Читать книгу "Горошины - Эдуард Дипнер"

и мы то, что плохо лежало на наших заводах, торопились в сумасшедшей лихорадке распродажи народного добра, а взамен получали деньги. Лучшими деньгами были, конечно, доллары. Вот так к нам пришли деньги, сначала просто деньги, потом большие деньги.

Деньги портят людей. Если они, я имею в виду деньги, не заработанные или заработанные неправедными путями. Можете считать меня моралистом, но… вы помните Золушку, когда она еще не была принцессой, а служила злой мачехе? Какой обаятельной она была, старательной и трудолюбивой! Посмотрели бы вы на нее, когда она вдруг стала богатой Принцессой! Задавака и зануда. Всеми в королевском дворце командует и всеми недовольна. Сам Принц уже подумывает, как с ней развестись и жениться на другой Золушке.

Вот так же случилось с нами, былыми товарищами. Какими мы были старательными тружениками строительного дела! Искали работу, находили и делали ее. А теперь? Зачем надрываться, если деньги сами текут непрерывной струей? Изменился и наш шеф. За пришедшие к нам деньги мы купили старинный московский особняк, в престижном районе. Шеф обставил свой кабинет сомнительного пошиба антикварной мебелью и обвесил стены так же сомнительными копиями шишкинских картин. Отрастил бороду образца московского купечества прошлого века и приобрел неторопливость и важность в движениях. Теперь он принимал в своем кабинете нужных людей – прощелыг, обещавших непыльное и скорое обогащение, только нужно дать на лапу. Кому и сколько? О, это мы, Николай Семенович, устроим, не сомневайтесь!

Саша Певцов случайно попал в нашу фирму. Он не был прощелыгой и чувствовал себя неловко и стеснительно в новой своей ипостаси. Девятнадцатилетним мальчишкой Саша был призван в армию, и сразу попал в Афганистан. Ему повезло – остался жив, не ранен, не тронулся умом, не стал наркоманом, а после возвращения из Афгана был принят в Московский Иняз, на льготных условиях, как ветеран войны, на факультет испанского языка. Он не любил рассказывать об Афгане, «ничего хорошего, лучше не вспоминать», – повторял он, зато при упоминании об Испании Сашины глаза загорались ярким светом. Он был влюблен в Каталонию и в Барселону, влюблен в звучный, раскатистый испанский язык.

– Вы только послушайте, как это звучит: La lengua espanol e pura como del oro e sonora como la plata, – и звонкие, как колокольчики под дугой, звуки сыпались с Сашиного языка. Он, действительно, был чист, как золото, его испанский язык, и звучен, как серебро. Там, в Барселоне Саша познакомился с каталонской фирмой

“La ventana”. В переводе с испанского – окно. Окно из Европы.

– Простые, сердечные люди, – уверял он нашего шефа, – и очень хотят распространить свой бизнес на Россию. Понимаете, Николай Семенович, Каталония это не Испания или не совсем Испания. Так уж сложилось, что заносчивые кастильцы из Мадрида считают Каталонию провинцией, а каталонцев – неотесанной деревенщиной. Но все совсем не так. Каталонцы – очень трудолюбивый и не воинственный народ.

И наш шеф зажегся. Какая, в конце концов, разница – кастильцы, каталонцы – все они испанцы. Виват Эспанья! Страна благородных идальго и очаровательных Карменсит. Всё шло в дугу, даже интеллигентно-купеческая борода нашего шефа вполне могла называться эспаньолкой. Мы перебрасываем мост между Россией и Испанией. Обмен технологиями, обмен культурным наследием – как это подходило к солидному положению руководителя фирмы. Никакой суетливой беготни за строительными заказами, никакой строительной грязи на сапогах. Окно в Европу! Чистое и солидное производство европейских окон по европейским просвещенным технологиям.

Было решено, что в Барселону, на встречу с Ventan’ой отправляются трое – сам Волков, Саша и я. Почему я? Во-первых, потому что у меня был неплохой английский язык, пригодится в Европе, а во-вторых… другие члена нашего Товарищества как-то косо и скептически смотрели на очередное увлечение шефа. Посудите сами: организовать производство с нуля – это сколько же возни, нервов, поездок! Для чего усложнять себе жизнь, если можно жить и без осложнений? Еще не все продано в нашей стране, и на наш век хватит. А мне было тошно, хотелось нового и интересного. Вот таким я был, неправильным мечтателем. В строительство я пришел из заводского производства, и обычный для строительства беспорядок и бардак коробили меня. Мои попытки внести на строительную площадку заводскую организованность оканчивались ничем, и теперь я мечтал о линиях станков и прессов в чистом, ярко освещенном цехе. Я готов был дневать и ночевать там, чтобы наладить, пустить в работу этот проект. Окна, красивые и надежные, были нужны моей стране, они покупались за рубежом, и мы, наша фирма, должна была стать одной из первых производителей окон. Перспективы и масштабы кружили мне голову.

В аэропорту Барселоны нас встречали. Их было двое, с большим транспарантом “Metalostroy” и с растерянными глазами, ощупывающими прибывающих.

– Сеньор Пинеда! – замахал рукой издали Саша. Маленький, круглый испанец расплылся в улыбке и затараторил.

– Они очень волновались – еле успевал переводить Саша. – Потому что не знали точно, где у нас была

пересадка. Я им сообщил только время прибытия самолета.

Сеньор Пинеда занимался оконными переплетами и имел небольшой заводик на окраине Барселоны по их изготовлению. Оконные переплеты делаются из пластика или из алюминия. Алюминиевые переплеты тонки, изящны, благородны, в отличие от варварски грубого, толстого пластика, но у них есть недостаток – алюминий хорошо проводит тепло, и алюминиевые переплеты промерзают в суровом северном климате и потеют росой в климате помягче. Сеньор Пинеда нашел решение этой проблемы – он изобрел алюминиевый профиль с пластмассовой вставкой и получил на это патент. Казалось бы, что испанского сеньора ждал грандиозный успех, но не тут-то было. Барселонский заводик был маленьким, и он не мог конкурировать с монстрами оконного рынка – Rehau, Veka, Salamander. Те просто не замечали скромного испанца. И вот теперь у Пинеды появилась возможность открыть производство в России с ее безбрежной потребностью в хороших европейских окнах, и «Металлострой» готов был стать партнером в большом деле.

Второй испанец – Гарсия Хименес – горбоносый, долговязый, сухощавый, был партнером Пинеды и в совершенстве владел английским языком. Испанцам трудно с английским. Их раскатистые «р» и хриплые «х» трудно усмирить в картавом и гнусавом языке бриттов, и русский им милее, чем навязанный язык международного общения. В нашем пятиугольнике обозначились хорды-связи: Саша и двое каталонцев перебрасывались испанскими словесными мячами, я и Хименес общались по-английски. Только наш Волков не владел никакими языками, кроме крепкого русского. Он мог себе это позволить. Он был шефом.

Барселона – удивительный город, не похожий ни на какой другой город в мире. Мы прошлись