Читать книгу "Странный Томас - Дин Кунц"

— Что не так? — спросила Сторми.

Я знаком предложил ей замолчать (в других обстоятельствах — фатальная ошибка) и приложил ухо к щелочке между дверью и косяком. Легкое движение воздуха щекотало ухо, но никаких звуков снаружи не доносилось.

Я ждал. Прислушивался. Нервничал.

Отступив от двери, ведущей во двор церкви, прошептал Сторми: «Давай уйдем тем же путем, каким пришли».

Мы вернулись к двери между ризницей и алтарем, которую она заперла. Но я вновь замялся, положив руку на вертушку врезного замка.

Прижавшись ухом к зазору между этой дверью и косяком, прислушался к звукам, доносящимся из церкви. На этот раз не почувствовал даже ветерка, температура воздуха в ризнице и церкви практически не отличалась, и также ничего не услышал.

Обе двери ризницы были заперты изнутри. Чтобы добраться до нас, Робертсону требовался ключ, которого у него не было.

— Мы не собираемся сидеть здесь до утренней мессы, — прошептала Сторми, словно читала мои мысли так же легко, как открытый файл на дисплее своего компьютера.

Сотовый телефон висел у меня на поясе. Я мог бы позвонить чифу Портеру и объяснить ситуацию.

Однако существовал и такой вариант: Боб Робертсон подумал и решил, что негоже нападать на меня в таком публичном месте, как церковь, пусть даже ночью в ней нет прихожан, то бишь свидетелей. А потому, сдержав распиравшую его ярость, развернулся и ушел.

Если бы чиф направил к церкви патрульную машину или приехал сам, лишь для того, чтобы не найти улыбчивого психопата, мой кредит доверия значительно бы уменьшился. Годы нашей успешной совместной работы с Уайаттом Портером, конечно, предоставляли мне право на ошибку, но мне не хотелось этим правом воспользоваться.

Такова уж человеческая природа: мы готовы верить в магию фокусника, но с презрением отворачиваемся от него, стоит ему чуть проколоться, приоткрыть сущность своих фокусов. И зрители, которые только что как завороженные пялились на арену, раздражаются, винят фокусника за собственную доверчивость.

И хотя я не демонстрирую ловкость рук, а предлагаю лишь крупицы истины, добытые сверхъестественными средствами, мне понятна не только уязвимость фокусника, но и опасность оказаться на месте мальчика, который кричал: «Волк, волк!» В данном конкретном случае: «Человек-гриб! Человек-гриб!»

Большинству людей отчаянно хочется верить, что они — часть великой загадки, что Сотворение мира — некое действо, благое и славное, а не результат взаимодействия случайных сил. Однако всякий раз, когда им дают хоть один повод усомниться, червь в яблоке сердца заставляет их отвернуться от тысяч доказательств чуда Творения, цинизм становится для них питьем, отчаяние — хлебом насущным.

Будучи в определенном смысле чудотворцем, я иду по тонкой нити, натянутой слишком высоко, чтобы сделать неверный шаг и выжить.

Чиф Портер — хороший человек, но он всего лишь человек. Он, конечно, не сразу отвернется от меня, но, если я раз за разом буду выставлять его дураком, отвернется наверняка.

Я мог бы позвонить по мобильнику дяде Сторми, отцу Сину, в его дом. Он прибежал бы к нам на помощь без задержки и не задавая лишних вопросов.

Робертсон, однако, был человеческим монстром, не имеющим ни малейшего отношения к сверхъестественному. Если он затаился во дворе церкви, то ни сутана, ни крест не помешали бы ему напасть на священника.

Угроза смерти уже нависла над Сторми, не хватало еще навлечь беду на ее дядю.

Две двери ризницы. Одна — в церковный двор. Вторая — к алтарю.

За обеими мертвая тишина. Оставалось полагаться на интуицию. Я выбрал дверь к алтарю.

Вероятно, прыгающий шарик интуиции Сторми еще не остановился в ячейке с каким-то числом. Она положила руку на мою, сжимавшую вертушку врезного замка.

Наши взгляды встретились. А мгновением позже мы, как по команде, повернулись к двери во двор.

И это мгновение подтвердило: предсказание ярмарочной гадалки и одинаковые родимые пятна далеко не случайны, в них заключен глубокий смысл.

Не обменявшись ни словом, мы выработали план дальнейших действий. Я остался у двери к алтарю. Сторми вернулась к двери во двор.

Если бы я открыл дверь и Робертсон прыгнул на меня, Сторми распахнула бы свою и выбежала во двор, во все горло зовя на помощь. Я попытался бы последовать за ней… и остаться в живых.

Глава 20

В этот момент ризница являла собой квинтэссенцию всего моего существования: разделяла две двери, жизнь живых и жизнь мертвых, спокойствие и ужас.

От противоположной двери кивнула Сторми.

Не вызывало сомнений, что на полке одного из шкафов стояло вино для причастия. Мне не помешал бы глоток. Поспособствовал бы поднятию духа.

Я привалился к двери, ведущей к алтарю, чтобы при попытке Робертсона ворваться в ризницу удержать дверь своим весом. Осторожно повернул вертушку. Замок едва слышно, но скрипнул.

Если Робертсон изготовился к штурму, он не мог не услышать этого скрипа. Конечно, он мог оказаться более хитрым, чем показался мне, когда стоял на кладбище и тыкал в меня средним пальцем.

Возможно, кровь не бросилась ему в голову. Возможно, он предугадал, что я навалюсь на дверь, чтобы повернуть вертушку замка в то самое мгновение, когда он попытается открыть дверь. При всем его безумии интуицией природа его не обидела, раз уж он выследил меня.

Боб Робертсон, который завалил кухню грязной посудой, банановыми шкурками и крошками, не тянул на мудрого стратега. Но вот Боб Робертсон, который поддерживал в кабинете идеальный порядок и создал столь исчерпывающую картотеку, был совсем не тем человеком, который любил почитать в гостиной непристойные журналы и романтические истории.

И я не мог знать, какой из этих Робертсонов в данный момент находится за дверью.

Когда я посмотрел на Сторми, она махнула рукой. Говорила мне то ли «Давай же», то ли «Поступай, как знаешь».

Продолжая давить на дверь плечом, я до отказа повернул ручку против часовой стрелки. Она тоже заскрипела. Меня бы удивило, если б повернулась бесшумно.

Я подался назад, приоткрыл дверь на полдюйма… на дюйм… распахнул.

Если Робертсон и ждал у одной из дверей ризницы, то находился в церковном дворе. Освещенный последними красными лучами заката, он, должно быть, выглядел как труп, место которому — под одним из гранитных надгробий.

Сторми покинула свой пост. Вдвоем мы быстро вернулись к алтарю, с которого убежали лишь двумя минутами раньше.

Ночная бабочка пролетела сквозь луч прожектора, и вновь Христос, казалось, шевельнулся на кресте.

Благовония пахли уже не так сладко, появился какой-то резкий, неприятный привкус, а огоньки свечей то ярко вспыхивали, то едва не гасли.