Читать книгу "Все мы смертны - Атул Гаванде"

Билл Томас в своей книге приводит историю своего подопечного мистера Л. За три месяца до того, как Л. поступил в дом престарелых, у него умерла жена, с которой они прожили вместе более 60 лет. Он потерял аппетит, его детям приходилось все больше и больше помогать ему с повседневными делами. Потом он загнал машину в кювет, и полиция предположила, что это могла быть попытка самоубийства. Когда мистер Л. выписался из больницы, родные отправили его в “Чейз-Мемориал”.

Билл вспоминает, как они познакомились: “Я не понимал, почему он жив до сих пор. События последних трех месяцев до основания разрушили его привычный мир. Он потерял жену, дом, свободу, а хуже всего – окончательно перестал понимать, в чем смысл дальнейшего существования. Жизнь утратила всякую радость”.

Очутившись в доме престарелых, мистер Л. стремительно угасал, несмотря на антидепрессанты и попытки его приободрить. Он перестал ходить. Целыми днями лежал в постели. Отказывался от еды. Но тут как раз запустили программу с животными, и мистеру Л. предложили взять к себе в комнату пару попугайчиков. “Он согласился с безразличием человека, уверенного, что скоро умрет”, – вспоминает Томас.

Но вскоре все изменилось. “Поначалу перемены были еле заметны. Мистер Л. стал садиться в постели так, чтобы лучше видеть, чем заняты его новые питомцы”. Он стал давать советы сотрудникам, приходившим ухаживать за птицами, рассказывал, что они любят и как у них дела. Попугайчики его вытаскивали. По мнению Билла Томаса, это наглядное подтверждение его гипотезы о том, что могут дать человеку другие живые существа. Вместо скуки – непредсказуемость. Вместо одиночества – компания. Вместо беспомощности – возможность о ком-то заботиться.

“Мистер Л. снова начал есть, одеваться и выходить из комнаты, – рассказывает Томас. – С собаками нужно было гулять каждый день после обеда, и он дал нам понять, что теперь это его работа”. Через три месяца мистер Л. вернулся к себе домой. Билл Томас до сих пор убежден, что программа спасла ему жизнь.

Так это или нет на самом деле – не столь уж и важно. Главный результат эксперимента Билла Томаса – даже не подтверждение его гипотезы, что ощущение осмысленности жизни снижает смертность среди немощных стариков. Главный результат – что это ощущение им можно обеспечить, и точка. Осмысленной, приятной и стоящей можно сделать даже жизнь стариков с очень тяжелой деменцией, плохо осознающих, что происходит вокруг. Измерить, насколько именно повысилась вера человека в то, что ему стоит жить дальше, конечно, гораздо труднее, чем просто сосчитать, насколько меньше ему теперь нужно лекарств или насколько дольше он проживет. Но это и есть самое важное!

В 1908 году гарвардский философ Джосайя Ройс написал книгу под названием The Philosophy of Loyalty (“Философия лояльности”)[78]. Ройса интересовали не тяготы старости. Его занимал вопрос, ответ на который принципиально важен для всякого, кто задумывается о собственной смертности. Ройс хотел понять, почему существование само по себе – когда мы просто живы и у нас есть крыша над головой, пища и безопасность – кажется нам пустым и бессмысленным. Что еще нужно нам для того, чтобы чувствовать, что наша жизнь чего-то стоит?

Ройс полагал, что всем нам необходим некий внешний мотив (cause), нечто большее, чем мы сами. Он считал, что это неотъемлемая человеческая потребность. Мотив может быть масштабным (семья, страна, какой-то принцип) или скромным (строительство дома, забота о домашнем животном). Важно, что, когда мы наделяем этот мотив ценностью и считаем, что ради него стоит идти на жертвы, мы придаем смысл своей жизни.

Преданность внешнему мотиву или идее Ройс называл лояльностью. Он считал лояльность противоположностью индивидуализма. Индивидуалист ставит на первое место собственные интересы, его больше всего заботят собственные страдания, удовольствия и собственное существование в целом. Лояльность по отношению к чему-то не имеющему отношения к его личным интересам индивидуалисту чужда. А если эта лояльность взывает к самопожертвованию, то она может даже пугать, поскольку превращается в ложное, иррациональное мировоззрение, которое делает людей беззащитными перед тиранами, которые ими манипулируют. Нет ничего важнее личных интересов, говорит индивидуалист, а поскольку все мы в конце концов умрем и исчезнем, самопожертвование не имеет никакого смысла.

Ройс не симпатизировал индивидуалистическим представлениям. “Эгоизм был с нами всегда, – писал он. – Но еще никогда божественное право быть эгоистом не защищали так искусно”. На самом деле, утверждал он, человеку необходима лояльность. Она не всегда делает человека счастливым, а иногда даже становится весьма болезненной, но всем нам необходима преданность чему-то большему, чем мы сами, иначе жизнь станет невыносимой. Без этого мы руководствуемся лишь нашими желаниями, а они мимолетны, капризны и неутолимы и, в конце концов, не приносят ничего, кроме мучений. Ройс писал:

По природе своей наше “Я” представляет собой нечто вроде точки пересечения бесчисленных потоков унаследованных склонностей. В каждую данную секунду “Я” есть лишь собрание импульсов… Мы не видим внутреннего света. Постараемся же увидеть свет внешний.

И мы стараемся. Возьмем хотя бы то обстоятельство, что нас очень волнует, что будет с миром после нашей смерти. Если бы главным источником смысла жизни были наши личные интересы, нам было бы все равно – даже если бы через час после нашей смерти все, кого мы знаем, исчезли с лица земли. Однако большинство из нас уверено в том, что случись подобное – и наша жизнь лишится всякого смысла.

Смерть осмысленна, только если считаешь себя частью чего-то большего – семьи, общины, общества. Иначе мысль о смерти не может внушать ничего, кроме ужаса. Но если у тебя есть лояльность, все иначе.

Лояльность, писал Ройс,

разрешает парадокс повседневного существования, являя нам вовне какую-то идею, которой следует служить, а внутри – волю, которая лишь рада нести это служение. Волю, которой это служение не противоречит, а лишь обогащает ее и способствует ее проявлению.

В более позднее время психологи стали называть cause Ройса термином “трансцендентальность” или “трансцендентальная ценность”. Они предполагают, что над уровнем самореализации – вершиной пирамиды Маслоу – есть еще один уровень: трансцендентальное стремление увидеть потенциал других людей и помочь им его раскрыть.

Когда дни наши сочтены, мы все ищем утешения в простых удовольствиях: общении, повседневных делах, вкусной пище, теплом солнце на лице. Нам уже не так интересны радости достижений и накоплений, мы стремимся к радостям жизни как таковой. Но хотя честолюбия у нас поубавилось, нас начинает волновать вопрос наследия, которое мы оставим. И мы ощущаем глубинную потребность найти в жизни какие-то иные цели, помимо личных интересов, – цели, которые вновь сделают жизнь осмысленной и достойной.

Когда Билл Томас наполнил “Чейз-Мемориал” зверями, детьми и растениями – он назвал эту программу “Райская альтернатива”, – то открыл обитателям дома престарелых путь к лояльности: возможность обрести что-то еще, помимо простого прозябания. А они по такому изголодались. “Когда ты молодой врач и притаскиваешь в стерильную обстановку дома престарелых всех этих детей, зверей и растения, причем дело происходит примерно в девяносто втором году, у тебя на глазах начинается настоящее волшебство! – рассказывал мне Билл. – Видишь, как люди оживают. Видишь, как они взаимодействуют с миром, видишь, как они начинают вновь любить, заботиться, смеяться. Просто взрыв мозга!”