Читать книгу "Как почти честно выиграть выборы - Ник Чизмен"

верх. В либерализованном медиапространстве, таком как США, оппозиция без труда может обращаться к избирателям через традиционные каналы информации и соцсети. В авторитарных странах такая свобода доступна не всегда – государство сохраняет информационное поле под жестким контролем. Например, автократы, которые не сталкиваются с давлением гражданского общества и мощного бизнес-лобби, могут просто перекрыть доступ в интернет всей стране, и такой ситуации, как на американских выборах, просто не получится. Фальшивые демократы могут столкнуться со взломом и утечкой нелицеприятной информации, но стоит им отключить интернет, и граждане об этом не узнают[393].

Более того, способность оппозиции эффективно применять эти стратегии связана с такими показателями, как процент населения, имеющего мобильные телефоны, и уровень интернет-проникновения по регионам. В США из каждого утюга транслировалась информация о взломе электронной почты Хиллари Клинтон и утечке предвыборной документации – ее можно было пропустить, разве что живя в избушке в горах. Компрометирующие данные прошлись по стране, как лесной пожар, благодаря социальным сетям, которыми пользуется большинство американцев, а потом вышли и на телерадиовещание. Но в районах, где распространенность соцсетей невелика, компромат вряд ли потрясет общественную повестку – скорее всего, традиционные СМИ окажутся влиятельнее. Так происходит во многих странах Африки южнее Сахары, где, по оценкам, лишь 31 % населения имеет доступ в интернет, хотя этот показатель с каждым годом растет. В других частях света показатели проникновения обычно выше: в Азии – 47 %, на Ближнем Востоке – 59 %, в Латинской Америке – 62 %, а в Европе и Северной Америке – более 80 %[394]. Там, где граждане реже получают новости и информацию из Facebook, Twitter и WhatsApp, традиционные и государственные СМИ, как правило, сильнее влияют на народные настроения, что играет на руку правящей партии.

Например, во время украинских выборов 2014 года российская команда хакеров, известная как «КиберБеркут», совершила атаку на информационную систему Центральной избирательной комиссии Украины и изменила результат выборов, чтобы на первом месте стоял праворадикальный кандидат Дмитро Ярош[395]. Сотрудники ЦИК заметили взлом как раз перед тем, как огласить результаты на всю страну, и им удалось откатить изменения, таким образом избежав хаоса, который мог бы накрыть Украину, если бы был объявлен неверный победитель. Здесь видно, что у текущей власти есть преимущества в минимизации вреда от таких вмешательств. При этом в России государственные СМИ показали фейковые результаты, что и позволило увидеть в данной атаке попытку посеять раздор и неразбериху в Украине[396].

Из более свежих примеров можно вспомнить активистов, предположительно работавших на победу Трампа, которые попытались взломать устройства для электронного голосования. Многие обратили внимание на то, что относительно мало правительств, применявших информационные технологии на выборах, предприняли целесообразные меры по защите цифровых данных. Это несет очевидные риски, особенно с учетом того, что в некоторых терминалах для электронного голосования не предусмотрена распечатка. Если хакеры грамотно и незаметно накрутят голоса или поменяют результат между кандидатами, политическая система страны понесет большой урон. Однако, хотя в демократиях главную опасность представляет попадание результатов в руки радикальной оппозиции или внешних врагов, в авторитарных странах ситуация совершенно иная.

В фальшивых демократических режимах применение электронного голосования дает текущей власти новые козыри, которыми можно поднять свой рейтинг. Первое, что приходит на ум: пользуясь помощью избирательных комиссий и в некоторых случаях закупая избирательные технологии, правительства знают слабые места информационной системы и способы их эксплуатировать. Иногда это может принять форму банального получения логинов и паролей доступа – вот и хакеры не нужны. На этом фоне фальсификации провернуть достаточно легко: отредактировать в свою пользу можно как список избирателей, так и сами голоса.

Учитывая это, распространение цифровых технологий за последние 10 лет, что часто транслируется как спасение демократии, вызывает у нас новые тревоги. Чем шире используются цифровые методы голосования, тем уязвимее они становятся для фальсификаций. Все чаще организация голосования – начиная с базы данных избирателей и заканчивая подсчетом голосов – проводится в цифровом виде на серверах. Целый ряд стран ввел электронное голосование: Бразилия (всеобщие выборы), Намибия (всеобщие выборы), Норвегия (пилотные проекты для местных и парламентских выборов), Швейцария (муниципальные и кантональные выборы в нескольких частях страны) и США (всеобщие выборы в нескольких частях страны) (подробнее см. Приложение 16). Эта реформа, направленная на повышение эффективности и устойчивости голосований, сделала их и более уязвимыми к новым формам вмешательств.

В результате цифровое мошенничество с базами данных и готовой информацией – новинка в арсенале авторитарного лидера. Более того, популярность этого инструмента фальсификаций, скорее всего, будет лишь расти по мере того, как автократы по всему миру разглядят его потенциал. Мало того что следы такого мошенничества трудно вычислить, так еще и некоторые формы манипуляций с данными не запрещены законодательством и даже могут не квалифицироваться как фальсификации в строгом смысле слова. Конечно, в лоб переписывать результаты – это явный выход за рамки правового поля, но формирование новостного фона выглядит вполне невинно.

Посмотрите, какие усилия прикладывают компании наподобие Cambridge Analytica, чтобы поддержать консервативную повестку. Это частное политическое агентство, долей в котором владеет Роберт Мерсер, управляющий хедж-фонда и известный сторонник Республиканской партии. Считают, что за последние несколько лет эта организация участвовала в избирательных кампаниях Дональда Трампа, сторонников выхода Великобритании из Евросоюза, кенийского президента Ухуру Кеньята, и это еще не полный список. Cambridge Analytica обещает «использовать данные, чтобы менять поведение аудитории»[397]. В электоральном контексте это означает собирать информацию об избирателях онлайн через сайты типа Facebook, а потом использовать ее, чтобы мотивировать сторонников своего заказчика проголосовать, в то время как сторонников оппонента убеждать остаться дома. Платформа настраивается под клиента: конкретные идеи позиционируются на восприимчивую аудиторию, определяемую по замысловатому алгоритму – в зависимости от мировоззрения и убеждений, которые предполагаются на основе сетевой активности.

«Персонализированная реклама» деморализует оппозиционных избирателей, а тактики запугивания отгоняют сторонников оппонента от избирательных участков. Такая ситуация явно противоречит духу демократии, но, как правило, не нарушает конкретных законов. Подобные мероприятия могут нарушать избирательные нормы, если они затрагивают вопрос равного доступа кандидатов к СМИ, но это редкие и слабо обоснованные случаи. Более того, в фальшивых демократиях они тоже, скорее всего, будут выглядеть в глазах наблюдателей как мелкое нарушение, а значит, вряд ли их будут приводить как аргумент в пользу того, что выборы сфальсифицированы.

Таким образом, правящие партии действуют в серой зоне законодательства и могут обеспечить себе существенное электоральное преимущество, при этом утверждая, что выборы соответствуют западной практике, принятой в развитых демократиях.

Цифровая революция

Глядя на уязвимости, обнаженные цифровыми новшествами на выборах, мы должны