Читать книгу "Игра в игру - Эллина Наумова"

Лиза с Игнатом отчужденно молчали. Ничего противоестественного в розыгрыше они не находили. «Зачем приплетать мораль там, где нет аморальных целей? Я допишу роман, не вспугнув Верину удачу, и сама все объясню Сергею. Может, он посмеется от души. Разве обязательно именно сейчас говорить все как есть?» – уныло размышляла писательница. «Я помогу Лизе. А как хочется, чтобы гордая богиня Елена попросила моего содействия, в чем угодно», – думал актер, уставившись в стену и еле заметно усмехаясь.

Маша тронула его за плечо:

– У тебя какое-то недоверчивое выражение лица. Мечтаешь?

– О тебе, – резко ответила за парня Лиза. – Я мешаю вам, ребята. Давайте закругляться. Итак, Сергей – взрослый мужик, а его интерес к квартире и сыну есть, по сути, интерес ко мне. Будем считать, что мальчик снял матери одну комнату из вот этих трех на время ремонта. Люди живут порознь из-за того, что не могут ужиться вместе. И он не обязан терпеть меня рядом с собой, если располагает средствами. Уверяю, встреча займет несколько минут: поздоровались – простились. Остальное предоставьте мне. Выручишь, Игнат?

– Конечно, Лиза. Даже если ему придет в голову в июле катать твоего великовозрастного сына на санках, я от роли не откажусь.

– Спасибо большое, – выдохнула писательница и оставила молодых людей наедине.

Утро у Лизы Шелковниковой выдалось хлопотное для языка. Она проводила Машу любоваться съемочным процессом – Игнат должен был заказать пропуск – и собралась блаженствовать за ноутбуком в особой тишине необитаемого дома. Даже незримое и беззвучное присутствие дочери в квартире активизировало материнский инстинкт, который упорно наводил сочинительницу на размышления о том, что приготовить девочке на ужин, как отговорить ее покупать зимние сапоги на шпильке и так далее. А предстоящее бракосочетание вообще свело на нет Лизино умение бросить любое занятие и сосредоточиться на романе, едва за Машей захлопнется входная дверь. «Повезло, что Сергей явился как часть творческого процесса, – думала женщина, мать и писательница в одном усталом лице. – Машкину свадьбу, свою влюбленность и работу я не потянула бы. Первое не отменишь, третье не бросишь, неизбежен был бы отказ от второго». Зазвонил телефон. Пришлось разговаривать. Сначала с Полянским.

Тот выписался из больницы, но после настоящего покушения вел себя совершенно иначе, чем после Лизиной имитации. На вопросы о случившемся он лаконично отвечал: «Это было недоразумение без последствий». Сведущих осаживал: «Милиция трудится». Выражения сочувствия не поощрял. И замазывал белесые следы на коже рук тональным кремом. Но его высказывания о современных авторах стали такими желчными, что издание их книг представлялось делом непристойным и стыдным, даже будь оно гораздо более доходным, чем было. «Илья выполняет тяжелейшую миссию, – шептались его друзья. – Общество должно обожраться гадким чтивом, чтобы переболеть несварением мозга и выздороветь».

– Доброе утро, причина моей язвы, – сказал издатель.

– Здрав будь, писательский кормилец. Вывел формулу зависимости раскупаемости тиража от количества белка в пище на душу населения?

– Создайте что-нибудь конкурирующее с жирами, белками и углеводами.

– Опомнись, безбожник.

– Как твоя сага о пропойцах? Через две недели не представишь?

Лиза поперхнулась и с трудом обрела дар речи:

– Раньше ты хоть за труд машинисток своих авторов ценил. Чтобы напечатать роман на компьютере, нужно время, даже если в твоей трактовке сочинительство не требует усилий и происходит за едой, стиркой, глажкой, во сне. Я еле уговорила тебя дать мне возможность заняться этой темой. Я подрядилась справиться с ней за какие-то три месяца. А ты просишь уложиться в два. Между прочим, люди годами каждый роман пишут. И не смей говорить пошлостей вроде «Так то – люди». Или: «Настоящий роман, конечно, быстрее не напишешь».

– Я иначе скажу. Если ты в двадцать первом веке будешь годами вымучивать из себя единственный текст на «эту тему», я перестану тебя уважать. Лиза, положение безвыходное, выручай. Человек не рассчитал силы, не вылез из запоя и не сдаст нетленку вовремя. А поменяйся вы с ним сроками выхода книг, мой план останется незыблемым.

– Так господа литераторы еще пьют? – возопила писательница. – Кто бы мог предположить! В двадцать-то первом веке! И ты порывался отказать моему роману в актуальности?

– Считай, что я поторопился с выводами.

– Замечательно. Но на случай передозировки у романистов ты завел в своем издательском хозяйстве непьющих романисток, – прямо высказала догадку Лиза.

– Ну что ты, я вовсе не склонен к дискриминации по половому признаку, – успокоил Илья Борисович. – Лиза, я серьезно спрашиваю, закончишь за две недели?

– Вот надо сейчас торговаться, набивать себе цену. Но не могу. Я полтора месяца писала сутками – увлеклась, каюсь. Мне самой необходимо поскорее сварить это зелье на удачу несчастной женщине.

– Помню, чертовщиной балуешься. Как тебя забрало! Наверное, действительно славная женщина пропадает.

– Достойная славы. До свидания, пошла к станку.

«А ведь все к лучшему. Я почти закончила, не в две недели уложусь, в одну. И будет целый месяц на подготовку к Машкиной свадьбе с сознанием выполненного перед Верой долга», – думала Лиза.

И тут снова зазвонил домашний телефон.

– Привет, Лиза. Ты не занята?

– Верочка! Милая! Вот радость, а! Сто лет проживешь, я как раз о тебе думаю! – закричала Лиза.

Она многократно давала себе слово не пугать людей своими непосредственными восторгами, которые приличествует изливать только на близких. К примеру, какие они с Вересковой подруги? В школе общались мало, двадцать лет не виделись, потом случайно столкнулись и час поговорили. Бедная пациентка наркологической клиники вправе была заподозрить Шелковникову в неискренности. Особенно невероятным должно было показаться то, что ею заняты мысли одноклассницы. Но Лиза действительно успела перебрать обстоятельства ее жизни, пожалела, оправдала, начала спасать, беззаветно веруя в доступный романистке способ. Она уже дружила. И к прочим часто малознакомым людям ей доводилось относиться так же. Но они, услышав, как она счастлива контактировать с ними, насколько готова им помочь, инстинктивно отстранялись. Поэтому недоверчивый тон ответа ее не удивил:

– Ты меня ни с кем не путаешь?

– Перестань, Вера, я в самом деле волнуюсь за тебя.

– Спасибо. И я за тебя. Ходят слухи, что тебе милиция досаждает из-за инцидента с издателем? Как неудачно: я вызвала тебя из дома, а самой не удалось сбежать из больницы. Никогда себе не прощу.

– Нет уж, будь добра, прости. А лучше награди чем-нибудь. Я могла на время этого самого инцидента остаться без алиби. А по пути к тебе встретила приятельницу и была на глазах у незаинтересованного человека. Но, Вера, откуда тебе все известно?

– Я же не в тюрьму заключена, – грустно сказала актриса. – Тут есть люди искусства, они активно обсуждают новости из своей среды. А как узнают – их тайны. Вообще-то связи с внешним миром докторами не приветствуются. Поэтому, пока меня не засекли, спрошу. Лиз, врать дорогому человеку очень мерзко? У меня, по идее, должна начаться вторая жизнь, грешить в ней не хочется, но приходится.