Читать книгу "Короткие встречи с великими - Юрий Федосюк"

Стеженский пришел обедать с Андерсеном-Нексе и его супругой. Увидев меня, предложил отобедать вместе. Познакомились. Я занял место слева от писателя, усевшегося в торце стола, и внимательно слушал, взирая на него.

Нексе, полный, крупный старик с гривой зачёсанных назад полуседых волос, широкоскулым волевым лицом, очень напомнил мне внешне Бетховена, если бы композитор дожил до его лет. Повязав вокруг шеи накрахмаленную салфетку, Нексе вкушал обед с тем насладительным уважением к пище, которое свойственно людям, вдоволь наголодавшимся в молодости. А свою трудную, полунищую молодость он подробно описал в романах.

Нексе явно гордился женой, уже не первой, – рослой, довольно красивой брюнеткой, которая, хоть и не была молода (ей было явно за сорок), но вполне годилась бы ему в дочери. Обращался он к ней с нескрываемой нежностью. Жена была немкой, он познакомился с ней в Германии. Чувствовалось, что между супругами царят полное понимание и согласие.

Застольный разговор не запомнился, он явно касался проходных, бытовых мелочей. Одно лишь удивило и запомнилось: Нексе вовсю восхищался Германией и немцами. Тогда, всего через четыре года после окончания кровопролитной агрессии гитлеровской Германии, это звучало необычно и даже вызывающе, тем более что Нексе был активным антифашистом. Он высоко отзывался о немецком трудолюбии, высокой культуре этой нации, говорил о большом будущем немецкого народа. Как известно, остаток своих лет датский писатель, провёл не в Дании, которая его не признавала, а в ГДР, где он пользовался огромным почётом и уважением властей. Там же, в ГДР, пять лет спустя он умер, там же и похоронен.

В 1985 году я побывал на родине писателя – в датском городке Нексе, чье название он присоединил к своей фамилии в качестве псевдонима. Надо иметь в виду, что фамилию Андерсен носит едва ли не каждый пятый датчанин и писателю надо было как-то выделиться из сотен тысяч Андерсенов.

В доме, где родился Нексе, – а он уцелел – живут посторонние люди, которые об авторе «Пелле-завоевателя» и знать не хотят. Неподалеку от дома – памятник в виде бюста на высоком постаменте. Мы возложили к подножию венок. Скульптура мало напомнила мне живого писателя, с его подвижным и выразительным лицом, запомнившимся, когда он с аппетитом уписывал украинский борщ, которым так славилась кухня «Националя». Впрочем, таково свойство, наверное, очень многих памятников.

Генрих Бёлль

Г. Бёлль

Из всех западногерманских писателей Генрих Бёлль пользовался (да и пользуется) у нас наибольшей популярностью[46].

Поэтому делегация советских писателей (директор Института мировой литературы И.И. Анисимов, украинский прозаик Михаил Стельмах и молдавский поэт Андрей Лупан), с которой осенью 1960 года я ездил по ФРГ, пожелала непременно встретиться с Бёллем.

Бёлль принял нас 29 ноября в своей обширной одноэтажной вилле в деревеньке Мюнгерсдорф около Кёльна. То была не летняя дача, а постоянное обиталище писателя.

Было сумрачно, свет не включали, и весь этот недолгий визит мне вспоминается в каком-то полумраке. Высокий, моложавый, с нервно-подвижным лицом, писатель принял нас весьма любезно. У него уже был гость – его друг, молодой литера туровед Рюле, который молча присутствовал на беседе. Фамилия Рюле нам тогда ничего не говорила, позднее выяснилось, что это весьма деятельный антисоветчик.

Бёлль, усадив нас на широкий диван, сразу же огорошил советских гостей:

– Весьма рад вашему визиту. Я как раз читаю книгу, которая всё глубже раскрывает передо мной вашу родину. Это мемуары Троцкого.

Мы сделали невольное глотательное движение и промолчали. А Бёлль как ни в чем ни бывало продолжал:

– Как тонко Троцкий чувствовал душу русского человека! И вообще – какой трогательно искренний, благородный и талантливый человек этот ваш Троцкий. Как увлекательно написал он свои воспоминания!

Наступившую паузу наконец нарушил глава делегации Анисимов:

– Троцкий не пользуется у нас уважением. Это политический банкрот. Народ его отверг.

– Вот это-то и знаменательно! – с живостью откликнулся хозяин. – Трагедия непонятого, честнейшего идеалиста. Недаром говорится, что несть пророка в своем отечестве. По книге видно, что это за чистейший человек.

Рюле молча улыбался.

Наконец удалось столкнуть Бёлля со скользкой темы. Он с жаром принялся рассказывать о своей недавней поездке в СССР, о встречах с советскими писателями, о том, как важно для взаимопонимания между обоими народами расширять и укреплять контакты. Недавно у него побывал журналист Лев Безыменский, он тоже об этом говорил. Бёлль всей душой за это, потому что страстно любит Россию, русского человека с его фанатизмом, широкой и неразгаданной душой.

С благоговейным трепетом Бёлль показал на висевшую у него на настенном ковре маленькую икону Богородицы – сувенир, привезённый из России.

Из всего слышанного стало ясно, что Бёлль любит не Советскую Россию, а Россию вообще, вне всяких исторических изменений, такой, как её изображали Толстой, Лесков и Достоевский. По некоторым деталям мне показалось, что Бёлль – религиозный, глубоко верующий человек.

Таков был наш визит к Бёллю. Мы вышли несколько обескураженными. Но мое общение с Бёллем имело вскоре печальное продолжение.

Через два года, в октябре 1962 года, Бёлль в очередной раз посетил СССР. Сразу же по приезде на него набросился корреспондент «Вечерней Москвы» Дранников и взял интервью. В публикации он исказил слова Бёлля, который предстал перед читателями чуть ли не как коммунист. Это вывело писателя из себя, он стал возмущаться и скандалить, грозил предать дело огласке. Всё это дошло до самого «верха», и Агентству печати «Новости» было предложено успокоить Бёлля, взяв у него новое интервью. Но не для АПН, а для профсоюзной газеты «Труд». Заранее были подготовлены и утверждены весьма невинные, нейтральные вопросы, отпечатанные затем на немецком языке.

Председатель АПН Бурков вызвал меня и предложил отправиться к Бёллю в качестве интервьюера. При этом я должен был ложно представиться как корреспондент газеты «Труд». Надо представить себе, как мало меня обрадовала подобная миссия.

3 октября я поехал в гостиницу «Пекин», где проживал Бёлль. Интервью, сообщил я ему, предназначается для завтрашнего номера газеты; передал ему листок с вопросами. Ссылаясь на усталость после поездки в Троице-Сергиеву лавру, Бёлль всячески хотел уклониться от беседы или отложить её на следующий день. Однако я был непреклонен.

Тут Бёлль заявил, что интервью Дранникова в «Вечерней Москве» настолько омрачило его пребывание в СССР, что он две ночи не спал. Я сказал, что мне и моим коллегам – московским журналистам известно, что Дранников исказил некоторые мысли Бёлля, о чём мы очень сожалеем. Тем более советскому читателю будет интересно и важно прочитать высказывания популярного писателя в неискаженном виде – с этой целью я и приехал.