Читать книгу "Как спасти жизнь - Ева Картер"

ее кошка, или конец наступит медленнее, от удушья?..

Вспышка.

Удар.

Что стоит на первом месте? Они оба свирепы.

Ток останавливает мое бесполезное сердце. Электричество рикошетом проходит через каждую клетку.

Я возвращаюсь.

Когда я понимаю, что это было, мне хочется смеяться. Врачи предупреждали меня, что запуск ИКД будет ощущаться как пинок осла. Это был настоящий джаггернаут.

– Грини, что случилось? – пронзительный голос Зойи доносится издалека. Я пытаюсь ответить ей, но ничего не выходит. – Грини…

Еще один шок. Так же болезненно. Мои глаза резко открываются, но все, что я вижу, – это пластиковый пакет, шелестящий на ветру прямо рядом с моим лицом. Я больше не выдержу.

Неужели это будет последнее, что я увижу?

Я чувствую, как снова опускается тьма, и на моем лице большой язык стаффорда, и я не знаю, пытается ли он оживить меня или разозлить, и я закрываю глаза и вместо этого представляю себе Керри. Мысленно приношу ей извинения за то, что упустил шанс, который она мне дала.

«Извини, что все испортил…»

Я не мертв. Но я в беде.

Они ведут меня в кардиологическое отделение на седьмом этаже, и одна из медсестер узнает меня.

– Не скажу, что рада видеть тебя здесь снова, но мы тебя вылечим, не волнуйся, – говорит она.

Я тоже ее узнаю́. Она, наверное, самая близкая к моей фантазии медсестра, с которой я когда-либо сталкивался за все время пребывания в больнице: красивая и соблазнительная, с понимающей улыбкой.

Но ее улыбка испаряется после того, как они проводят тесты, и я признаю́, что да, я перестал регулярно принимать лекарства.

– Это было не нарочно. Я довольно много тусовался.

– Ты что, мазохист?! – возмущается медсестра. – Или у тебя просто есть желание умереть?

Я не в состоянии это объяснить.

Они держат меня в больнице две ночи, папа навещает меня днем и вечером, один: мама в Роки-Маунтин. Он садится рядом с моей кроватью, выкладывая упакованные фрукты на мой раздвижной прикроватный столик, но не смотрит на меня.[45]

– Тебе что-нибудь нужно, Джей?

– В следующий раз, папа, принеси водки. Я ненавижу бананы!

Он вздыхает. Под его глазами снова появились тени, и я знаю, что это из-за меня.

– Когда ты собираешься повзрослеть?

– Мне почти двадцать один. Именно поэтому я хочу водку.

Жена парня напротив зачитывает вслух вопрос кроссворда:

– Два по горизонтали: место паломничества, пять букв.

– Мекка!

Папа снова вздыхает.

– Послушай, Джей, то, что случилось с тобой – несправедливо. Никто с этим не спорит. И я понимаю, ты думаешь, что ничто и никогда не заменит тебе футбол. Но если ты не попытаешься, то никогда не узнаешь.

У меня нет ответа, поэтому я поворачиваюсь лицом к огромному мужчине со свекольным лицом на соседней кровати. Он сам навлек на себя болезнь.

Хотя в каком-то смысле и я тоже.

– Неужели твоя жизнь действительно так плоха? Я знаю, что у нас с твоей мамой случаются разногласия, но у нас есть деньги и связи, чтобы помочь тебе делать все, что ты захочешь. По сравнению с теми бедолагами, с которыми ты общаешься, тебе не на что жаловаться.

Я не хочу его слушать. Так же, как не хочу игр в доброго и злого полицейского от кардиолога, команды реанимации или милой медсестры. Они даже вызвали психиатра, которая ушла, когда я спросил:

– Как вы думаете, чисто технически два удара током означают, что я умер один или два раза?

Как только меня отпускают, я отправляюсь на поиски Спайка и Зойи. Я нахожу их среди луж под Дворцовым пирсом, курящими тяжелый наркотик.

Впервые я присоединяюсь к ним.

То, что никто не твердит о попытке самоуничтожения, бодрит. Я пью, курю, забиваю, бегаю, прыгаю. Все в поисках забвения. Я существую на свое пособие плюс на прибыль от случайных продаж Тиму. Когда он докатился и заявил, что ему снова нужно немного взбодриться, я не почувствовал удовлетворения ни от его неудачи, ни от того факта, что он вновь лжет Керри.

Сегодня я снова умер – в третий или четвертый раз, в зависимости от того, как вы на это смотрите, – и я даже не старался для этого. Мы со Спайком торчали в парке за собором Святого Ника, сидели на нашей любимой могиле. Зойи ушла в декабре после того, как бедняга Хэм однажды утром не проснулся. Смерть не является чем-то необычным на улицах, но, надеюсь, это дало Зойи толчок, в котором она нуждалась, чтобы слезть с иглы.

Когда сегодня смерть снова пришла за мной, опускались сумерки, и я почувствовал… обреченность. Другого слова для этого нет.

Я потянулся к Спайку, вот только он был слишком не в себе, чтобы забеспокоиться или даже сообразить, кто я такой. Я попытался встать на ноги, однако мои конечности не слушались.

– Спайк… Я разваливаюсь… мне нужно… вызвать…

Но он просто перевернулся на другой бок и засопел мне в лицо. Люди проходили мимо, хмурясь, словно мы вошли в церковь посреди похорон и начали ругаться.

Моих похорон?

В краткий момент просветления я осознал, что недовольные люди – моя единственная надежда. Без их помощи я умру.

И неожиданно мне этого не захотелось.

Мне потребовалось собрать все силы, что у меня были, чтобы выкрикнуть то, что легко могло стать моими последними словами.

– Помогите мне. Я, сука, умираю здесь!

Я прихожу в себя в машине «Скорой помощи», трезвее, чем когда-либо за последние месяцы.

– Возвращаешься к нам, милый? – женщина-фельдшер старше моей матери похлопывает меня по руке. – Не волнуйся. Теперь с тобой все будет в порядке. По крайней мере до следующего раза.

Наркан. Должно быть, он. Другие наркоманы с благоговением говорят о его чудесных свойствах. Даже тех, кто перестает дышать и начинает синеть, можно оживить с его помощью.[46]

– Я чувствую себя… – живым. И мне ужасно плохо. – Я хочу быть…

– Хорошо, милый, – произносит она, умудряясь вовремя подсунуть мне картонный контейнер, чтобы не дать рвоте попасть на пол кабины «Скорой», но часть стекает по моей груди.

Я хватаюсь за свою вонючую футболку, пытаясь стянуть ее. Фельдшер делает это за меня, поднимая мои руки и задирая ткань, словно я маленький ребенок. У нее на шее намотана мишура. Я даже не подозревал, что приближается Рождество.

Когда она видит выпуклый бугорок внизу на моем теле, ее глаза расширяются.

– Что это?!

– ИКД.

– У тебя бывает аритмия?

Прежде чем я успеваю ответить, она кричит через люк своему коллеге, чтобы он включил мигалку и сирену и летел в реанимацию, и при этом ругается себе под нос.

– Все в порядке, – бормочу я, хотя на самом деле отчаянно нуждаюсь в дозе: это минус наркана. – Серьезно, я вполне могу уйти.

– Нет, не можешь. Лекарство, которое мы тебе дали, способно вызвать… – ее голос звучит обнадеживающе, но во взгляде явное беспокойство, – …проблемы.

Автомобиль набирает скорость. Звучит сирена. Я снова чувствую приближение…

Вижу родителей. Анта. Керри. Ощущаю их боль.

Пока я жду, когда сработает дефибриллятор или наступит смерть – или и то и другое, – мой взгляд прикован к лицу фельдшера.

Они стабилизируют меня, и впервые мне становится стыдно, когда я вижу раздражение в глазах врачей. Какая же я, черт возьми, пустая трата времени!

Я собираюсь отправиться обратно в Сент-Никс, чтобы снова забить, но что-то меня останавливает.

Для начала: я не хочу умирать. Или, по крайней мере, не так, как сейчас.

Мне хочется навестить Анта, но у его отца случился такой инсульт, что его мама перестала верить в Бога, и мой друг теперь пытается управлять кафе в одиночку. Последнее, что ему нужно – это я со своей жалостью к себе.

Так что я иду домой.

Войдя, застаю папу на кухне. Он замечает мое состояние, но ничего не говорит, и усталость на его лице выглядит как поражение.

– На этот раз я буду стараться усерднее, – произношу я тихо.

Он грустно улыбается, но не верит мне. Даже я вижу, что все очень похоже на день сурка.

Я направляюсь в кабинет и вместо пива выпиваю пинту воды. Включаю отопление, и через несколько секунд моя дрожь прекращается. Я забираюсь под толстый плед на свой диван.

В течение многих лет у меня в голове крутились одни и те же слова: «Я не заслужил того, что