Читать книгу "Три церкви - Ованес Азнаурян"

Мамикон же, как нетрудно догадаться, был «папенькиным сынком», чему виной, конечно же, по мнению дзоркцев, – богатство отца, и, как часто бывает с сыновьями богачей, Мамикон был уверен, что ему все дозволено и все простится. В общем-то, наивная душа, и люди поэтому думали, что Мамикон попросту глуп. Кто знает? Но то, что он добрый малый, каждый знал точно.

В детстве, когда его наказывали за какой-нибудь проступок, он заливался слезами. «Почему вы на меня сердитесь?! – недоумевал он. – На меня ведь нельзя сердиться!»

Это удивление тем, что на него могут рассердиться, он перенес из детства во взрослую жизнь. Мамикону было уже тридцать три года. Десятью годами раньше он окончил престижный факультет Ереванского университета – скажем, факультет международных отношений, – но был настолько нерасторопен (или глуп?), что даже отец не мог его никуда пристроить. Так он и дожил до возраста Христова, нигде больше двух недель не проработав. Конечно же, Мамикон стал выпивать. Пиво, шампанское, потом и водка, а также карты и женщины составляли все содержание его никчемной жизни. В карты он всегда проигрывал, потому что не умел блефовать, но зато ему везло с женщинами, и, кстати, среди представительниц прекрасного пола не было ни одной представительницы древнейшей профессии. Мамикон взял за правило: никогда не водиться со шлюхами, потому что он патологически боялся подхватить какую-нибудь заразу. Вообще Мамикон был брезглив до невозможности – черта характера, видимо, унаследованная от матери, Норетты, в доме которой все было вычищено до стерильности. Когда же друзья сказали ему, что заразиться можно и не от шлюхи, Мамикон возразил, приведя в качестве аргумента какие-то «процентные соотношения». Что до женщин, то они буквально гроздьями висели на шее у Мамикона, несмотря на то что он почти всех их заставлял пройти полный медосмотр. Только удостоверившись, что его дражайшему здоровью ничто не угрожает, Мамикон соглашался лечь в постель с той или иной женщиной. Женщин Мамикон любил очень, но они ему надоедали довольно-таки скоро, и он их менял. Имена многих подруг он и не запомнил…

В августе же 1996 года случилось событие, которое перевернуло жизнь Мамикона. На машине отца – свою он отдал в ремонт – Мамикон сбил человека, когда возвращался с Сюзи после прогулки по окрестным лесам. Человек этот не погиб, но оказался тяжело покалечен. Мамикон сам отвез его в больницу. Все было бы хорошо, если б журналюги местной газеты «Рабочий Дзорка», неизвестно откуда узнавшие о происшествии, не подняли шум. «Сынок монополиста останется безнаказанным?!» – гласил заголовок одной из статей (тогда еще можно было писать такие статьи, не то что теперь). Заявились представители органов и стали задавать вопросы. Рафаэлу Суренычу пришлось выложить немало денег, чтоб замяли дело, однако начальник районной милиции посоветовал ему отослать Мамикона на некоторое время из города, «чтоб глаза людям зря не мозолил». Решено было отправить его в Ереван.

– Дашь машину? – спросил сын. – Моя все еще в ремонте.

– Поедешь на автобусе! – взорвался отец.

По пути в Ереван, трясясь в старом грязном автобусе, Мамикон, дитятко тридцати трех лет от роду, вдруг подумал, вполне серьезно: «Если в Ереване не найдется ничего, за что можно будет зацепиться, брошусь с моста…» Неизвестно, мысли о человеке, которого он сбил, были тому виной, или нескончаемо долгая дорога до Еревана (большие «Икарусы» доезжали за семь-восемь часов), или что-то еще, но Мамикон вдруг почувствовал себя очень уставшим. «Ереван на все должен дать ответ. Ереван сам будет ответом. В противном случае – конец», – решил он.

Осев в столице, Мамикон очень изменился. Это был уже не тот беспечный, привыкший жить на всем готовом Мамикон. Настолько изменить человека способна только любовь или какая-нибудь неожиданно овладевшая им идея, потребовавшая для своего осуществления упорной, целенаправленной, тяжелой работы. Это-то и случилось с Мимиконом внезапно.

В Ереван он приехал с явным намерением никогда больше не возвращаться в Дзорк и действительно пополнил ряды «навсегда покинувших провинцию». На деньги, присланные отцом, он снял однокомнатную квартиру в Черемушках и стал думать, чем бы ему заняться. Это уже был прогресс, ибо раньше Мамикону и мысль о работе в голову не приходила. Он целыми днями как потерянный слонялся по городу, забредая в такие уголки, о существовании которых знал далеко не всякий коренной ереванец. Мамикон искал что-то, что именно – он и сам не знал, однако верил, что обязательно узнает, если встретит. Бывает, человек так и не находит того, что ищет, но Мамикону повезло. И то, что он нашел, изменило его жизнь.

В одно из ветреных и дождливых ноябрьских воскресений Мамикон, бесцельно гуляя по Еревану, зашел в церковь сурб Григор Лусаворич[27] на улице Амиряна[28]. Это была новая, купольная церковь из белого туфа, строительство которой началось в 1869 году, однако строительные работы протекали с перерывами и завершились только в 1900-м. Спустя два года к восточной стороне была пристроена башня-колокольня. Не то чтобы хотелось помолиться – Мамикон был воспитан в атеистических традициях, – а просто так, как порой заходишь в церковь, не задумываясь зачем. И вот Мамикон зашел в церковь сурб Григор Лусаворич и сел на скамейку. Пахло ладаном и чем-то еще. В церкви никого не было, если не считать пяти-шести нищих, пережидающих ветер и дождь. Они что-то ели, расстелив на скамейке старую газету. Мамикон не знал, хорошо это или плохо – есть в церкви, но подумал, что нищим это, наверное, позволено и тер-тер[29] закрывает на это глаза.

Мамикон просидел в церкви довольно долго, смотрел то на нищих, то на свечи, ярко горевшие в левой и правой нишах под изображениями Богородицы, Иоанна Крестителя, ангелов и Григория Просветителя, сына Анака из парфянского рода, который и убил отца царя Трдата Великого – Хосрова. Над алтарем же было изображение распятого Христа с мертвенно-белой кожей. Мамикону казалось, что Иисус безмолвно пытается помочь ему, но он ничего не мог понять…

Когда дождь перестал и нищие стали выходить из церкви, Мамикон тоже решил уйти. Он только не знал, полагается ли зажечь свечку. И тут он увидел, как в церковь входит маленькая старушка в черном. Она закрыла зонтик и быстрыми шагами прошла к правой нише, где находилось изображение Григория Просветителя. Старушка открыла сумочку, достала завернутые в носовой платок свечки, зажгла одну и воткнула в песок рядом с другими. Постояв немного, отошла, села на скамейку, достала из сумочки какие-то фотографии и начала их разглядывать. Мамикон с интересом наблюдал за ней. Каждое ее движение казалось продуманным, имеющим смысл и, наверное, о чем-то говорило. В худой и сморщенной старушке было что-то очень молодое. Заметив взгляд Мамикона, она сказала:

– Хотите посмотреть фотографии?