Читать книгу "Страшная тайна - Том Ллевеллин"

– У меня тщательно отобранные клиенты. И ни один из них… – Он помолчал. – Нет. Даже старая миссис Хувер… Я не могу обременить её такой страшной вещью. Вынеси её из дома. Вынеси, вынеси. Пока я не погиб от нервного истощения.

Я спустился по лестнице и встретился с Генри и Джоанной на крыльце Брайт-хауза, всё ещё обдумывая, кому бы продать бутылочку. Хоть кому-нибудь.

– Как насчёт Дейва? – спросил Генри.

– Что за Дейв?

– Да ты что. Дейв. Владелец сырного магазина. Он покупает и продаёт сыр, верно? Может, он и это купит?

– Мне кажется, нельзя продавать такое людям, которые нам симпатичны.

– Почему?

– Потому что если сейчас бутылочку трудно продать за три цента, подумай, насколько сложней будет найти покупателя за два. Кто решится купить её за два цента, зная, что следующего покупателя придётся уговаривать купить за один цент и это будет последняя сделка? Последний покупатель потеряет душу.

– Предполагая, что всё это правда.

– Но твоей маме лучше? – уточнил я.

– Да.

– И ты помнишь, как из бутылки вылез чёртик?

Джоанна не ответила, но машинально сунула укушенный палец в рот.

– У меня есть идея, – высказался Генри. – А что, если продать её дешевле, но не на целый цент? Скажем, Джоанна продаст его за три целых семьдесят пять сотых цента или три целых девять сотых цента. – Он поднялся на ноги. – Или три целых девяносто девять сотых цента. В таком случае продавать её можно фактически до бесконечности!

– Ты забыл? Этого нельзя делать, так сказал Шорби. Ему пришлось продать её на целую монету дешевле, и последний человек, у которого она останется, купит её за один цент.

– Значит, надо пожелать, чтобы можно было продавать её меньше, чем за цент.

– Ты что, вообще не слушал, что говорил Шорби? – спросил я. – Ты не можешь пожелать, чтобы правила изменились.

– Значит, продать её можно ещё три раза, – вздохнула Джоанна. – А ведь столько лет она существует в нашем мире и через столько рук прошла.

– Ты только подумай, сколько людей обогатилось благодаря ей, – сказал Генри.

– Лучше подумай, сколько людей из-за неё пострадали! – отрезала Джоанна.

– Да. Интересно, узнаем мы это когда-нибудь или нет?

– Что узнаем?

– Ну, кто пострадал, чтобы твоя мама поправилась.

Джоанна покачала головой:

– Тебе никогда не кажется, что всем нам было бы лучше, если бы ты помалкивал?

– А что, если ты не сможешь от неё избавиться, Джоанна?

– Ну и ладно. Я знала, во что ввязываюсь. Это мой свободный выбор.

– Да, но я имел в виду, вдруг ты никогда не сможешь.

– Я прекрасно поняла, что ты имел в виду. Что-нибудь придумаю.

– А если нет?

Джоанна треснула меня по руке – по тому же месту, что и всегда.

– Слушай, Гейб, может, ты просто заткнёшься и оставишь эту тему?

К краю тротуара подрулила красная «Линкольн Таун Кар». Распахнулась задняя дверца, и из неё вышла Хасимото, облачённая в полосатый, как зебра, костюм, поверх которого был накинут белоснежный плащ.

– Дружочки, – прочирикала она, подходя к лестнице. – Как мои голубки поживают сегодня? О-о-о, что же вы такие грустные? Хасимото не любит хмурых лиц. У вас такой вид, будто вам только что сообщили о потере вашего чемодана от «Луи Виттон». Будет вам хмуриться. Пропустите меня. Меня ждёт моя картина.

Хасимото поднялась по лестнице и скрылась в своей студии. Закрывая дверь, она нечаянно прихлопнула край плаща. Видимо, она потянула его на себя с другой стороны, потому что торчащий кончик исчез, но дверь в итоге слегка приоткрылась. Из-за неё падала узкая полоска света. Я посмотрел на Джоанну. Она тоже это заметила.

– Что? – недоумевающе спросил Генри. – Что происходит? Это что, та сумасшедшая дамочка-гений, о которой вы говорили?

– У неё открыта дверь, – сказал я.

– Хе. Вижу. И что?

– Это наш шанс разузнать, что она на самом деле рисует!

– Мне казалось, вы говорили, будто были у неё в студии? – не понял Генри.

– Я был, да, но она всегда скрывает свои картины. Заворачивает их в ткань. Это её, как там его называют, типа её стиль.

– Её фишка, – сказала Джоанна, подбираясь ближе к двери.

Мы с Генри последовали за ней.

Щель в двери была такой узкой, что заглянуть в неё при всем желании мог только один из нас. Джоанна посмотрела первой.

– Что ты там видишь? – шепнул я.

– Ш-ш-ш, пока трудно сказать. Стоп, я вижу Хасимото. Только не могу понять, что она делает. У неё что-то в руке. Кажется, это связка ключей. Точно. Она отпирает что-то.

– А картины ты видишь?

– Не-а. Я попробую приоткрыть дверь пошире.

– Она тебя заметит!

– Ну и что? Она всего лишь художница. Она не опасный преступник.

Джоанна ещё немного приоткрыла дверь. Теперь я тоже мог заглянуть внутрь, пусть и через её плечо. Но с моего ракурса я видел только картины на мольбертах, обернутые тканью. Джоанна приоткрыла дверь ещё на несколько дюймов. Не успел я её остановить, как она опустилась на четвереньки и заползла внутрь.

Сердце у меня заколотилось как бешеное. Не успел я сориентироваться, как Генри подтолкнул меня вперёд, и я оказался по ту сторону двери. Я быстро опустился на четвереньки следом за Джоанной и тоже пополз вперёд. Она пробралась мимо ряда холстов, прислонённых к стене, и исчезла из виду. Мы с Генри двинулись дальше. Пытаясь протиснуться за мной, Генри уронил один из холстов, и тот упал с глухим стуком. Я затаил дыхание.

Раздались шаги. Вскоре показалась Хасимото, подошла к двери студии, открыла её и высунулась в коридор.

– Эй! Дружочки мои? Вы всё ещё там?

Она посмотрела по сторонам, затем закрыла дверь и заперла её ключом. Связка ключей исчезла в кармане белого плаща, и его хозяйка снова вышла из нашего поля зрения.

– Мы в ловушке! – прошептал я.

– Ш-ш-ш, – шикнула на меня Джоанна и поползла к следующему ряду холстов.

Я пристроился рядом с ней, но смутно видел только самый край студии.

– Что происходит? – нетерпеливо спросил Генри. – Я ничего не вижу, кроме ваших задниц.

Джоанна пихнула его ногой. Генри крякнул, но язык прикусил.

Хасимото, всё ещё в полосатом, как зебра, костюме, подошла к стене и вытянула всё ту же связку ключей. Художница вставила ключ в стену и повернула его.

Открылась невидимая до того панель, Хасимото вошла внутрь и заговорила по-японски. Ей ответил мужской голос.