Читать книгу "Оборванные струны - Надежда и Николай Зорины"

Щелкнула задвижка на двери, из ванной вышла женщина в тюрбане из полотенца. Андрей успел хорошо ее рассмотреть, прежде чем его вытолкнули из квартиры. В самом деле, никакая это не Ксения, ничего похожего.

Он быстро сбежал по лестнице вниз. Ситуация его развеселила, никогда еще с ним так наивно грубо не обращались: пистолет наводили, нож к горлу приставляли, по голове били — о, это сколько угодно! — но чтобы вот так выталкивать из квартиры, схватив за грудки… Смешно! А Зимин, скорее всего, не при делах, слишком был искренен в проявлении чувств. Во всяком случае, точно фильм не посылал. Хотя…

Хотя, хотя, хотя… Может, фильм и не посылал, но что-то знает. Кто-то ведь позвонил ему на мобильный как раз в тот момент, когда Андрей оказался поблизости. И вряд ли это розыгрыш. Кто-то не хотел допустить их разговора. Кто-то, кто видел, как он за Зиминым шел. Значит, этот кто-то за ним следил?

Следил или следит. Возможно, и сейчас он где-то поблизости. Андрей резко обернулся — никого, прислушался — ни звука. Вышел из подъезда, незаметно осмотрел двор — вроде никаких подозрительных личностей, впрочем, уже начало темнеть, может быть, там, в тени деревьев, кто-то стоит, но ему не видно. Как узнать наверняка, следят за ним или нет?

Он сел в машину, тронулся с места, посмотрел в зеркало — позади никаких шевелений, выехал со двора. Как узнать, как узнать? В потоке машин преследователя не увидишь. Его нужно спровоцировать на конкретные действия. Поехать к Венькиному дому? Нет, не то, Венькина квартира больше не представляет никакого интереса, опасен для них был Венькин компьютер, но его уже подчистили. Что же тогда? Нужно поехать к дому Зиминой, остановиться где-нибудь возле ее подъезда, сделать вид, что идет к ней. Только быть предельно осторожным, особенно в подъезде.

Впрочем, все это совершенно нелогично: если они так не хотели, чтобы он встретился с Зиминым, а теперь позволили это сделать, значит, сейчас, во всяком случае, не следили. И не следят. Или Зимин для них тоже перестал быть опасен, что-то за эту пару часов изменилось? Может быть, может быть. И это стоит проверить.

Адрес Ксении у него был с собой. Он позвонил Насте, убедился, что у них все в порядке, еще раз строго-настрого наказал никуда никому не уходить и поехал навстречу приключениям.

Когда он въезжал во двор Зиминой, уже окончательно стемнело. Вышел из машины, прихватив с собой пистолет. Никаких признаков слежки. Осмотрелся — больше из любопытства: двор этой странной, вероятно сумасшедшей, женщины был для него своего рода достопримечательностью. Перевел взгляд на дом. Почти во всех окнах горел свет, но он скрадывался занавесками и шторами — самые плотные были у Ксении. Все правильно, усмехнулся Андрей, сумасшедшие рьяно оберегают свою территорию: занавешиваются от посторонних взглядов, запирают двери на особо прочные замки, закрываются от жизни своими фантазиями. Интересно, что она сейчас делает, о чем думает?

Он стоял в темном пустом дворе, пытаясь понять эту странную женщину. Он так ушел в свои мысли, что вздрогнул, когда тяжелая штора на ее окне вдруг резко отдернулась. Яркий свет его ослепил, силуэт, возникший в окне, показался каким-то фантастическим и гротескно уродливым, будто из страшной сказки. Рыжая злая колдунья Ксения Зимина приблизила страшное, неестественно бледное, призрачное лицо почти вплотную к стеклу и стала пристально вглядываться в темноту. Нашла его взглядом, усмехнулась, тряхнула рыжей копной, отпрянула от окна, так же резко задернула шторы и скрылась.

И тут зазвонил его телефон.

Глава 8. Путешествие в прошлое

(Ксения Зимина)

— Присаживайтесь! — говорит мне женщина и кивком указывает на диван. — Или, может, вам будет удобнее здесь? — Она делает движение, чтобы подняться. — В прошлый раз вы выбрали кресло.

— В прошлый раз?

— Ну да, две недели назад, на последнем сеансе.

Две недели назад я купила диск с «Эпилогом», две недели назад начались мои странствия по чужой жизни, но я точно знаю, что здесь я не была. Ни две недели назад, ни месяц, никогда не была.

— Так что же вы выберете? Кресло? Диван?

Но голос знакомый. Голос этой женщины мне знаком. Всматриваюсь в ее лицо — нет, я вижу ее впервые.

— Кто вы?

— Доктор, — удивленно отвечает она, хмурится и озабоченно вглядывается: — Разве вы меня не помните?

Я не знаю, что ей ответить. Опускаюсь на диван, прислушиваюсь к звуку — да, именно такой звук он издавал — шершаво-плотный, когда на него садились, но садились не здесь, а совсем в другом месте. В этой квартире я никогда не была, это другая квартира! Провожу ладонью по обивке — да, это то самое ощущение, рука его помнит. Поднимаюсь — звук повторяется, — иду к шкафу, беру в руки вазочку.

— Край отбит! — удовлетворенно говорю я, потрясая своим трофеем.

— Пусть вас это не беспокоит. Посуда бьется, ничего страшного, — успокаивающим тоном говорит женщина.

— Уж не хотите ли сказать, что я ее разбила?

— Оставьте! Это совершенно не важно. Вы бы ли… — Женщина замолкает, виновато улыбается, машет рукой, словно разгоняя дым. — Не важно!

— Нет, договаривайте! — настаиваю я, чувствуя, что вот сейчас раскроется обман, я поймаю ее на несоответствиях и уличу во лжи.

— Ну хорошо, — неохотно соглашается она. — В позапрошлый раз вы кинули в меня этой вазой.

Такого поворота я никак не ожидала. Ставлю вазочку на место, возвращаюсь на диван, откидываюсь на спинку, закрываю глаза. Я должна вспомнить! Но не помню! Мне совершенно несвойственны такие поступки, никогда не приходилось швырять в людей никакими предметами. Зато я помню другое: букетик колокольчиков, неловкие руки мужа и раздосадованный возглас: ну вот, разбилась! Она не разбилась, потому что упала на ковер, вот на этот самый ковер, только край откололся.

— Вазу разбил мой муж, — возражаю я, но не очень уверенно.

— Не нужно перекладывать ответственность на других, — мягко укоряет она. — И не стоит расстраиваться: подумаешь, какая-то дешевая вазочка!

Перекладывать ответственность на других… Кажется, не я ее, а она меня поймала. Я сломлена, растеряна, убита и все же предпринимаю еще одну попытку, чтобы докопаться до правды — до той правды, которая совпадала бы с моей.

— А кувшин?

— Кувшин? — Женщина смотрит удивленно — не понимает, о чем идет речь. Но кувшин точно был, стеклянный кувшин, лужа воды, все произошло на кухне. Только не могу вспомнить на какой. Впрочем, вру я все: сейчас не ее проверяю, а себя.

— Кувшин тоже разбила я? Стеклянный кувшин с водой?

Теперь она потрясена и растерянна. Лицо ее искажается как от боли, искажается ужасом. Но это длится всего несколько секунд. Сначала черты разглаживаются, затем глаза приобретают какое-то торжествующее выражение, она удовлетворенно кивает, говорит себе: я была права, тысячу раз права! — я не слышу, как она говорит, но это и так понятно. Женщина улыбается мне — мною она тоже отчего-то довольна. Хочет что-то сказать, но передумывает и говорит другое: