Читать книгу "Чалдоны - Анатолий Константинович Горбунов"

вдали. Заречная сторона тянула ее к себе как магнитом.

Сегодня с утра пораньше она опять собралась к иволге. Глянула в малиновое окно — зорька! На цыпочках прокралась к двери.

Мать из спальни остановила сердито:

— Птаху слушать навострилась? Дошастаешь, блаженная, нарвешься на зверя.

— Медвежьи свадьбы в разгаре, — поддакнул отец. — Лютуют косолапые. Встретят, размажут по дереву. Вот что, Полина… Подрядились мы с Георгием на лето молодняк по Ледянке пасти. На днях скотишко на барже привезут с Угрюма. Вот и отправитесь с Кормадоновым пастушить. У нас тут с матерью и без того дел невпроворот. К тому же в деревне хоть один мужик да нужен — добро стеречь от лихих людей. Времена, сама знаешь, какие пришли. Отбою нет от саранчи. — И приказал жене: — Собирай, Пелагея, дочку в дорогу, чтобы наготове быть. А я сплаваю за реку, перемёт сниму.

Солнце подпрыгнуло вверх пушистым одуванчиком. Обсохла на травах роса, загудели пауты, сильно запахло чабрецом и черной смородиной. Георгий, бросив под лавку только что отремонтированные ичиги, отправился по дорожке через огород к Емельяну Москвитину решить кое-какие вопросы по перегону скота на Ледянку.

Сосед на чистой плахе разделывал живого осетра. Жена Пелагея в брезентовых верхонках помогала ему: прижимала усыпанную острыми шипами рыбину, чтобы та не прыгала. Емельян отхватил осетру охотничьим ножом хвост, опытно сделал глубокий надрез на затылке, надломил голову и ловко выдернул прокуренным пальцем визигу — волнистую хребтовую жилу. Визига считается у чалдонов деликатесом, если ее приготовить свежей, только что из воды. Чуть полежит — становится страшно ядовитой и годится только на клей, который надежно держит камус на охотничьих лыжах.

— Болтуна видать по слову, а рыбака — по улову! — похвалил Георгий соседа, безо всякой зависти оглядывая осетра. — Я свой перемёт снял. Наелся всякой, в рот не лезет.

— Мы тоже смотали, некогда рыбалкой заниматься. Загон для скота к осени сгородить бы. А то обратно с Ледянки пригоним — и приютить негде.

— Жердья подходящего рядом нет, с елани на волокушах придется возить. — Георгий почесался в затылке. — М-да… Сенишко и себе, и казенному стаду запасти надо, чтобы до приемки не отощало, иначе за привес пшик получим. Справишься один-то?

— Бог дал здоровья в дань, а деньги сам достань, — хмыкнул Емельян, вспарывая осетру брюхо. — Сенокосилку ты отремонтировал, конские грабли — тоже. С вилами обращаться мы с Пелагеей с детства, поди, обучены. Не беспокойся. И сено накосим, и картошку окучим…

Из поварки вышла Полинка, набрать беремя дров для железной печки — готовила обед.

— Здравствуй, русалочка! — вежливо и радостно поздоровался Георгий.

Окатила синью раскосых глаз. Растерялась. Вспыхнула осенним осиновым листом. Юркнула с дровами в поварку.

Восемнадцать зим нынче исполнилось. Одиннадцать классов закончила. Дальше учиться отказалась из-за Георгия… Пелагея давно заметила, что они неравнодушны друг к другу, и как-то поделилась своими тревогами с мужем.

— Выброси мусор из головы, — ответил Емельян. — Гошка мужик сурьезный и порядочный. Если слюбятся, дай Бог…

Полинка радовалась встречам с бывшим летчиком-истребителем, и в то же время боялась их. Зеленоглазый и стройный, он буквально гипнотизировал девчонку. Не одну ночку проплакала в подушку, тоскуя по нему.

Появился в родных Недобитках Георгий Кормадонов два года назад. Только-только по состоянию здоровья в отставку вышел — телеграмма от Москвитиных: отец при смерти. Приехал, и по родительской воле остался.

Недобитки… Пара дворов — вся деревня. Занесли ее на административную карту района в годы раскулачивания. По решению карлика с вороньими лапками — председателя комбеда Мышкина, ободранных догола Кормадоновых и Москвитиных вывезли из деревни Еловки на ходившем ходуном плоту и выбросили за пятнадцать верст ниже на каменистый берег Роси. Отвели землицы…

«Молитесь Богу и не ропщите, — сказал самый старый из изгнанников, перекрестясь. — Судьба не лошадь, кнутом не побьешь, куда хочешь, не повернешь».

Кулацкие недобитки не растерялись, не ударились в панику — срубили две добротных избы, раскорчевали огороды и начали помаленьку обживаться. Самые сильные и башковитые отправились на заработки: кто на золотые прииски, кто сопровождать карбасы с грузом на Дальний Север. В самые худые годы не дали они умереть своим семьям голодной смертью. Многие из них стали впоследствии замечательными горных дел мастерами и капитанами речных кораблей. Они до сих пор снабжают Емельяна необходимыми продуктами и товарами, а он их — овощами, рыбой, мясом и ягодами.

С возвращением Кормадонова в Недобитки Емельяновы поставили свои керосиновые лампы в чулан: Георгий выписал и смонтировал электроветряк, подвесил к потолкам лампочки, подключил крошечные телевизоры. Емельян и Пелагея первый раз увидели президента страны.

— Сердитый какой! — удивилась Пелагея.

— Зато о простом народе печется, — прибавил громкость довольный Емельян.

— Добро и во сне хорошо, — согласилась жена.

2

Скот пригнали на Марьин Луг в полдень. Бывшая колхозная косарня, стоявшая на крутом берегу Ледянки, была цела, но двери расхлобучены: не раз гостевал медведь, спасаясь от зноя.

Полинка прибралась внутри. Георгий старенькой косой, валявшейся под крышей, накосил травы помягче — высохнет, набьют матрасовки и наволочки душистым сеном — то-то будет сладко спаться! Отгородил целлофановой занавеской топчан в дальнем углу — для Полинки; разводкой поправил пилу, наточил бруском топор. Проверил ледник с двойной дверью, прикрытой от чужого человека живыми елочками, и вернулся на косарню.

Полинка, стыдливо пряча синие раскосые глаза, принялась раскладывать по вымытым полкам немудреную посуду и продукты.

Емельян объехал и осмотрел заросшие таволгой и шиповником брошенные на произвол судьбы покосы. Разнотравье — коню по холку. Хватит кормиться скоту до поздней осени.

— Эх, пожить бы здесь! — мечтательно воскликнул Емельян. — Даже баня есть. Рай… — Спрыгнул с коня, попросил Георгия: — Оснасти, Гоша, удочку, давненько я не мушкарил.

Хайрюза брали «мушку», сделанную под паута, влет. За считаные минуты, не сходя с места, Москвитин накидал их на берег, заросший диким луком, сколько надо, и крикнул повелительно:

— Вари, дочка, уху!

За обедом наставлял на ум-разум:

— Повадится зверь в гости ходить, кулемку насторожите, — ложкой ткнул вверх по течению. — Вон в том распадочке. Из листвяга рублена — крепка! С огнем будьте поаккуратней. Тайга — порох: спичку чиркни, взорвется. Ну ладно. Ученых учить — только портить. Ружья есть, кони есть. Собаки — ни черту, ни лешему спуску не дадут. Через неделю свежего хлебушка привезу.

— За хлебушком — сами с усами, — рассмеялся Георгий. — Тут кого ехать-то: полтора часа рысцой.

— Опасно стадо без присмотра бросать, — остудил Емельян. — Полинку не оставляй одну. Всякое может случиться. —