Читать книгу "Сама виновата - Мария Воронова"

– Сейчас пройдет, пройдет, – гнусавил Саня.

Она сбегала к себе, взяла полиэтиленовый пакетик, в котором носила обеды, пересыпала туда пельмени из пачки и приложила к Саниной переносице.

– Так лучше?

Он кивнул.

Тем временем мужчины разлили по новой. Дали Сане, но Ольга буквально выхватила стакан из его рук, хотя он и сам, кажется, не слишком был расположен пить.

Минут через десять Саня опустил голову, и кровь сразу потекла по лицу сквозь платок. Ольга сказала, что пора ехать, если они не хотят, чтобы Саня тут умер от кровотечения.

Больница, где работал муж, располагалась в двух станциях метро, и один опер отвез их туда на Саниной машине. Ольга сама не поняла, зачем поехала. Захотелось, что ли, показать ребятам, какой у нее влиятельный муж?

Как только они вышли из машины, опер отдал Сане ключи и куда-то смылся, Ольге пришлось вести его, потому что из-за кровотечения Саня шел с запрокинутой головой и ничего вокруг себя не видел.

Усадив его на скамеечке, она обратилась к медсестрам, но слова «я жена Бориса Маркина» не произвели на них впечатления, Ольге показалось, что они вообще не знают, кто это такой.

Тем не менее ЛОР принял их довольно быстро. Ольга ждала в коридоре возле смотровой, и минут через десять Саня появился с ватно-марлевой нашлепкой на носу. На военной кафедре Ольга изучала сестринское дело и знала, что это называется «пращевидная повязка».

– Смейся, паяц, над разбитой любовью! – пропел Саня. – Зачем только я тебя послушал, Оля!

– В смысле? Ты хотел умереть от потери крови?

– А так меня ложат!

– Не ложат, а кладут.

– Не суть.

Ольга вздохнула. Лежать в больнице – удовольствие, конечно, сомнительное, но все-таки лучше, чем на кладбище.

– Набили нос тряпками какими-то до самого мозга, – бурчал Саня, – чем дышать, фиг его знает теперь. Хоть бы я еще выпил, перед тем как ехать, так нет!

Пришлось проводить его до отделения. Медсестра сказала, что часы приема скоро заканчиваются, но можно успеть в ближайший гастроном за чем-то полужидким и нейтральным. (То есть за пивом, уточнил Саня.)

«Сгорел сарай, гори и хата», – вздохнула Ольга и побежала в магазин, где купила бутылку ацидофилина и три штуки малинового желе, которое очень кстати выбросили в кулинарии, как знали прямо.

Больше в гастрономе не оказалось ничего такого, что можно глотать, не жуя.

Вернувшись, она нашла Саню притихшим и благостным, переодетым в больничную пижамку из фланельки. По-хорошему ему надо лечиться в госпитале МВД, там условия лучше. Еда повкуснее и стены не такие обшарпанные.

В клетчатой фланельке и с нашлепкой на носу Саня казался совсем простым затрапезным мужичком. «Ложат»! Да, во вселенной этого человека ложат и звонют с тубаретки в полувере. Ничего общего у них не может быть, кроме нескольких точек пересечения по работе.

С помощью медсестры Ольга подписала свои покупки и убрала в общий холодильник, стоящий в коридоре. То есть «на калидоре» по терминологии Сани.

Черепанов пошел проводить ее в больничный холл. Киоск «Союзпечати» был уже закрыт, и последние посетители прощались со своими родными возле огромного, на всю стену окна, за которым расплывался синий вечер поздней зимы. В свете фонарей танцевал тяжелый мокрый снег, подтаивали ноздреватые серые сугробы, подернутые вуалью копоти.

– Весна не за горами, – улыбнулся Саня.

Другие, прощаясь, обнимались, и Ольга вдруг тоже решилась. Она не знала почему, но ей вдруг на секунду захотелось прикоснуться к мужчине, который сегодня был в бою.

– Ну, поправляйся скорее, – сказала она и потянулась, чтобы поцеловать его в щеку.

Вдруг он отпрянул.

– Ой, извини, извини, – побормотала Ольга, отступая, – не стоило мне…

– Это ты извини…

– Все в порядке.

Она поскорее развернулась и пошла к выходу. Саня, кажется, хотел остановить ее, но бабка-вахтерша так прикрикнула, что Ольга пулей вылетела на улицу.

Все правильно, нельзя навязывать мужчинам свои ласки, даже невинные. В щечку поцеловать… Она ему кто, мама?

А он кто? Серый скучный человечек, полторы книги за всю жизнь прочел, а кто такой Пахомов, вообще не знал, пока того не убили. Сейчас сел играть в домино с соседями по палате и чувствует себя в родной стихии.

Он настолько из другого мира, что нечего даже переживать, что ее прикосновение показалось ему противным.

Он хороший опер и смелый человек, и это сочетание профессионализма и отваги дает ту энергию, к которой ей так захотелось прикоснуться, вот и все.

И все равно было очень грустно.

Вернувшись домой, она вяло соврала мужу, что задержалась на работе из-за сложного дела, и, понимая, что должна ощущать вину и за ложь, и за тягу к другому мужчине, принялась готовить борщ.

Дело это непростое, требует внимания, и Ольга не услышала телефонного звонка.

– Тебя какой-то мужик, говорит, что по работе, – процедил муж, – скажи ему пожалуйста, что в девять вечера звонить в чужой дом не слишком прилично.

«Ну да, тебе-то по работе никто не звонит», – мысленно огрызнулась Ольга.

– Але, Оль, – услышав в трубке Санин голос, она вздрогнула, – ты извини, что домой, но просто так неловко вышло…

– Я же сказала, все в порядке.

– Оль, я дернулся, потому что у меня из-за этих затычек из пасти разит.

– Что?

– Изо рта несет помойкой.

– Это просто показалось… вам.

– Не думаю. Ладно, неважно. Короче, ты меня должна обязательно поцеловать, когда из меня эту гадость вытащат.

Ольга улыбнулась:

– Хорошо, так и сделаю.

– С нетерпением жду.

Тут она заметила, что муж стоит в дверях кухни и, не скрываясь, слушает разговор. Ольга поспешила убрать с лица улыбку.

– Вы считаете, это имеет значение в деле Пахомова? – спросила она. Дело Пахомова такое важное, что безусловно оправдывает поздние звонки в семейные дома.

– Что? Ах, в этом смысле! – Саня попытался засмеяться, но получилось не очень. – Оль, кстати, если уж зашел у нас такой разговор, то я тебе советую поэтессу тоже вызвать в суд.

– Это еще зачем?

– Подкрепить мотив. Профессор этот крутится, как муха на стекле, я не я и елка не моя, и как смеете вы своим нечистым рылом… Сама, в общем, понимаешь.

– Не очень, честно говоря.

Саня заговорил тоненьким голоском:

– Я уважаемый человек, жизни пачками спасаю, а вы хотите, чтобы я сам на себя клеветал. Ничего не помню, ничего не знаю, пока я тут на ваши идиотские вопросы отвечаю, у меня в клинике уже миллионы вымерли.