Читать книгу "Гибель конвоя PQ-17 - Дэвид Ирвинг"

В 20.25 атака закончилась. Наблюдатель на борту эсминца «Уилтон» записал дрожащей рукой: «Один самолет сбит. Три судна получили попадания торпедами».

Кроме «Уильяма Хупера» и «Нэйварино» был торпедирован советский танкер «Азербайджан», шедший вторым в средней колонне конвоя. Капитан 1 ранга Мун видел с мостика «Уэйнрайта», как торпеда попала в танкер. Сначала весь танкер был охвачен пламенем высотой около шестидесяти метров, потом пламя быстро погасло, и над танкером взвились клубы дыма и пара. Взрыва торпеды фактически не было слышно из-за оглушительного общего шума.

В 20.31 наступила относительная тишина, нарушаемая лишь отдаленными раскатами выстрелов из 200-мм оpyдий крейсера «Лондон», который все еще вел огонь по удалявшимся самолетам с предельных дистанций. Эсминец «Ледбьюри» подобрал на борт лейтенанта Каумейера и трех других членов экипажа его самолета; обгоревший корпус «хейнкеля», которым командовал Хеннеман, вместе с погибшими членами экипажа медленно оседал в ледяную воду; «Уильям Хупер», «Нэйварино» и «Азербайджан» вышли из походного ордера, а три спасательных судна и два тральщика отстали, чтобы приступить к трудной задаче спасения людей. Конвой PQ.17 выдержал свой пока самый тяжелый бой и вышел из него не без потерь, но зато гордым и не устрашенным тяжелым испытанием.

На мостике «Кеппела» к капитану 3 ранга Бруму снова подошел шифровальщик и вручил ему розоватый бланк радиограммы. Это был запрос, направленный Гамильтоном всего несколько минут назад, в 20.40: «В связи с близостью надводных сил донесите, когда конвой ляжет на курс 45°». Но насколько близки были немецкие корабли? Наверное, даже Гамильтон точно ничего не знал. Брум сразу же ответил адмиралу, что конвой уже идет курсом 45°.

На палубах американских кораблей личному составу раздали бутерброды с печеночным паштетом, пирожки и кофе; на английских кораблях охранения приготовили чай.

Сигнальный флаг «Q» все еще развевался на реях кораблей, и боевые расчеты артиллерийских установок оставались на боевых постах. На крейсерах, шедших в пяти милях от конвоя, слышали радиотелефонные переговоры между судами конвоя и кораблями охранения. Брум спросил командира конвоя, как у него дела. Даудинг ответил: «Пока все хорошо, спасибо, все в порядке». Брум испытывал чувство гордости за конвой: конвой только что «пережил переход от покоя к бедламу и снова к покою». Стоя на мостике «Кеппела», Брум внимательно осмотрел суда, чтобы выяснить, как они вынесли эту ожесточенную атаку немецких самолетов. «Я убедился, что люди по-прежнему в бодром, боевом настроении, — писал он позднее. — Каждый находился на своем боевом посту, а общий вид судов стал даже более гордым, чем когда бы то ни было». Палубы были усыпаны стреляными гильзами и пустыми коробками из-под боеприпасов; большая часть судов продолжала стрелять из своих орудий до тех пор, пока или не происходила какая-нибудь задержка, или не кончался боеприпас. Брум спустился с мостика в штурманскую рубку, открыл свой дневник и записал в него не без хвастовства: «Пока на судах есть боеприпас, РQ.17 сможет идти куда угодно». В течение восьмидесяти часов перемежающихся воздушных атак и атак подводных лодок корабли охранения обеспечивали защиту конвоя весьма эффективно. Подводных лодок противника было много — только «Ледбьюри» обнаруживал их семь раз, — но ни одной из них не удалось успешно атаковать конвой. На горизонте по-прежнему маячил непрерывно следящий за конвоем «блом и фосс». В 20.55 «Уэйнрайт» наконец смог подойти к «Олдерсдейлу», чтобы пополнить с него запас топлива. К изумлению Гамильтона, немецкие торпедоносцы не уделили ни малейшего внимания его крейсерам, шедшим всего в десяти милях впереди конвоя. «Это еще один пример того, что немцы поставили перед собой единственную цель и что они придерживаются близорукой тактики», — сказал позднее Гамильтон.

Моральный дух людей на судах и кораблях достиг теперь самого высокого уровня: об этом свидетельствовало несколько случаев: в самый разгар атаки с английской подводной лодки «Р-614» (лейтенант Бикли), шедшей в концевой части конвоя, на эсминец «Кеппел» поступил шутливый семафор: «Ради бога, отпустите меня домой, к маме…» Приблизительно в то же время противолодочный траулер «Айршир» (лейтенант Грэдуэлл) беспечно запросил своего ближайшего соседа в ордере — сторожевой корабль: «Ну как, вы довольны своей службой?».[15] Не растерявшись, артиллеристы американского транспорта «Хузиер» быстро разделались с торпедой, которая, не расстреляй они ее, попала бы прямо в машинное отделение судна. После нескольких попаданий в нее боевая часть торпеды взорвалась, и она затонула, не дойдя до цели. Один из артиллеристов спустился к главному механику и крикнул ему, что его разорвало бы на куски, но артиллеристы не допустили этого, расстреляв торпеду. Механик крикнул в ответ: «Очень хорошо! Смотрите в оба и продолжайте расстреливать их и топить!». Сосед получившего попадание «Уильяма Хупера» — панамское судно «Трубэдуэ» поступило с шедшей на него торпедой таким же образом: когда вилявшая из стороны в сторону торпеда устремилась на судно, с него открыли стрельбу по ней не только из 8-мм «льюисов», но и из 37-мм пушек находившихся на палубе танков, которые доставлялись в Советский Союз; после примерно 75 выстрелов торпеда остановилась, встала «на попа» и затонула, погрузившись в воду сначала хвостовой частью, а потом всем корпусом. Даже после того, как самолеты противника скрылись, носовое орудие на танкере «Азербайджан», продолжало вести по ним огонь. Получив попадание торпедой, оставшийся на плаву танкер медленно отставал от конвоя вместе с «Нэйварино» и «Уильямом Хупером». Поверхность моря вокруг них была усеяна спасательными шлюпками, надувными плотиками и плавающими моряками. Артиллерийские расчеты и «Уильяма Хупера», и танкера «Азербайджан» были или сметены с палубы взрывной волной, или попрыгали в воду. На «Нэйварино» от взрыва не пострадала только одна спасательная шлюпка. На спасательных судах «Замалек», «Зафаран» и «Рэтлин» тотчас же раздался сигнал «по местам стоять для спасательных работ», и все они устремились к поврежденным судам, готовя спасательные баркасы к спуску.

Офицеры с мостика «Зафарана» видели, как русский танкер скрылся в облаке черного дыма. Спасательный баркас под командованием помощника командира «Зафарана» направился к танкеру по воде, покрытой толстым слоем масла, которое, как полагали, в любой момент могло загореться. Однако вскоре нос танкера выполз из дыма, и оказалось, что танкер совсем и не думает тонуть: он перевозил льняное масло, а не бензин. Тяжелое орудие в носовой части танкера, укомплектованное исключительно женщинами, продолжало вести огонь в направлении давно уже скрывшихся немецких самолетов.

В это время с другого борта к русскому танкеру подошел спущенный с «Замалека» баркас под командованием помощника капитана Леннарда. На свой вопрос капитану советского танкера, намерен ли он вместе с экипажем покинуть судно, Леннард получил раздраженный ответ: «В помощи не нуждаемся. Отойдите от судна!» Леннард направил свой баркас к горящему «Нэйварино». Он прошел мимо тех моряков, которые уже находились в шлюпках или на плотиках, и подвел баркас к странно покачивавшемуся на волнах телу моряка, которое держалось на поверхности лишь благодаря воздушному пузырю в одежде. Тело подняли в баркас. Оно показалось всем безжизненным. Леннард столкнул тело в воду, но входивший в команду баркаса корабельный плотник «Замалека» заявил, что он слышал, как моряк тяжело вздохнул.