Читать книгу "Тихий омут - Анатолий Галкин"

– Есть.

– Отлично. Кстати, Олег, нам о тебе Павленко звонил. Тоже очень перспективный товарищ. Его давно пора пощипать… Где он сейчас? Исчез он куда-то…

– Не знаю. У меня с ним не очень близкое знакомство. Вот и он сейчас не знает, что я на Камчатке…

– Да… Пока, Олег, будешь мелкие задания получать. И только от меня… Посмотри-ка повнимательней за Николаем Битовым.

– Это что, Васильич, первое задание?

– Да что ты, Олег. Какое это задание. Так – не нравится он мне. Да и ребята заметили, что он слишком много вопросов задает.

– Нет… Так, общие разговоры… Это характер у него суетливый. Он и в автобусе всех заводил. Истории всякие про французские слова рассказывал.

– Да, он лингвист. Слова всякие любит. Я уже два дня замечаю, как он до моей записной книжки добраться хочет. Он сумку мою так глазами и прожигает… Лингвист. Мне его Карин в последний момент подсунул. Возьми, говорит, банкира. Шустрый. Пригодится.

– Банкира?

– Это точно. Я сам проверял – банкир он настоящий. Да только не было у меня времени хорошенько его тряхнуть… Не могу же я ему как тебе доверять… Ну ничего, завтра я ему проверочку устрою. Посмотрим, какой он лингвист… завтра утром приедет армейский крытый грузовичок и все отправляемся на Тимоновские источники.

– Это что такое?

– Посмотришь, Олег, посмотришь. Райское место. И пострелять там можно вволю и другие развлечения. Здесь уж больно дорога рядом… Ну, потопали дальше?

– Потопали… Только скажи мне, Дрожжин, раз уж я в вашей команде: мы только за деньги работать будем или за идею?

– Разве я на простого громилу похож? Только за идею! Смотри: в начале девяностых, пока мы родине служили, блатные сынки все теплые места расхватали. У этого вдруг свой банк, у другого нефтяная труба. Справедливо это? А сколько у власти иноверцев и инородцев? Честно это? Значит и надо нам все это награбленное у народа… перераспределить. Пусть даже и в нашу пользу. Что мы, хуже этих первопроходцев? Чем тебе, Крылов, не идея? Очень даже благородная идея.

Дорога шла вдоль берега реки. Собственно, дорогой это можно было назвать с очень большой натяжкой. Кое-где даже проглядывалась колея, а в основном – она угадывалась по чуть измененной траве, лишенной мха и голубики, по пробелам в густых зарослях кедрового стланика. И лишь на небольших участках дорога была явной, как огромный коридор или в переплетении гигантских зонтиков борщевика и медвежьего корня.

Правда, так видела дорогу только Настя, которую разместили в кабине, да еще водитель – молоденький милицейский лейтенант. Уже на первом километре он замер в согбенной позе, намертво сжимая баранку и чуть не задевая козырьком фуражки лобовое стекло.

Остальным, кто трясся в кузове на жестких лавках под хлопающим брезентом, было не до дорожных красот. Главная задача – уперевшись, во что только возможно не выскочить и не соскользнуть за борт.

Правда и они получали удовольствие от множества переправ. Лейтенант снижал здесь скорость до минимума и грузовик, медленно раскачиваясь, плыл через бурлящие ручьи и речушки. Часто было слышно, как волна бьет в днище, а иногда она разбивалась о задний борт и обдавала самых любопытных ледяными брызгами.

Все притоки Авачи были очень похожи: пологие берега, стремительная полоса воды не больше метра глубиной и твердое каменистое дно, скорее похожее на не очень аккуратно сложенную разнокалиберную булыжную мостовую. Иногда грузовик соскальзывал с крупного мокрого валуна и тогда поток подхватывал машину, слегка разворачивал и ласково устанавливал на новую опору…

Их жилище на Тимоновских источниках было действительно экзотическим. Дорога упиралась в утес, в котором неизвестно когда были выдолблены пещеры. Три из них поддерживались в достаточно сносном состоянии – массивные двери без замков, нары с тюфяками из сухой травы, каменные печи, узкие столы с минимальным набором почерневшей от старости посуды и в защите от мышей подвешенные к потолку мешочки с крупой, чаем, солью… Этот местный обычай соблюдался свято: можешь брать все, что угодно, но, уходя со стоянки, оставь здесь все лишние припасы – когда-нибудь, особенно зимой, это спасет жизнь другому человеку. И не важно, кому – беглому, бомжу или геологу. И не важно, что он никогда не узнает, кто его спас. Зато ты всегда будешь уверен, что и тебя так спасут…

Когда-то Тимоновские источники считались священным местом. И пещеры эти ковыряли или сектанты, или староверы. Они же долбили уступы в скале в месте выхода горячих радоновых вод, сооружали небольшие круглые бассейны, провозили к площадкам подвесные мосты… Собственно, сами источники находились недалеко от пещер, но их разделяло двадцатиметровое ущелье, на дне которого в обломках скал кипел, дымился, бурлил горный поток. Вся противоположная гора буквально сочилась выходами почти кипящей минеральной «святой» воды. За сотни, за тысячи лет на скале, причудливо смешиваясь, застыли ярко-желтые отложения серы, рыжие с зелеными вкраплениями наросты железистых соединений. Ближе к вершине на маленьких естественных уступчиках и в расщелинах разместились пучки высокой травы с букетами желтых и красных цветов. Всю эту красоту венчало несколько обнимавших скалы кривых и корявых камчатских сосен.

При этом вся скала парила, вздыхала, шипела и казалась живой…

После трехчасового пути остановить людей от немедленного купания в теплых мацестинских ваннах было невозможно. Поскольку сразу было решено, что омовение будет проходить «в естественном виде», Настю с Олегом остановили разбирать багаж, готовить обед и обустраивать выделенную им отдельную пещеру…

Через час первым прибежал Тигран, сменивший Настю у печки, на которой никак не закипала вода. Потом стали подтягиваться остальные – разморенные, красные, с добрыми и вялыми глазами. Илья Вавилов громогласно потребовал, было, жбан холодного пива, но тему не стали развивать. Пива хотелось всем, но чего нет – того нет…

Чертов мостик крепился на вбитых в скалы металлических костылях. Похоже, что его недавно подновляли, но старые просмоленные канаты провисли и превратили мостик в качели. Но это, если раскачиваться. А делать лишние движения над пропастью не очень хотелось. И заботливая лаконичная табличка на столбе перед мостом не советовала проводить эксперименты. Разбирая выцветшие и размытые дождями буквы, Олег прочел: «Больше двух не входить, не качать, не прыгать».

Они шли, держась за перила из пеньковых канатов и стараясь не смотреть вниз. По меркам большого города это был переход через улицу на уровне седьмого этажа. Да еще с ревущим, бурлящим, воющим потоком внизу…

Сразу за мостом начиналась наполовину рукотворная и почти ровная площадка не более ста квадратных метров. С одной стороны, там, где крепились канаты этого шаткого перехода, стоял вкопанный в землю и придавленный мощными камнями деревянный столб. Это был скорее даже памятник или идол. В верхней его части было вырезано лицо с мясистым носом, глубокими глазами и бородой. Возможно, это был тот самый Тимон, чьим именем названы источники. А может быть какой-то еще дохристианский бог.