Читать книгу "Стальной корабль, железный экипаж. Воспоминания матроса немецкой подводной лодки U­505. 1941—1945 - Ганс Якоб Гёбелер"

Чеха, похоже, точно так же не заботило и состояние раненых. Я не могу вспомнить случая, чтобы он проявил хоть какой-то интерес к их состоянию. Раненый вахтенный матрос получил несколько ужасно выглядевших ран в голову, которые обильно кровоточили несколько часов после воздушной атаки. Затем он впал в глубокую кому, но, выйдя из нее несколькими днями позже, почувствовал себя гораздо лучше. Мы посчитали, что он перенес сильное сотрясение мозга и несколько серьезных ран черепа, но ничего опасного для жизни. Тем не менее он должен был оставаться в койке еще надолго.

Двое других раненых пребывали в гораздо более серьезном положении. У обоих металлические осколки пробили черепные кости, мы также подозревали, что у них сломаны ребра. Положение лейтенанта Штольценберга нас особенно тревожило. Он кашлял кровью, а когда мы погружались под воду, дышал с большим трудом. Наш доморощенный медик предполагал, что у него пробиты легкие, но, не имея в своем распоряжении нужного медицинского оборудования, не мог поставить точный диагноз или справиться с внутренними кровотечениями. Во время коротких промежутков времени, когда он приходил в сознание, лейтенант галлюцинировал и часто впадал в жестокие судороги.

Мы все задумывались над иронией судьбы – почему именно Штольценберг, единственный из всех офицеров, получил такие ранения. Ведь это именно он предупредил Чеха, что после отхода из Лорьяна надо сбросить прощальные цветы, и сказал про удвоение вахты в день воздушной атаки Силлкока. По лодке начали распространяться суеверные сплетни, что Чех проклят, а праведные невинные, как Штольценберг, обречены заплатить за грехи командира.

Я также испытывал огромную жалость к третьему раненому, унтер-офицеру. Он, будучи ранен, упал с рубки через ее открытый люк и распластался без сознания у моих ног в центральном отсеке. Он находился в очень плохом состоянии: оглох и имел резаные раны по всему телу.

Он был уже довольно стар для экипажа подводной лодки, где-то под тридцать или за тридцать лет. Этот унтер-офицер располагал вполне комфортабельным рабочим местом в штабе флотилии, но его ненасытное желание стать обладателем золотого знака подводника35 привело его служить добровольцем на борт фронтовой подводной лодки. Как назло, Чех уже сделал осуществление его мечты невозможным. За пару недель до атаки Силлкока Чех пробирался через фронтальный люк с верхней палубы в боевую рубку. В люке он столкнулся с унтер-офицером, которого сбил с ног. Парень инстинктивно ухватился за то единственное, что было ему доступно: рубашку командира. Чех в ярости оттолкнул его с такой силой, что бедный парень упал на штурманский стол, разбив при этом незащищенную электрическую лампу.

Шипя от негодования как змея, Чех развернулся и за все «прегрешения» дал унтер-офицеру наказание за неловкость в виде… пяти дней строгого ареста. Такое пятно в личном деле безусловно означало конец всякой надежды на дальнейшее продвижение человека на флоте, не говоря уже о невозможности для него получить знак подводника, о котором тот так мечтал. А теперь он страдал из-за этих страшных увечий, также полученных, возможно, благодаря Чеху.

Тот факт, что Чех столь беззаботен в отношении состояния этих раненых, заставлял нас качать головами в непонимании. Даже самый старый «морской волк» в нашем экипаже еще никогда не встречал подобного командира! По мере того как проходили дни, истощение, отчаяние и ненависть стали сливаться в единое раскаленное добела пламя неразличимых эмоций, которые горели в наших сердцах. Мы были германскими моряками, и между нами никогда не вставал вопрос о неповиновении, не говоря уже о бунте. Но, мой бог, как же мы ненавидели этого Петера Чеха!

Утром 22-го числа мы встретились с подводной лодкой U-68 и подводной «дойной коровой», лодкой снабжения U-462. В непосредственной близости находилась также подводная лодка U-332, но она держалась на некотором расстоянии от нас, обеспечивая противовоздушную оборону и поджидая своей очереди на получение горючего для своих дизелей.

Мы получили несколько запасных частей от U-68, но основная помощь пришла от толстобрюхой U-462. От нее мы получили всю номенклатуру необходимых нам запасных частей, инструменты, продукты и горючее. Пока мы размещали оборудование и перекачивали топливо, к нам на борт поднялся доктор и осмотрел наших раненых. Штольценберг, который находился в самом плохом состоянии, был переправлен на U-462 для экстренной операции. Заменивший его лейтенант Кнокке влился в наш экипаж в качестве второго вахтенного офицера.

Мне было поручено помогать раскладывать свежую провизию по рундукам для продуктов. Мы воспользовались этой возможностью, чтобы припрятать несколько батонов твердокопченого салями и копченых сарделек под носом у офицеров. Наш кок Тони, который следил за размещением продуктов, прекрасно видел, что происходит, но поощрил нас, исподтишка подмигнув нам. Тони и сам припрятал кое-что из вкусностей в наших тайных убежищах. Когда мы посмотрели, чем ему удалось поживиться, то были просто поражены – это оказался паштет из гусиной печенки с цельными трюфелями, другие дорогие деликатесы, явно предназначенные для офицерской кают-компании. Старый добрый Тони! Уж он-то хорошо понимал, кто своей тяжкой работой заслужил все эти деликатесы.

С этого времени, когда кому-нибудь из нас или машинного отсека хотелось полакомиться чем-нибудь вкусненьким, мы передавали друг другу секретные знаки руками или взглядом, когда подход к тайнику свободен и оттуда можно вытащить кусочек. Офицеры ни разу ничего не заподозрили. Способ этот оправдывал старинную народную поговорку: «Слова – серебро, молчание – золото».

Думаю, мы должны были стыдиться подобного воровства, но ничего подобного не испытывали. Прежде всего, мы получили продовольствие с U-462, и у нас было вполне достаточно еды. Мы ни у кого ничего не вырывали изо рта, просто вознаграждали себя за хорошо сделанную работу.

Если бы Чех обладал хотя бы половиной того здравого смысла и гуманности, которыми располагал капитан-лейтенант Лёве, нам никогда не пришло бы в голову ничего подобного. Наслаждение офицерским меню не было просто дополнением к нашей диете; это превращалось в маленький акт возмездия. Наслаждаться чистым морским воздухом, неся вахту на рубке мостика и балуя себя запретными вкусностями, было почти чувственным наслаждением. Это был, хотя бы на несколько минут, побег из вселенной, которой правил сумасшедший бог.

Получив все предметы снабжения с U-462, мы передали в штаб Дёница радиограмму, что направляемся домой. Все тайно вздохнули, представляя себе, что менее чем через три недели будем в Лорьяне, живыми и здоровыми.

Но судьба, однако, не была согласна с такой постановкой вопроса. Буквально на следующий день Чех заметил верхушки мачт парохода впереди по правому борту. Он немедленно приказал догнать его. К сожалению, наш единственный работающий дизель не мог развить такой скорости, так что пароход, словно издеваясь над командиром, медленно исчез за горизонтом.