Читать книгу "Узелки - Евгений Гришковец"

Я доставал мои чёрные морские брюки, ремень с блестящей бляхой, синюю суконную рубаху, которая на флоте называется «голландка», воротник с тремя полосками, тельняшку и бескозырку в последующие годы пару раз. И то только потому, что для концерта студенческой самодеятельности нужен был матросский костюм.

В первый год после службы, летом, в конце июля, на праздник Дня Военно-морского флота сходил туда, где собирались отслужившие на флоте мои земляки. Не помню откуда, но узнал, что место сбора у фонтана перед областным театром. Я взял свою бескозырку и нацепил на летнюю рубашку флотские значки.

Возле фонтана тогда собралось человек пятьдесят в тельняшках и бескозырках. Кто-то держал военно-морской флаг. Видно было, что в той компании многие друг друга знали. Мужики собрались матёрые, пузатые, горластые, отслужившие своё давно. Я там оказался самым юным. Меня приняли радушно, быстро расспросили, где и как я ходил по морям, по волнам, и сунули в руку початую бутылку тёплой водки. Мне пришлось проявить известную твёрдость и выдержку, чтобы отказаться от выпивки.

– Салага! – даже выкрикнул кто-то в мой адрес непростительное морское оскорбление.

Мужики осадили крикуна, но и меня не одобрили, поворчали да и пустили бутылку по кругу. Потом какой-то самый солидный мужик скомандовал построение. Находящиеся в разной степени опьянения ветераны флота изобразили подобие строя. Мне тоже пришлось в него встать. После этого мы в честь праздника прокричали троекратное «Ура!», и колонна, а точнее, небольшая толпа некогда отслуживших на разных флотах нетрезвых людей, пошла к набережной. На ходу мужики пели сразу несколько разных морских песен. Прохожие и прогуливающиеся опасливо расходились в стороны, мамы отводили детей за руки подальше от пьяных дядек.

Я, сгорая от стыда, прошёлся в полосатой компании немного, а потом снял с головы бескозырку и незаметно отстал от праздника. Больше я на такие мероприятия не ходил.

Как-то в Москве оказался я на День Военно-морского флота, даже и не помня, что в тот день как раз и отмечался сей праздник. Вспомнил я о нём, только когда на одной из станций метро в вагон, в котором я ехал, ввалилась громкая толпа пьяных мужчин разного возраста в тельняшках, бескозырках и морпеховских беретах. Их сопровождали правоохранители с дубинками в руках. Моряки выкрикивали какие-то речёвки, орали «Ура!», но всячески демонстрировали своё почтение остальным пассажирам, особенно дамам.

Они вышли на станции «Парк культуры», где собралась уже огромная полосатая толпа. Вечером из новостей я узнал, что больше тысячи бывших матросов и старшин, игнорируя требования разойтись, буквально штурмом взяли вход в Парк имени Горького и устроили пьяные купания в центральном фонтане. Полтора десятка сотрудников правопорядка и случайные прохожие получили травмы разной степени тяжести, несколько десятков дебоширов в морской форме было задержано.

Когда я всё это видел и слышал, то не чувствовал ничего общего с теми, кто вышел на праздник давно пережитого эпизода своей молодости.

И только фильм Клинта Иствуда вновь всколыхнул, казалось бы, уложенное на своё место и не тревожащее уже воспоминание. Как была когда-то спрятана в шкаф моя прекрасная морская форма, которая потом куда-то подевалась и которую я при всём желании теперь не смог бы на себя натянуть даже с мылом.

Но узелок памяти, завязанный неполученным и столь вожделенным когда-то восхищением от всех, всех, всех, напоминает о себе теперь постоянно.

Если я вижу в аэропорту, на вокзале или где-то на улице сухопутного города группу или одинокого юного матросика, который в отпуске или уже вернулся со службы, то, если позволяет ситуация, обязательно подхожу к нему с вопросом, который так когда-то хотел услышать сам.

– Братишка, – обращаюсь я, – вижу, ты с Северного флота, я сам когда-то служил на Тихо океанском… Ну что, сошёл на берег?..

Если же ситуация не позволяет, то я с подчёркнутым интересом и радостью смотрю на него, чтобы он мой взгляд заметил. Но так я делаю не только когда вижу моряков… Если идут обвешанные аксельбантами и значками десантники или пограничники, я тоже провожаю их взглядом.

Идёт по улице парень с очень смелой свежей стрижкой и напомаженными волосами, видно по нему, что он давно такую хотел и вот, наконец-то, решился или родители позволили, – посмотрю на него. Он ради таких взглядов и стригся.

Идут девицы, одетые и раскрашенные так, что ясно – провели они не один час у зеркала, создавая свои образы, и вышли в ожидании триумфа… Обязательно посмотрю на них не украдкой, а открыто. И если физиономии не надменны, то ещё и улыбнусь им. Они, конечно, и бровью не поведут, но я-то знаю, что они всё увидят и всё почувствуют.

Ловко катаются мальчишки на роликовых досках, пытаются делать трюки, остановлюсь хотя бы секунд на десять и поглазею. Катится ребёнок на новеньком велосипеде счастливый и жаждущий восторга, похлопаю ему в ладоши.

Проезжает мимо свадебный кортеж или фотографируется свадьба в каком-нибудь знаковом месте, где традиционно фотографируются свадьбы… А по невесте видно, что о таком платье, которое на ней, мечтала она с первого класса школы, что каждая деталька её наряда тщательно продумана, как и вся свадьба в целом… Что она сегодня уже несколько раз рыдала из-за того, что букет был не такой, что её подружка опоздала и не так оделась или кукла на её свадебной машине не так сидит… Она замуж, возможно, решила выйти только ради платья, проезда по городу и фотографий… Если вижу я такое, то обязательно помашу рукой, а то и крикну что-то вслед кортежу. Ну а если невеста как-то окажется рядом, посмотрю на неё с предельным восхищением.

Выпускники школ с лентами через плечо, гуляющие весной… Гордая мамаша, вышедшая в первый раз на прогулку со своим младенцем в новой коляске… Девочка, идущая с очаровательным щенком на поводке, о котором она просила, умоляла, прилежно ради него училась… Бородатый брутальный мужик, который после зимы, холодов и весенних дождей выкатил свой могучий мотоцикл и не по погоде надел безрукавку, чтобы были видны его свежие татуировки на руках… Дама, явно недавно получившая права и выехавшая с нарядной причёской на новенькой, блестящей, яркого цвета машине своей мечты…

Да мало ли…

На всех смотрю я. Мне нетрудно. Я же помню, как сам искал взглядов. И пусть не все, все, все, а хотя бы мой взгляд… Не жалко! Наоборот.

Глава седьмая

Крошки

Смею предположить, что те, кому приходилось беседовать с юными людьми и вступать с ними в дискуссии по весьма значимым или, наоборот, ничтожным вопросам, частенько наталкивались на снисходительное, а то и покровительственное к себе отношение со стороны юных оппонентов. В свои шестнадцать-восемнадцать лет люди, соблюдая нормы приличия в разговоре с теми, кто существенно дольше их прожил, всё же не скрывают своего пренебрежения к мнению собеседника или дают понять, что гораздо лучше всё понимают и им неинтересны устаревшие, типичные, заскорузлые и не имеющие никакого к ним отношения жизненные взгляды представителей старших поколений.