Читать книгу "Как спасти жизнь - Ева Картер"

Ева Картер

Как спасти жизнь

Eva Carter

HOW TO SAVE A LIFE

All rights reserved including the rights of reproduction in whole or in part in any form.

© 2021 by Kate Harrison

© Манучарова М., перевод, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Руководство по цепочке выживания: Часть первая

Сегодня может быть тот день, когда вы спасете чью-то жизнь.

Представьте себе комнату, в которой находятся пятьдесят человек: это может быть класс, но заполненный не учениками, а людьми, которых вы знаете и о которых заботитесь.

Один за другим ваши друзья и члены семьи начинают падать на пол. В конце концов только трое остаются стоять.

Такова реальность остановки сердца. Без немедленной помощи выживут менее трех из пятидесяти человек. Это может случиться с кем угодно и где угодно.

И в тот момент, когда это происходит, часы начинают тикать. Сердце больше не перекачивает кровь к мозгу и другим органам, лишая их кислорода.

Но с помощью такого человека, как вы, целых три четверти пациентов могут получить шанс. Представьте, что тридцать пять человек снова оживают, поднимаются с пола, отряхиваются.

Повышение их шансов начинается не с врачей, а с нас. Потому что, скорее всего, именно мы окажемся рядом, когда у кого-то случится остановка сердца. На работе, в парке, дома.

Дальнейшее зависит от того, насколько правильно поступит каждый из нас.

Мы называем это цепочкой выживания, и она состоит из четырех звеньев.

Первое звено – самое простое, но и самое важное.

Нужно суметь разобраться, что у кого-то случилась остановка сердца, и вызвать помощь.

Первое: если вы увидите кого-то без сознания и без признаков дыхания, позвоните 999.

Каждая секунда на счету.

31 декабря 1999 года

1. Керри

Шесть минут. У меня остается шесть минут, чтобы меня поцеловали.

Триста секунд и отсчет, если я не хочу закончить еще один год (давайте посмотрим правде в глаза – целое тысячелетие) как единственный семнадцатилетний подросток в Брайтоне, который никогда не целовался.

Большинство девочек в Sixth Form[1] прошли весь путь до конца. Это видно по тому, как они двигаются: отвязно танцуют на гальке на каблуках, которые то и дело проваливаются между камешками, неуверенные, сексуальные и…

– Интересно, что обрушится первым, Национальная сеть или управление воздушным движением? – говорит Тим, передавая мне банку Diamond White[2]. Когда я подношу ее к губам, оказывается, что в ней осталась только яблочная пена.

Я смотрю на небо.

– Тебе, наверное, не стоит так восхищаться идеей Армагеддона.

Он ухмыляется.

– Ничего не могу с собой поделать, мне хочется немного острых ощущений.

Тебе и мне – обоим.

– Знаю. Но в следующем году мы наконец-то получим свою долю.

В это время в декабре следующего года я буду в Манчестерском университете. И, как это ни кажется сейчас невозможным, велика вероятность, что к тому времени меня уже будут целовать, и, надеюсь, гораздо чаще. Перспектива наконец потерять девственность – даже не самое волнующее в 2000 году. Потому что через год я буду учиться на врача, а Тим… ну, если повезет, он может делать то же самое.

– Если «проблема миллениума» не уничтожит нас… – он смотрит на свои часы, – …через пять минут. Тебе не кажется, что мысль о том, будто мир находится на грани катастрофы, заставляет чувствовать себя безрассудным?

Глаза Тима блестят: я вижу, как в них отражаются огни, которые зажгли на пляже хиппи. Но дело не только в пламени. В его лице есть что-то еще, напряженность.

О, черт!

Он собирается поцеловать меня.

Он не должен!

Может быть, это было бы не самое худшее решение, если бы мы собирались сделать это наедине и заранее договорились о деталях. Мы не один раз тренировались друг на друге делать перевязки и повязки, так почему бы не поцеловаться? Мы оба хотим быть готовыми к тому моменту, когда это действительно будет иметь значение. Практика делает тебя совершенным.

Только я не думаю, что он считает это репетицией. Этого не должно случиться, особенно здесь, на глазах у всех.

Я отступаю назад, за пределы досягаемости, и разрываю зрительный контакт, глядя через плечо Тима туда, где Джоэл и его приятели устроили шумную возню в Лаунсе, освещенном гирляндами выпускного вечера. Мороз превратил землю в бетон, но они, похоже, этого не замечают. Они слишком сосредоточены на том, чтобы опередить Джоэла, хотя и знают, что никогда не сумеют.

Если бы Джоэл не играл, мне было бы неинтересно смотреть. Но он делает все так, что это выглядит словно танец. Он двигается в два раза быстрее остальных, футбольный мяч всегда у его ног, словно прикрепленный какой-то скрытой силой.

– …вероятно, мы могли бы обвинить язычников. Ну, знаешь, за решение, что новый год должен наступать в декабре, – произносит Тим, начиная новый монолог. Я позволяю словам плыть ко мне, не воспринимая их. – Или, полагаю, это могли быть римляне…

– Может быть, – я держусь достаточно далеко, чтобы он не мог дотянуться. Для Тима все должно быть ясно: он самый умный ученик в школе, но иногда он также самый тупой, и я не могу позволить ему думать, что поцеловать меня – хорошая идея.

Поцелуй меня.

Я представляю, как говорю эти слова Джоэлу. Позволив себе поверить хотя бы на мгновение, что вместо того, чтобы рассмеяться мне в лицо, он мог бы сделать так, как я прошу.

Греза кажется восхитительно горячей, несмотря на ночную прохладу.

На лужайке Ант делает неуклюжую попытку схватить Джоэла, но падает, и вот уже Джоэл перепрыгивает через туловище своего лучшего друга, чтобы снова поразить ворота, и они оба смеются, когда он бьет по мячу, который приземляется точно посередине между двумя толстовками GAP, положенными в качестве штанг.

Шесть – ноль в пользу Джоэла. Я про себя фиксирую счет.

– …но почему они не выбрали день летнего солнцестояния для празднования Нового года? – на верхней губе Тима осталось пятнышко пены от сидра, и я собираюсь наклониться и смахнуть его, как обычно. Вот только… что, если он поймет это неправильно?

Я хочу, чтобы все вернулось к тому, как было с тех пор, когда нам исполнилось семь: мы носились по его и по нашему садам и каждый вторник проверяли жизненные показатели друг друга в зале скаутов[3]. Я ненавижу новых нас: то, как он хохочет над моими шутками, даже когда я не пытаюсь быть смешной; то, как тайком косится на меня, словно только сейчас заметил, что я женщина. Мы никогда не играли в доктора и пациента.

Всегда было ясно, что мы оба станем врачами.

– День летнего солнцестояния стал бы лучшей вечеринкой. Приносить в жертву девственниц, жарить свиней. Или наоборот.

Я тоже изменилась. Я так нервничаю, слушая его витиеватые монологи! Я представляю, как ухожу от него. Сбрасываю натирающие Shelley на шпильках. Направляюсь на игровое поле, а заледеневшие травинки колются через мои колготки.

В той, другой реальности я прыгаю за мячом, как Бэмби. Забиваю гол.

Челюсть Луизы Норман, еще недавно сжатая, но, к сожалению, не зашитая проволокой, отвисает от моей смелости. Моей грации. Возможно, «грация» – слишком амбициозно, особенно с моим послужным списком. Я согласилась бы на то, чтобы быть удивительной. Быть заметной.

Краем глаза я вижу, как бежит Джоэл. А потом его вдруг просто нет.

Он не спотыкается, не вытягивает руку, чтобы выпрямиться или остановить падение. Он просто падает лицом вниз, с прямыми ногами. Мальчик, который упал на землю.[4]

Остальные продолжают играть: толстый Мэтт неожиданно завладевает мячом и с криком пинает его к воротам.

Я задерживаю дыхание, ожидая, когда Джоэл встанет. Это что, такая игра? Он не такой шутник, как Ант, и конечно же не стал бы рисковать получить травму на ровном месте. До окончания