Читать книгу "Отрезанный - Михаэль Тсокос"

– Убитый был найден в своей машине?

– Да. Он сидел пристегнутым на водительском сиденье, положа обе руки на руль. Машина стояла припаркованной под деревом на аллее в федеральной земле Бранденбург. При этом никаких вмятин либо царапин на кузове автомобиля не обнаружено.

– Значит, несчастный случай исключается?

– Да, но тем не менее… – задумчиво проговорил Биль и указал рукой на стоявший рядом второй секционный стол, на котором лежала отрезанная мужская голова.

«Тем не менее что-то послужило причиной, которая привела к ситуации, стоившей мужчине головы», – мысленно закончил Херцфельд фразу опытного судмедэксперта.

– Мы нашли голову на заднем сиденье, – продолжал Биль. – Картина следов крови в салоне автомобиля не оставляет сомнений в том, что голова была отделена, когда мужчина сидел на водительском сиденье. Об этом свидетельствуют брызги крови на спинке водительского кресла и на полу под ним, а также мельчайшие следы капель на обивке заднего сиденья машины.

Пауль подошел поближе к секционному столу, который, в отличие от столешницы из нержавеющей стали, как это было принято в Федеральном ведомстве уголовной полиции, имел плиту, выполненную из мрамора песочного цвета. Здесь вскрытие производилось еще на оригинальной рабочей поверхности времен Рудольфа Вирхова[9].

«Отрезано как на гильотине», – подумал Херцфельд, глядя на резаную рану.

Голова была отделена от туловища точным и сильным ударом в районе нижней части гортани.

– Что говорят в научно-экспертном отделе?

– Чужеродного ДНК и необычных тканевых волокон не обнаружено. Нет и чужих отпечатков ног и пальцев. Мужчине – пятьдесят четыре года, женат. Во время обезглавливания, вероятно, был в машине один.

Херцфельд вновь осмотрел туловище трупа, из которого внутренние органы были уже изъяты. Немного подумав, он предположил:

– Может, он сидел в кабриолете? И мягкий верх был открыт?

– Откуда ты это знаешь? – удивился Биль, еще раз заглянув в полицейский протокол.

Вместо ответа Пауль только покачал головой, ведь картина произошедшей трагедии складывалась постепенно.

– А как насчет прощального письма? – наконец спросил он.

Мешки под глазами Биля начали дергаться. Такое происходило всегда, когда он нервничал.

– Ты думаешь, что это самоубийство? – проговорил светило судебной медицины.

Херцфельд кивнул и сказал:

– Я бы на вашем месте еще раз осмотрел место обнаружения машины с трупом в поисках дерева или другой неподвижной опоры, где можно было бы прикрепить трос. При этом особое внимание я бы уделил поиску там или поблизости длинной крепкой веревки или тонкого стального троса.

Странный случай со смертельным исходом напомнил Паулю похожий прецедент, произошедший в США, где тоже нашли обезглавленный труп. В ходе расследования выяснили, что один уставший от жизни человек прикрепил тонкий стальной трос к стволу дуба, а другой его конец в виде петли набросил себе на шею. Затем самоубийца сел на свой мотоцикл, рванул с места на большой скорости и сам себя обезглавил. После смерти водителя мотоцикл потерял управление и был найден в поле без единой царапины. Голова же лежала всего в нескольких метрах позади него.

Херцфельд намеревался уже ознакомить Биля с ходом своих мыслей, как дверь в секционный зал распахнулась, и к ним стремительно ворвался их коллега, фотографии которого не сходили с газетных страниц за последнюю неделю.

– Свен, что происходит? – только и успел сказать Херцфельд, перед тем как отбить первый удар.

Кулак доктора Свена Мартинека был явно нацелен в подбородок Херцфельда, но тот вовремя увернулся, и удар, да и то довольно слабый, пришелся в предплечье. Не желая продолжения драки, Пауль отбежал от Мартинека и встал по другую сторону секционного стола. Биль, ошеломленно взиравший на непонятную ему стычку, тоже поспешил ретироваться, увидев, что Свен схватился за секционный нож.

– Три с половиной года! – брызгая слюной, орал Мартинек.

При этом у него изо рта пошла пена, как у бешеного. Общее впечатление невменяемости доктора усугублял мятый костюм с плохо завязанным галстуком, обмотавшимся вокруг шеи, словно шарф.

– Они дали ему всего три с половиной года! – не унимался Мартинек.

– Мне очень жаль, – ответил Херцфельд.

– Ты сожалеешь? Интересно, какие сказки ты начнешь рассказывать мне дальше? Ты знаешь, как я себя чувствую?

В ответ Херцфельд грустно покачал головой и произнес:

– Не буду врать тебе, не знаю. Мне даже трудно представить всю силу боли, какую ты испытываешь.

Но это была не только боль, но и ярость, граничащая с обмороком, и страстное желание отомстить. Пауль и сам почувствовал нечто подобное, когда год назад получил сообщение о том, кто именно лежит на его секционном столе. То была Лили Мартинек, девочка четырнадцати лет, смерть которой, как предполагалось, наступила в результате сексуального насилия.

Когда он посмотрел на ее обнаженное оскверненное тело, взглянул в безжизненно застывшие глаза, устремленные в потолок, в нем моментально возникло желание воткнуть секционный нож не в тело Лили, а в того монстра, который сделал это с ней. Насильником и убийцей был Ян Задлер – воспитатель, многократно обвинявшийся в эксгибиционизме и сексуальных домогательствах.

У насильника была найдена видеозапись с изображением того, как он похитил и изнасиловал четырнадцатилетнюю девочку. Из записей, которые вел Задлер в дневнике, следовало, что он с самого начала замыслил в конце убить дочь Свена Мартинека. Однако свой план Задлеру до конца выполнить не удалось – Лили смогла освободиться от оков.

Садист – и это тоже следовало из его дневника – сообщал жертве каждый свой дальнейший шаг и мельчайшие подробности предстоящих ей мучений во всех извращенных деталях. Но перед этим он с особым пристрастием облизал все тело Лили. Дочь Мартинека знала, что ее ожидает, а так как у нее не было возможности убежать, она увидела только один способ избежать неотвратимых мук. Бедняжка от отчаяния повесилась на той самой веревке, которая опутывала ей руки, привязав ее к потолочной балке.

– Ты разрушил мою жизнь, ведь я умолял тебя не писать это в отчете! – кричал Мартинек, держа секционный нож в дрожавшей руке.

Свен действительно умолял Херцфельда фальсифицировать отчет о произведенном вскрытии. Сам Мартинек, как пострадавший отец, был отстранен от этой работы, и Пауль до сих пор клял себя за то, что не отказался от вскрытия Лили. А ведь он мог это сделать, сославшись на возможность допущения оплошности по моральным причинам.

Он должен был предвидеть последствия своего шага. Дело заключалось в том, что вскрытие показало, что смерть Лили наступила в результате самоубийства. Вот этот пункт Мартинек и просил убрать из отчета, ведь только тогда Задлера можно было обвинить в убийстве.