михель фон Вельддроссель с несколькими обученными по-европейски военному делу пуштунами и индусами, которые, несмотря на то что пытались показать знания свежеизученного немецкого языка, периодически вворачивали речевые конструкции, услышанные на плацу тифлисского военного училища. Впрочем, явственно было, что и этот «командный» язык им вовсе не родной, так что единственным, с кем фон Вельддросселю можно было отвести душу после того, как новоявленные «офицеры» разъехались по своим отрядам, оставался Мирза-Хаджи, всеми уважаемый мухаддис родом из Баку. Только в его шатре мушавер-хауптман Михель фон Вельддроссель мог расслабить нервы и на час-другой вновь стать капитаном Михаилом Гордеевичем Дроздовским, выпускником Академии русского Генерального штаба.

Сказать, что им была противна необходимость постоянно жить под чужой маской, скрывать не только свое имя, но и свое Отечество, тайно готовить почву для будущей войны в «мягком подбрюшье» Британской империи, – значило не сказать ничего. Однако же каждый помнил те аудиенции, которых удостаивал их регент в присутствии юного государя Алексея Николаевича, и те доводы, которые звучали приказом: «России нельзя вступать в большую европейскую войну. Нельзя ни на чьей стороне. Неважно, кто победит в сражениях: в любом случае и побежденные, и победители будут крайне истощены, а сливки снимут страны-нейтралы вроде Швеции или Северо-Американских Штатов. Кроме того, мы и не можем встать на сторону ни одного из противоборствующих ныне политически, а завтра – милитарно союзов. Германия связана теснейшей дружбою с исконно враждебными нам и всему славянскому миру Австрией и Турцией. Британия же и Франция после возвращения нами в государственный доход кытлымской платиновой концессии, по которой Лесли Уркарт с компанией ежегодно грабительски вывозил платины более чем на пятьдесят два миллиона рублей золотом, брызжут ядом, но готовы терпеть Россию в союзниках… Однако лишь в качестве поставщика пушечного мяса!..